В светлой горнице

Ирина ПАНОВА

Содержание

«Пред вечным миром чистоты...»

Поэтов на Руси всегда было и будет много - поэтичная душа народа, богатейший, гибкий язык, пре­красная природа никогда не дадут угаснуть этому огню. Чутко прислушиваемся мы к стихотворному слову, ловим сокровенные мысли творцов. Но если стихослагателей тысячи, то сколько же у нас поэтов настоящих, прирожденных, от Бога? Сотни, десятки? А ведь на слуху трое, четверо, от силы пятеро. И как бы мы ни называли этих нескольких поэтов — великими, народными, уникальными, гениальными - они для нас всегда любимые. А почему любимые? Мы восхищаемся их творчеством, написанными как будто о нас и для нас стихами. Страдаем вместе с ними, их раннюю гибель (всегда раннюю - таков русский крест!) ощущаем, как рану на сердце. Но и они, наши любимцы, должны являть собой, доказывать своей жизнью, что достойны нашего поклонения, что не роняли гордости, не изменяли призванию, высоким идеалам и чистоте души. Кто-то, правда, сказал: творение - всё, творец - ничто. Нет, нам важно и то, и другое: плохой человек не может создать выдающуюся вещь, фальшь всё равно будет видна.

Из современных поэтов (не будь его гибели в тридцать пять лет, он жил бы сейчас среди нас и успешно творил) нашим всеобщим любимцем стал Николай Михайлович Рубцов, поэт истинный, отдавший литературе всю свою короткую жизнь, требовательный к себе и другим, безумно любивший свою Родину, свой народ, русскую природу, нашу древность и культуру.

В истории русской литературы судьба Рубцова - едва ли не самая трагичная. Раннее сиротство, вечная бесприют­ность. Работа на траловом флоте, потом служба на Север­ном флоте, учёба в четырёх техникумах, которые не закончил («Я везде попихаюсь», - писал он другу), в Литературном институте в Москве. Завод, поездки по стране, общежития, ночёвки у друзей, на вокзалах, в редакциях газет на столах - и только под конец жизни «стоянка на якоре» в Вологде, прописка (впервые!), ордер на однокомнатную квартиру на пятом этаже хрущобы, где через год он и был убит... Такова жизненная линия. Но у каждого творческого человека, у поэтов в особенности есть еще другая нить судьбы - художественная автобиография. «Я люблю судьбу свою», - писал Рубцов. - «Я чист душою», «Пусть душа останется чиста»... Он отыскал свой путь, расслышал Глагол предна­значения. Однажды поэт сказал о любимом Пушкине:

Словно зеркало русской стихии,

Отстояв назначенье своё,

Отразил он всю душу России

И погиб, отражая её...

Эти слова и о нём, Рубцове. Он тоже, в труднейших условиях, отстоял назначенье своё, воспел свой народ, скромный русский огонёк во чистом поле, который горит, «как добрая душа», «горит во мгле, и нет ему покоя».

Пророчески звучат слова поэта:

Отложу свою скудную пищу

И отправлюсь на вечный покой.

Пусть меня еще любят и ищут

Над моей одинокой рекой.

Сегодня его «любят и ищут» тысячи и тысячи благодарных почитателей, многие стремятся проехать и пройти «по местам Рубцова», художники пишут его любимые пейзажи, композиторы - песни на стихи поэта. Особенно тянется к Рубцову молодёжь. А сколько выходит газет и журналов, сколько открывается музеев, школьных и институтских, специально посвященных ему!

Ежегодно в Международном Славянском культурном центре мы проводим вечера памяти Николая Михайловича - уже 17 лет! И вот что отрадно: народу приходит на эти вечера всё больше, желающих выступить искать не приходится, как тогда, когда мы только начинали такие встречи. Это певцы, представители литературных объе­динений, кружков, народных музеев Н. Рубцова, которые сейчас действуют во многих городах и весях, в разных окру­гах Москвы. На просьбы выступить откликаются литера­торы, которые дружили с Рубцовым, известные певцы и композиторы показывают большие циклы произведений, написанных на стихи поэта. Несмотря на финансовые трудности, удавалось издать сборники посвящений Рубцову (например, сборник «Незакатная наша звезда»), провести всероссийский литературный конкурс, посвященный 70-летию Николая Михайловича (о конкурсе мы расскажем подробнее ниже).

