И тут я опомнилась: "Что же это я делаю! Он доверил мне ключ, а я своими руками (он же не отбирает) отдала, отказалась от него". Встала, подошла к окну, взяла ключ и снова положила себе в карман.

Мне было слышно, как они на кухне о чем-то негромко разговаривали. Потом (уже громко) я услышала фразу:

- Я "Плиску" в магазине видела. 

А Коля тоже громко, резко:

- Что же ты ее не купила?

"Да они уже на "ты", видимо, старые знакомые", - подумала я, как пришибленная, продолжая сидеть одна в комнате. Мою задумчивость прервал голос Коли из кухни: "Будешь чай?" "Не знаю..." - машинально ответила я, как будто кто-то спросил: "Ну, и что ты теперь будешь делать?"

Через короткое время женщина, улыбаясь, вышла из кухни ко мне для знакомства.

"Я - Люда", - так она себя назвала.

Я назвала свое имя и продолжала молчать. Тогда Колина знакомая стала засыпать меня вопросами. Первым долгом спросила, есть ли у меня дети. Услышав отрицательный ответ, отметила: "Это плохо."

Потом был вопрос - издана ли моя книжка стихов. (Видимо, Коля сказал, что я пишу.) И опять услышав в ответ "нет", она с заметной гордостью сообщила, что у нее уже есть первая книжка. 

"Я вам ее подарю", — улыбаясь и блестя глазами, продолжила она. И повторила снова: "Обязательно подарю." Как будто этим хотела меня осчастливить. 

Во время нашего разговора Коля не выходил из кухни. И вот появился с тем же озабоченным видом и сообщил мне, что он уезжает в Тотьму. Билет уже куплен. 

А Люда, обратившись ко мне, сказала, что она тоже уезжает, но завтра, что в Вологде просто проездом. 

Вышли вместе.

На перекрестке, к выходу на Советский проспект Коля остановился и со словами — "Мне еще к Белову" - дал мне понять, что мне в другую сторону. 

Люда (позднее я узнала, что ее фамилия Дербина) продолжала улыбаться, что-то говорила мне, что, мол, еще увидимся, рада познакомиться. 

И я не оглядываясь, в какую сторону они направились, быстрым шагом пошла домой.

Возле речного вокзала с большим чемоданом в одной руке и книгой в другой меня окликнул Виктор Коротаев. Он нервничал, постоянно посматривал на часы.

- Ты не видела Рубцова? 

- Видела. Они пошли сейчас с женщиной к Белову.

- К какому еще Белову! - резко выкрикнул Виктор. - Ему же сейчас уезжать надо! И я опаздываю, в прачечную собрался. Скоро там закроют. Мне эту книгу надо ему передать.

Прошло еще несколько минут. Коля на горизонте не появлялся. Виктор, уже окончательно выходя из себя, просит меня:

- Не можешь к нему сходить? Поторопить. Скажи ему, что я его жду.

Я согласилась. Почти побежала. И встретила их, идущих не спеша, любезно беседующих между собой, возле перекрестка улицы Пирогова и Советского проспекта. 

Коля нес в руке чемоданчик. Увидев меня, помахал рукой.

Запыхавшись от быстрой ходьбы, выпалила просьбу Виктора. Я вместе с ними быстрым шагом пошла к пристани и отрапортовала уже улыбавшемуся Виктору: "Вот привела..."

Виктор передал Коле книжку и задержался еще на мгновение, проводив взглядом обоих, спускающихся на посадку к пароходу.

Вдруг Коля отошел от своей спутницы, подбежал ко мне, отозвал в сторону:

"Ты не ходи сегодня туда, вниз. Я с ней просто так, по литературным делам."

Когда он скрылся в проеме, Виктор обратился с усмешкой ко мне:

- А ты что сегодня не провожаешь? Или третий лишний?

- Так получается, - ответила я, тоже стараясь улыбнуться.

Виктор ушел, не дожидаясь последнего пароходного гудка. А я домой не спешила. Из-за дебаркадера парохода не было видно и я прошла вперед, к домику Петра I, на возвышение.

