Он с поклоном вручил цветы молодой полной женщине со светлыми волосами и довольный, улыбающийся, вернулся обратно.

- Коля, кто это? - излишне любопытно спрашиваю я.

- Это она.

- Катя?

- Да. Она сегодня не работает. Отдыхает со своими друзьями.

И, убеждая меня, продолжает: "Имеет же она право и отдохнуть!"

На этом представление не окончилось. Он вернулся за стол, но продолжал, не сводя глаз с "намеченного объекта", говорить любезности (но не пошлости), потом стал читать "Улетели листья с тополей" - громко, с жестами, так, что сидящие в зале посетители стали поглядывать на наш столик.

Тогда я, испугавшись возможных неприятностей, стала шепотом уговаривать Колю быть спокойнее или уйти совсем. В ответ он вытащил бумажную салфетку из стаканчика, что-то написал и подсунул мне.

Читаю: "Не обращай внимания." Мне ничего не оставалось, как написать (подыгрывая ему): "Слушаюсь!"

Колин спектакль продолжался. Он опять встал и пошел к столику Кати. Спутники ее смотрели на Колю не одобрительно. А он пытается взять руки женщины в свои, пытается заигрывать. Женщина отшучивается, улыбается. 

Коля опять возвращается на свое место. И только теперь, словно впервые меня увидев, обращается ко мне, как к своему приятелю: 

- У нас ничего нет? (Бутылку "кадуйского вина" они выпили на троих).

Смотрю на него (не очень пьян), как себя дальше поведет? (У меня трешник в плаще, в кармане). Коля уже требовательно: "Почему молчишь?" Признаюсь, что есть три рубля, но предупреждали в раздевалке, что выдадут одежду только при выходе.

Коля и тут нашелся: "А мне дадут! Пойдем вместе." 

И действительно, пожилая гардеробщица в ответ на его просьбу только улыбнулась. Позволила взять деньги и пожелала хорошего отдыха.

- Ну и чудеса! - думаю. - Гипноз у него что ли?! 

Коля взял еще бутылку "кадуйского". Пил без закуски, как пьют напиток. Спектакль больше не разыгрывал. (Наигрался?) Пожалуй, да.

Домой я его не провожала. Он довольно крепко стоял на ногах. И пошел один. 

...Это, по своему разное, отношение поэта Рубцова к женщине мне пришлось наблюдать и в дальнейшем. 

Приехала ко мне Марина, родственница из Тотьмы. Она только что закончила десятилетку и решила поступить в институт. 

Коля, как только ее увидел, сразу включился в игру.

Вначале был вопрос прямо с порога: "Кто это?" Потом со словами - "Я сейчас" - быстро ушел.

Возвратился минут через 10 - 15 и несет, как яблоко, на ладони красный помидор. (В это время это было дорогостоящее лакомство - 8 или 10 рублей килограмм). 

Девушка отдыхала на "рубцовском" диване, Он подошел, встал перед ней на колени, театрально протянул румяный плод и произнес: 

- Выходи за меня замуж!

Смотрю на эту сцену и не могу понять: или это обычная его шутка, или на этот раз говорит всерьез?

Может, это идеальный женский тип, который нравился Рубцову? 

Полненькая, счастливая своей молодостью, с трогательными веснушками на круглом личике, девушка улыбкой отозвалась на рыцарское к ней внимание. 

Видела еще раз Рубцова, преклонившего колени перед женой Германа Александрова в его квартире.

Германа дома не было. Его жена Светлана встретила нас довольно приветливо. 

Я удивилась жизнерадостности этой женщины. Это была не квартира, а какое-то убогое жилище: дощатый сарай, совершенно не приспособленный для жилья. 

Светлана отошла на минуту от своих кастрюлек, тарелочек, присела к нам, чтобы поддержать разговор.