Хорошо, что интерес к творчеству Рубцова растет и среди литературоведов и критиков, что выходят книги его и о нем. И пусть ворчат недоброжелатели, что, мол, искус­ственно раздувается «культ Рубцова», что его поклонники просто «держат нос по модному ветру»... Подобные высказывания не имеют никакого отношения к той тяге, которую испытывает народ к «вологодскому соловью». Обращаясь к его творчеству, сейчас важно внимательно и как бы заново прочитывать Рубцова, с расстояния пройденных лет, пытаться постичь его тайны, следовать его заветам.

На земле России установлено уже шесть памятников Рубцову (в Вологде, Мурманске, Емецке, Череповце, Тюмени), в том числе замечательный памятник в Тотьме работы скульптора Вячеслава Михайловича Клыкова. Нет, к сожалению, памятника поэту в Москве, даже памятной доски нет ни на институте, где он учился, ни на общежитии, где жил. Не названа его именем ни одна столичная улица (в Вологде такая улица есть). Сейчас, когда продолжается процесс переименования московских улиц, демократы бурно кричат о присвоении имен Окуджавы и Высоцкого двум улицам - а про Рубцова опять забыли...

Установлено надгробие на могиле поэта в Вологде - мраморная плита с его барельефом. Внизу по мрамору бежит строчка: «Россия, Русь! Храни себя, храни!». Сегодня эти слова широко известны. Но что они означают? Призыв быть бдительными, не допустить новых потрясений, новых трагедий в судьбе народа. Хранить свою историю, свою деревеньку, родную природу. Хранить самобытность, незаёмность, своё, русское лицо. Он как бы обращается к Родине: будь горда, на тебя смотрит мир, от тебя многого ждут. Русский - это звучит гордо. Нам есть чем гордиться, и в основе нашей национальной гордости - высокая духовность, великая культура, честь, достоинство.

Рубцов с годами не уходит от нас, но наоборот стано­вится крупнее, ближе, нужнее.

Как будто вечен час прощальный,

Как будто время ни при чем... -

писал он, перекликаясь с нами, с сегодняшним днем.

Первородность его поэзии, русский дух, яркий талант, умение идти против устоявшихся канонов, высокое, бескомпромиссное служение Поэзии, собственное, при­сущее только ему слово, способность выразить трагизм эпохи, её тональность, «вызвать резонанс соответствующей душевной струны у читателя», по его собственным словам, сказанным о Есенине, - вот что притягивает и всегда будет притягивать к Рубцову всё новые и новые поколения. Мы сказали «русский дух» - да, он в каждой Рубцовской строчке; удивительно точно передал поэт национальные особенности наших людей, основы нашего самосознания.

Я спрашивала в московской школе, где проводила Рубцовский вечер, «проходят» ли его на уроках литературы? Завуч сказала мне, что на эту тему в 11-ом классе отводятся один-два урока - всего лишь, причем в апреле-мае, то есть под самые экзамены; в 6-7-ом классах несколько его стихо­творений даются «обзорно» в подборках «Стихи поэтов». И название подборок (как будто стихи пишут не только поэты!), и выбор стихотворений (не самых значительных у Рубцова) - всё это удовлетворить не может.

Однако вне зависимости от школьных «часов» ребята всё равно тянутся к Рубцову. Спросите у любого библиоте­каря: кого из современных поэтов спрашивают молодые? Вы непременно услышите: «Рубцова». А то еще добавят: «К сожалению, его книги частенько не возвращают; за выс­тавочными витринами с Рубцовым следить приходится...»

К Рубцову каждый должен придти самостоятельно, лично, постичь его, как понятие семьи, Родины. А в каком возрасте это произойдет - не имеет значения.

Рубцов - поэт с особой, патриотической, русской гражданской позицией. Люди, увлекающиеся его твор­чеством, относятся друг к другу, как к единомышленникам, «узнают» друг друга, перекликаются его именем. Это свойство редко найдёшь у других поэтов. Когда я собирала сборники стихов, посвященных Рубцову, и участвовала в проведении литературного конкурса «Душа хранит», я очень хорошо это почувствовала, читая поступавшие мне письма. Позиция моих корреспондентов была ясна: если ты любишь Рубцова, значит, мы с тобой духовно едины, мы с тобой товарищи. Отсюда - откровенные рассказы в письмах о жизни, размышления о наших общих бедах и чаяниях, благодарность за труд во имя великого поэта.