Когда пароход появился перед глазами, у меня словно ноги подкосило (думала упаду). Коля и Люда стояли на палубе рядышком. Люда держалась руками за поручни, а Коля облокотился и от этого казался, по сравнению с ней, таким маленьким. Оба весело смеялись.

Они, конечно, увидели меня. Что-то сказали друг другу, потом Коля опустил голову, стараясь не смотреть в мою сторону.

Пошла домой расстроенная. Но убеждала себя, что он имеет право на свободу. Не жена я ему! Не жена! Пусть делает, что хочет.

Мне не стоит больше заходить в его дом. Не для меня такие "игры".

Так решила я. А Коля все делал иначе.

После прогулки с поэтессой Дербиной он, как ни в чем не бывало, явился ко мне. Только зашел и сразу: "Есть такой цветок - маттиола?"

- Да, - говорю, - есть. Даже бытует поговорка: "Сад без пиона - не сад, букет без маттиолы - не букет". Такой это невзрачный, но душистый цветочек.

Услышав это, Коля спешно уходит, коротко сказав: "Мне надо..." На следующий день он приходит сияющий, усаживается на диване и сообщает:

- А я стихи написал про Тотьму. И начинает читать: 

Тот город зеленый и тихий. 

Отрадно заброшен и глух...

Потом появляется и маттиола, и радиола, и глаза девочки нежной - все то, что было в его юности.

- Ну, как?

Это обычный его вопрос.

Я похвалила его стихи, но сказала, что это не Тотьма. Это можно отнести к любому городу в глубинке. Надо что-то характерное для Тотьмы. Рассказала ему, какой я видела Тотьму в 50-е годы. (Я работала в то время на Тотемском соле-лечебном курорте медицинской сестрой.) Мне было 22 года. Коля тогда учился в Лесном техникуме. Ему, наверное, было 17. Интересно, что у нас на работе в это время организовали экскурсию в Колино учебное заведение (это же бывший монастырь), но я почему-то не поехала. Если бы и поехала, то Рубцова все равно бы не увидела. Было лето - каникулы! (Но это так, к слову.)

А Коле я рассказала про ров и березку у киоска, где продавали клюквенный морс. Вокруг киоска были заросли крапивы, жужжание мух.

- Но ведь я это тоже видел! - Коля согласно закивал головой.

Вскоре появилось и стихотворение, и характерная для Тотьмы вставка :

...Достойно, без лишней шумихи

Поет как в деревне петух

На площади главной... Повозка

Порой громыхнет через мост.

А там, где овраг и березка.

Столпился народ у киоска

И тянет из ковшика морс.

И мухи летают в крапиве,

Блаженствуя в летнем тепле...

Я выдерживала принятое решение - не заходить в Колину квартиру. А он по-прежнему приходил ко мне, как будто никакой поездки с Дербиной у него не было. Однажды (видимо по привычке оставлять о себе память) открепил от пиджака значок "Лодейное поле, 1702" и прикрепил к моему костюмному платью.

Я уже привыкла к его неожиданным фокусам, поэтому не удивилась. Но в шутку сила: "Что это? В обмен на мой значок "Тысячелетие России", который ты даже не сохранил?" 

Коля улыбнулся: "Но я же его Васе, Александрову..." (Сыну Германа Александрова.)

Вскоре в продаже появилась Колика книжка "Душа хранит". Серенькая такая. Не броская. В мягкой обложке. Но рисунок выразительный - домик со светящимся окошечком, рядом деревце. То, что действительно хранила его душа.

С этой книжкой в руках я увидела его в автобусе, когда возвращалась с работы. Он сказал, что едет к Борису Шабалину (редактору районной газеты "Маяк"). Колю часто там печатали. Его даже по-дружески пригласили на юбилей газеты. Рассказывал, что на банкете тосты произносили и предложили слово ему. И он сказал: 

За Вологду, землю родную, 

Я снова стакан подниму.

И снова тебя поцелую, 

И снова отправлюсь во тьму. 

И вновь будет дождичек литься...

Пусть все это длится и длится!