Тут Коля встает перед ней на колени, ловит руки и опускает лицо в ее ладони. Светлана посмотрела на меня, усмехнулась, сделала едва уловимое движение губами над его головой. Это должно было означать, что она замужняя женщина и не принимает всерьез рубцовского ухаживания.

Мягко отодвинув Колю со словами - "Я сейчас помидорчиков приготовлю с укропчиком, как Герман любит", - она отошла к столу.

Восхищался Коля и мудростью, тактом, терпением, сердечностью Марии, жены Николая Шишова, где тоже нам приходилось бывать часто.

- Ты будь такой, как она! — кивает он в ее сторону головой.

Я тоже в тайне восхищаюсь терпением, тихим добрым свечением этой женщины даже тогда, когда в доме был настоящий там-тарарам. (Откровенно скажу, что попойки мне были не по душе). 

Однажды зашла в квартиру Шишова и увидела лежащего на сдвинутых стульях отяжелевшего Колю.

Мне сразу вспомнились его строчки: "Дышу натруженно, как помпа..."

Видно было, что у него осталось сил только на то, чтобы открыть глаза. Тяжело приподнимая веки, он обжег меня горящим взглядом и сказал громко тоном приказа: "Ты - останься!"

Поняла, что предстоит продолжение пирушки, что, видимо, его друзья-поэты ушли за очередной порцией спиртного. Но такое не для меня, и я не послушалась - ушла.

Особое отношение было у Коли к Марии Семеновне Астафьевой. Мне кажется, что у него было к ней теплое сыновье чувство.

Когда я сказала, что мне очень нравится Мария Семеновна, он согласно закивал головой и сказал: "Мне тоже."

Внимательно посмотрел на меня и дополнил: "И ты будь такой, как она. Ты учись у нее."

...В моем доме по-прежнему с приходом Коли появлялся и Юрий Рыболовов. Летнее время у него было отпускное и он приезжал в Вологду из Ивановской области, где было постоянное место жительства. Поскольку у Коли появилось свое жилье, то не меньшее время Юрий проводил и даже жил у него. Мне запомнился день, когда в обеденное время и Колю, и ивановского гостя нечем было накормить. Я сварила картошку в мундире и принесла на стол горячей, разваристой. (Вспомнила, как было у бабушки в деревне. Правда, там была еще редька с квасом. Ну, а у меня - капуста квашеная.) Была бутылка столового белого (дешевого - рублевого) вина. Коля внимательно посмотрел на стол и, усмехаясь, сказал:

- Картошка - для Юры, вино - для меня. 

А Юрий совершенно серьезно сказал:

- Да, я картошку люблю. И капусту люблю.

- А я люблю вино! - улыбаясь, то ли в шутку, то ли всерьез высказался Коля.

Как я уже рассказывала, в нашей квартире продолжал жить и спать на "рубцовском" диване родственник Виктор Иванов.

Коля уже не оговаривал его, что, мол, "мой диван" занял, а старался разговаривать, как умудренный опытом советчик. Главное, что он посоветовал - это, чтобы не думал вступать в партию.

- Это все лишнее, все ненужное. Со временем оно уйдет, а народ останется. Виктор согласно кивал головой: "Знаю, знаю..."

Однажды, когда Коля пришел ко мне в квартиру с поэтом Борисом Чулковым, Виктор, смутившись, выскочил из комнаты. Это не осталось для Коли незамеченным: "Чего это он?" Причина была в том, что у Виктора не был сдан зачет по немецкому языку. (Чулков в то время преподавал в Политехническом институте.)

- Ax, это! - Коля даже рассмеялся. И стал умолять Бориса поставить ему зачет: "Ну, что тебе стоит сделать доброе дело!" Долго умолял, пока не добился своего. Борис сдался:

- Ну, ладно! Пусть зачетку несет.

И Коля стал таким радостным, таким светящимся, словно ему подарили что-то очень ценное.

(...Мне осталось только диву дивиться. И это тот же самый Рубцов!) 