Сейчас уничтожается деревня. А с ней - вековой уклад, православные традиции, такие качества людей, как соборность, взаимоподдержка, товарищество. Уничтожа­ется крестьянство как класс. Даже само слово крестьяне- христиане заменяется усреднённым селяне, причем этот термин употребляет даже президент России (см. его Обращения к парламенту). То есть они все товарищи по селу: и жители барских особняков, и доживающие свой нелёгкий век старушки в деревнях. Появился и чудовищный термин: нежилые деревни. А ведь Рубцов предупреждал, что вместе с деревней уйдет и русская тайна, наша духовность:

Боюсь, что над нами

не будет возвышенной силы,

Что выплыв на лодке,

повсюду достану шестом,

Что, всё понимая,

без грусти пойду до могилы...

Николай Рубцов родился 3 января 1936 года, а погиб (задушен поэтессой Дербиной, с которой собирался на следующий день вступить в брак) 19 января 1971 года, на Крещение (удивительное его пророчество сбылось: «Я умру в Крещенские морозы, я умру, когда трещат березы...»). Появился на свет он в праздник зимнего Николы, поэтому и наречен был Николаем. Своим покровителем и охрани­телем считал Святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских, чудотворца. Образ Святителя (были и другие иконы) стоял у него в квартире на тумбочке. В роковую ночь 19 января икона упала и разбилась. Так совпало, что имя Святителя носит и деревня, где сирота Рубцов восемь лет воспитывался в детском доме и учился в школе (сейчас там работает музей поэта).

Укоряют поэта: он не был крещен. Откуда это известно? В то время своё православие не афишировали. Рубцов - пример высоконравственного, православного человека. И хотя у него нет прямых обращений к Богу, но есть стремление ввысь, к горним высотам, есть любование «звёздными люстрами», «звёздными салютами», либо тихой звездой полей, которая «горит, не угасая». В его стихах небо, звёзды - символ духовной выси. Поэт ощущал себя стоящим перед Всевышним, слышал звуки, «которых не слышит никто», в зимнем лесу его словно завораживало «чудное пение детского хора», «незримых певчих пенье хоровое». В рукописи остался вариант строки известного стихотворения «Тихая моя родина»:

Где же могила, не видели?

Поле до края небес.

Тихо ответили жители:

- Каждому памятник — крест.

Так мог написать только верующий человек, право­славный: ведь здесь не только дань вековой русской традиции - устанавливать кресты на могилах, но и искрен­няя вера. Не будем гадать, почему такая сильная строка осталась в рукописи: и для Рубцова, и для нас сейчас ясно, что она никогда не была бы напечатана в то безбожное время. А сколько же таких шедевров осталось «опублико­ванными» только в голове поэта! Ведь он, вечно бездомный, не хранил черновиков, называя свою голову собственным архивом.

В подтверждение мысли о православии Рубцова приведём слова архимандрита Тихона, который сказал о поэте: «Будем за него молиться, так как, судя по его стихам, он был крещен».

В поэме «Разбойник Ляля», в ряде стихотворений мы видим обращение Рубцова к нашим корням, истории, славянской и русской древности.

Виднее над полем при звёздном салюте,

на чём поднималась великая Русь.

Поэт пишет о «державном Московском Кремле» с его таинственными звонами (тогда еще службы в Кремлёвских соборах не шли), о Ферапонтове с изумительными фресками Дионисия в храме, о древнем рукотворном чуде - храме Софии в Вологде. Он видит «село с колокольнею древней», «как сон столетий, Божий храм», ему был «слышен глас веков». Он гордится святыми и возвышенными русскими традициями, народной символикой, народным характером, которому присущи такие черты, как совестливость, скромность, доброта, мудрость. Сетуя на современную ему безбожность, он даёт понять, что это наносное, временное, что в глубине сознания, генетически народ остаётся верующим.

Люди, близко знавшие Рубцова, вспоминают в своих работах о нем эту его черту - порыв к Богу. Так, в книге Н.Старичковой «Наедине с Рубцовым», автор, близко знавшая поэта в течение последних пяти лет его вологодской жизни, дружившая с ним, рассказывает, как реагировал он на не всегда корректную редакционную правку. Однажды он процитировал строки из опубликованного стихотворения «Выпал снег»: «Жизнь порой врачует душу... Ну и ладно! И добро».

«Жизнь! Это не то, - сказал Рубцов. - У меня здесь Бог. «Бог порой врачует душу». Но я заменил: так ведь не напечатают. Пусть будет - жизнь».

Или вот такие рассуждения поэта, также записанные Н.А. Старичковой:

- «Бог всё-таки есть! Это точно! Ну, как иначе объяснить, если ребёнок еще совсем маленький, а улыбается. Значит, он что-то видит. Это ангелы с ним...»