На другой день (после встречи в автобусе) пришел рассерженный: 

- Когда придешь ко мне и заберешь свой зонтик? У меня все спрашивают и спрашивают: "Чей это у тебя зонтик?" . 

- Ладно, - говорю, - пойдем. Я заберу зонтик.

Так опять я появилась волею судьбы в его квартире.

В комнате был беспорядок. Присутствия женщины не чувствовалось. На письменном столе рядом с журналами и чистыми листами бумаги (не на тарелке, а на голой столешнице) горкой лежала крупная кисть зеленого винограда. Это мне и бросилось в глаза при входе. Коля перехватил мой взгляд и, сделав рукой жест в сторону стола, сказал:

- Вот. Это он! 

- Кто он?

- Рыболовов. Он у меня жил. И я его выгнал. 

- Как так выгнал?

- Я все разрешал. Живет, как у себя дома. Моется, стирается... Рукописи Белова читал. Это же не ему дали! Я был взбешен, кричал на него. Он спокойно так стал собираться. И все говорил: "Я сейчас... Я сейчас". И, вот, оставил... 

Коля опять посмотрел на виноград, поморщился, покачал головой: "И прямо - на стол, -так..." Потом быстро посмотрел на меня: "А может он отравленный?" 

Осмотревшись в комнате, я увидела возле входной двери, рядом с миниатюрным комнатным термометром, портрет Брежнева. Он был вырван из газеты и приколот к стене иголкой. И сразу вспомнилось: "А со стены смеется вождь всего советского народа." Оказывается правду тогда высказал, ничего не придумал.

Коля был очень встревожен, боялся преследования. Сообщил мне, что поздним вечером, иногда даже ночью кто-то приходит к двери. Начинает звонить, стучать. Я не отзываюсь.

- Может, это добрые люди, - успокаиваю я его.

- Нет, - отвечает он, - это мои враги. Посиди немного. Услышишь. Уже два дня, около этого времени, как будто кованым сапогом в дверь бьют.

И, действительно, через некоторое время я услышала этот стук. Не было звонка в дверь, а был стук. Не оглушительный, но слышимый. Кто-то действительно пинал сапогом в дверь. Жуткое ощущение. Мы притихли, как мыши. Наверное, целый час сидели, не проронив ни слова. Стала собираться домой.

- Я тоже пойду, - говорит Коля, - к Белову. 

Мы вышли на улицу. Было еще светло. И Коля обратил внимание и показал мне на маячащую (вдалеке, во дворе) уходящую фигуру мужчины в сапогах и телогрейке.

- Может это он?

Волнение Коли передалось мне. Чувствовала, что ему, пожалуй, нужен постоянный телохранитель. Кто-то должен постоянно жить с ним. Если не я, то кто?

Я уже стала забывать о его поездке в Тотьму с Людмилой Дербиной. В какое бы свободное время я не приходила, Коля был один. Даже с "ночной бабочкой" я больше не сталкивалась. 

Коля болезненно реагировал на каждый звонок в дверь. Чаще мы отмалчивались. А иногда он, съежившись, посылал меня сообщать, что его нет дома. Однажды ответила отказом, а Коля вдруг залепетал: "А ты спроси, спроси, кто меня спрашивает..." И тогда за дверью громко произнесли: "Шириков." Коля как закричит: "Ну, что же ты! Открывай! Это же Володя! Шириков!" Я открыла дверь и Коля, даже не дав спокойно войти, с поднятыми кверху руками бросился навстречу гостю, схватив в охапку, потащил внутрь комнаты. Они о чем-то очень оживленно поговорили, как будто давно не виделись и им необходимо было выговориться. Я не стала мешать их встрече, оставила вдвоем.

Вспоминая этот визит, мне припомнился еще один случай. Это до сих пор остается для меня тайным. Как я уже рассказывала, Коля не отзывался на звонки. И я с его разрешения (расхрабрившись, решила посмотреть, кто за дверью.) На вопрос "Кто?" не было ответа.

За дверью стояла женщина. Увидев меня, она низко наклонила голову, словно поправляла на ноге подвязку.

- Вам кого?

- Ивановы здесь живут? - услышала в ответ.

- Нет, Вы ошиблись, - сказала.

---