...Через несколько дней, как я опустила в почтовый ящик письмо для художницы Джанны Тутунджан и мы провели вечер в ресторане "Якорь", Коля прибежал ко мне очень взволнованный.

Пришел ответ от художницы, что она не сможет выполнить его просьбу — оформить обложку новой книги под названием "Душа хранит".

- Она ничего не имеет против меня, - поясняет мне Коля. - Она просто не сможет это мне сделать. У нее очень много работы. Я теперь не знаю, что мне делать. Рукопись уже подписана к печати, а обложка не готова.

Тогда я предложила:

- Давай сходим к Нине Витальевне Железняк. Она очень добрая женщина, неплохо оформляет книги Владимира Степановича Железняка. Может согласится... 

Решили не откладывать на завтра, хотя на улице шел проливной дождь. Я взяла с собой сиреневый саржевый зонтик. И мы вдвоем, тесно прижавшись друг к другу, быстрым шагом направились к мосту 800-летия Вологды.

Помню, что на подходе к дому, был очень грязный двор. Мы ступали по дощечкам, кирпичикам. И Коля произнес: 

Какую слякоть сделал дождь, 

Какая скверная погода, 

А со стены смеется вождь

Всего советского народа.

Я тогда подумала: "Слякоть - ладно, а при чем здесь вождь?" 

Железняки приняли нас очень приветливо. После разговора о цели нашего визита, Коля на предложенный стул уселся по особенному, оседлав его, а руки положил на спинку.

Владимир Степанович сразу увлек Колю своим разговором об искусстве. И Коля, словно забыв зачем пришел, с искренним вниманием стал слушать собеседника. Тут Нина Витальевна, несколько раз посмотрев на него, взяла бумагу и начала рисовать.

Пока шел разговор, портрет Рубцова был уже готов. Бумажный листок, согнутый вдвое, оказался мал для колиных широких плеч, и поэтому часть рисунка оказалась на развороте. Не знаю, сохранился или нет этот рисунок.

В этот вечер у Железняков мы так и не смогли переждать дождь, хотя просидели довольно долго. Обратно отправились под таким же дождем с надеждой, что рисунок будет удачным. Вместе мы пришли к моему дому. Но войти Коля отказался, и я оставила ему зонт. 

Через несколько дней объяснил растерянный Коля, что художников для выполнения работ выбирают они сами. Он так и сказал: "Они сами". 

Кто это "они", я не расспрашивала. Видимо, те, кто издает.

А эскизы у Нины Витальевны уже были сделаны, они так и остались эскизами, как память о посещении поэтом. 

В конце июля или начале августа меня с работы отпустили пораньше, около 3-х часов, так как в кабинете начался ремонт (побелка, покраска), и я решила заглянуть к Коле. (Всегда, как ни странно, я появлялась в тот момент, когда этого не надо было делать.)

Коля открыл дверь и не как обычно весело, а озабоченно и негромко сказал: "Проходи", и сам ушел на кухню.

Не успела я сделать и одного шага в комнату из прихожей, как в дверях мне навстречу появилась высокая, дородная женщина. Она заняла собой весь дверной проем.

В ее облике не было ничего устрашающего, но у меня почему-то сразу мелькнула мысль: "Вот уж с этой-то мне не справиться."

Женщина, не ответив на мое - "Здравствуйте!" - прошла на кухню.

Я прошла в комнату, присела с краешку на тахту.

Из кухни в комнату, не глядя на меня, вошел Коля, взволнованно заходив по комнате, словно что-то ищет. Я почувствовала, что виновата своим присутствием. Мгновенно приняла решение больше не заходить сюда и протянула ему ключ от квартиры со словами:

- Не собираюсь никогда тебе мешать!

Он взял протянутый ему ключ и положил на подоконник. И, по-прежнему не поднимая на меня глаз, ушел на кухню.

---