Несмотря на некоторые расхождения в датах и фактах, биографы Рубцова донесли до нас основные вехи его жизни. Поэтому не будем подробно останавливаться на судьбе поэта, однако совсем обойти вниманием её мы не вправе, поскольку разные события отражены в стихах Николая Михайловича, повлияли на их создание.

Казалось бы, благополучию Рубцовых ничто не угрожало. Была дружная семья: отец Михаил Андриянович, мать Александра Михайловна, три дочери: Раиса, Надежда, Галина, сыновья Альберт и Николай — младший, пятый ребёнок в семье. У отца меняются места работы, поэтому Рубцовы много переезжают: деревня Самылково на Вологодчине, город Емецк Холмогорского района Архангельской области, где и родился Николай, Вологда. У отца была всегда хорошая работа: продавец в сельпо, начальник ОРСа леспромхоза, сотрудник горкома партии. Михаил Андриянович хорошо играл на баяне, дети тоже росли способными: брат Альберт играл на баяне, раньше Николая начал писать стихи, сестра Надежда обладала прекрасным голосом.

Но словно злой рок тяготел над семьей: умирают сестры Рая, потом Надежда, уходит на фронт отец, так и не вернувшийся после Победы к детям (у него уже была другая семья). В 1942 году, когда Коле было шесть лет, умирает Александра Михайловна. Всю свою жизнь поэт вспоминал любимую матушку, горестно переживал её уход, часто, как никто в нашей литературе часто, обращался к матери в стихах.

Для Николая начинается сиротский период. Красковский, потом Никольский детдома, причем с братом и сестрой он был разлучён. Восьмилетнее пребывание в Никольском приюте оставило у него не только горестные, но и добрые воспоминания.

Шестнадцатилетним мальчишкой Рубцов открывает свой рабочий стаж - поступает кочегаром на тральщик в Архангельске. Потом четыре года флотской службы на Северном море (уволился в запас старшиной второй статьи), учёба в техникумах (смена их свидетельствует о поисках поэтом своего пути), в вечерней школе, в Литературном институте (очно и заочно), который закончил. Дальше биографы называют период жизни Рубцова «бродяж­ничество». Но так ли это? Поездки поэта по России, на Алтай, в Ташкент - не были ли они попытками познать Родину, набраться опыта?

Оседлый период - вологодский. В 32 года Рубцов получает (впервые!) прописку, через два года - наконец-то собственное жильё на улице А. Яшина (так совпало, что Александр Яковлевич был его любимый друг и учитель). И всё - гибель в 1971 году 19 января. Уже посмертно в 1986 году, когда отмечали 50 лет со дня рождения поэта, его именем назвали улицу в Вологде, а в Тотьме, где Рубцов учился в лесотехническом техникуме, был открыт ему памятник работы скульптора Клыкова.

Почти сорок лет отделяют нас от трагической гибели Рубцова, всколыхнувшей всю Россию. За это время вышло немало книг воспоминаний, статей и очерков о поэте. Знакомых у него было много — и друзей-приятелей и просто тех, с кем встречался. Начиная с детского дома, и потом на флоте, во время учебы и работы, в редакциях, литературных объединениях и общежитиях он всегда был в коллективе, окружен людьми. Слава притягивает, а он был так ярко талантлив, что всегда выделялся из своей среды. Конечно, многие его запомнили и сейчас охотно рассказы­вают о встречах с поэтом. Как всегда, находятся и доброхоты, которые и присочинить могут, и, за давностью времени, перепутать Рубцова с кем-то горазды. Но больше воспо­минаний добрых, написанных с симпатией к поэту. Читаешь такие строки и радуешься: все его вроде любили, все помогали, как могли... Что же упустили друга, не пособили в простейших житейских вопросах ему, бедствовавшему всю жизнь без кола, без угла? Что же не успокоили его, когда он метался, боясь преследования, не разогнали бродяг и алкашей, когда те осаждали его днем и ночью, стоило только поэту получить однокомнатную квартирку в хрущобе?

Очень во многих воспоминаниях - как сидели с Рубцовым по ресторанам-закусочным, выпивали, как он «заводился», выдавал всяким-прочим по первое число... Понятно, у нас поговорить — значит «посидеть», а «посидеть» — значит выпить, а то и напиться. Рубцов искал дружеского участия, человеческого тепла - отсюда и посиделки.

Приведу еще одно важное свидетельство Н.А. Старичковой, потому очень важное, что Нинель Александровна - медицинский работник:

«Он не был алкоголиком, как пытаются некоторые в своих воспоминаниях его представить. Ни тяги к крепким спиртным напиткам, ни известного похмельного синдрома у него не было. Любил сухое вино, и особенно шампанское, а когда не позволяли деньги, довольствовался дешевым вином. Попадал к дебоширам, сам ершился».

Здесь уместно вспомнить слова самого Рубцова: «Поэт нисколько не опасен, пока его не разозлят». Он дал себе характеристику в стихах; поэзия ведь - лирический дневник, и о чем бы она ни говорила, в центре всегда - мой ум, моя душа. В письмах Рубцова находим признание: «После нескольких написанных мной стихов мне необходима разрядка - выпить и побалагурить».

Так нет, в воспоминаниях он часто бесшабашный, смутьян, дебошир. Печатаются протоколы милицейских задержаний, товарищеского суда, приказы об исключениях из института. Всё это — для того, чтобы подогреть людское любопытство, на потребу обывателю: если есть «завлекаловка», то и покупают книгу шибче. Как будто Рубцов залёживается на прилавках! Его книги и так днем с огнем не сыщешь.

Из воспоминаний о поэте мы выделяем книгу Н. Старичковой, потому что написана она искренно, человеком, любившим Рубцова («Я его боготворила»), понимавшим и его гениальность, и его общерусское значение. Она переживала за него, за то, что ведет изнурительным образ жизни, не бережёт себя, не даёт отдыха воспалённому творчеством мозгу. Мы благодарны ей за откровенность, скромность, за передачу много­численных черточек жизни Рубцова, ценных для нас.

Некоторые авторы воспоминании о Рубцове пишут о нём, как о деликатном и застенчивом человеке, и все подчеркивают его скромность. Он никогда ни на что не жаловался, наоборот, бодро определял свою участь: «Я люблю судьбу свою, я бегу от помрачений...», «Доволен я буквально всем...». Знал, что помочь себе может только он сам - хозяин-барин своей судьбы, ищущий свою дорогу:

Мы сваливать не вправе

Вину свою на жизнь.

Кто едет, тот и правит,

Поехал, так держись!

Я провода оставил,

Смотрю другим вослед.

Сам ехал бы и правил,

Да мне дороги нет.

(«Мы сваливать не вправе...»)

Только раз в письме посетовал на нехватку - отсутствие пишущей машинки, что действительно было для него проблемой, и то смущенно назвал своё сетование «жалобами турка». Отрешенность от соблазнов мира сего, углубленность в раз избранную стезю - Поэзию - именно это помогло ему сохранить чувство собственного досто­инства, выработать в себе неуязвимость от внешних обстоятельств, обрести внутреннюю свободу.

Авторы книг о Рубцове подходят к этой теме по- разному: одни вспоминают его поступки, слова, другие разыскивают детали биографии поэта и его родных, находят в газетах и сборниках публикации ранних стихов, собирают письма. Всё это очень важно и нужно, всё - в копилку наших знаний об облике Николая Михайловича. К сожалению, часто у разных авторов возникают несоответствия в датах и деталях, расхождения. Сам Рубцов о себе писал очень скупо - автобиографии при поступлении на учебу или работу, - отсюда и расхождения. Полной биографии поэта, что называется академической, на которую можно было бы ссылаться, еще не создано. Особенно большая разница в изданиях его стихов - и по тексту, и по датам написания.

Ревизия судьбы и жизни Николая Рубцова необ­ходима, и эта необходимость всё острее с каждым годом. Пока же главный ориентир - стихи самого поэта, творчество которого - биография его души, рассказ о его судьбе.

Что же касается критиков и литературоведов, то их работ, посвященных Рубцову и доступных широкому читателю, могло бы быть и должно было бы быть значительно больше. Как, какими средствами достиг поэт такого мастерства? Каковы его излюбленные темы, образы, поэтические приёмы? Необходимо определить его место в литературе - как связующее звено современности с классикой, мостик к новому витку поэзии.

Рубцов оставил нам свою тайну, которую мы должны попытаться разгадать. В его стихах словно разлит мерца­ющий, загадочный свет, их нельзя разъять, «поверить алгеброй гармонию», как писал А.С. Пушкин. Вот, например:

Ну что ж, моя грешная лира,

Я тоже простой человек,

Сей образ прекрасного мира

Мы тоже оставим навек.

Но вечно пусть будет всё это,

Что свято я в жизни любил:

Тот город, и юность, и лето,

И небо с блуждающим светом

Неясных небесных светил.

Понять эту живопись словом, эту мерцающую музыку - значит приблизиться к его тайне.