Соседи, между тем, оделись и так же быстро исчезли за входной дверью.

- Почему они ушли? Они же не мешают. Пришла только узнать: "Как ты? " Я же не надолго.

Но он, не отвечая, подбегает к окну, выглядывает в него, зовет меня: "Иди сюда, быстрей, быстрей... Смотри! Видишь? "

Вижу, как его соседи вышли парой из подъезда и быстрым шагом (в ногу, как на параде) скрылись за углом.

- Видела? - вопрошает Коля. - Это не только сегодня. Они всегда так строем ходят. Это комсомольские ребята.

И тут вместо принятого в быту гостеприимства, мол, раздевайся, садись, будь как дома и тому подобного, Коля торопливо подошел к двери, повернул ключ, схватил меня в охапку, повалил меня поперек своей кровати и уткнувшись лицом в мой распахнутый ворот шубы, жарко и часто дыша, зашептал: "Гета, Гета, Гета! "

Словно молния пронзила мой мозг: "Он не видит меня, он видит ее, свою жену, он по-прежнему любит ее."

Резко освобождаюсь от сильных объятий, поднимаю упавшую с головы шайку и стараясь не смотреть на Колю (он, как вкопанный остановился посреди комнаты) открываю ключом дверь и опрометью, словно меня гонят, выбегаю на улицу.

"Почему он так повел себя со мной? "

Нахожу ответное: "Наверное жену ждал, может она уже приезжала к нему. Почему из этого делать тайну? И зачем отрицать, что не живет с ней? "

"Будем в Вологде 12, Челюскинцев 41, кв. 2. Гета, Леночка." Эта телеграмма, полученная 11 декабря 1967 года и бережно им хранимая, говорит о встрече у родственников жены, когда своего жилья у Коля еще не было.

Держу в руках потемневший от времени листочек, который буквально "выловила" из кучи мусора на квартире Рубцова. И эта телеграмма, и многие другие записки, письма подлежали сожжению после трагедии в январе 1971 года.

Теперь они, как живые свидетели прожитой жизни. Вот прямо передо мною "Сообщение' из вытрезвителя. (Все-таки он побывал там, может даже в тот злополучный день, когда получил новое жилье и отметил новоселье.)

Документ этот любопытен уже с исторической точки зрения (недаром Коля его хранил). Попробую его обрисовать. Сверху его написано: "Вывесить на видном месте", а под ним с левой стороны четверостишие:

Таких как он у нас единицы.

Но мимо их не вправе пройти,

Они мешают жить

  и трудиться,

Они помеха на нашем пути.

Под этими строчками фотография посетителя вытрезвителя (в данном случае Рубцова). Коля сидит грустный задумчивый, сложив руки на коленях. Рядом на рисунке рабочий-передовик на фоне завода и станка показывает рукой на лежащего под ног пьяницу в обнимку с бутылкой. В "Сообщении" выражалась просьба обсудить недостойное поведение гражданина Рубцова Н.М., о принятых мерах сообщить в медвытрезвитель. Определен штраф в сумме 10 рублей. Пять рублей Коля заплатил сразу - 7 декабря 1967 года (столько, видимо, и было в его кармане), а следующие уже с пеней в 30 копеек - 20 декабря. Обе квитанции приколоты к документу скрепочкой. Вот такая была страничка в биографии поэта Рубцова. Но это опять мое отступление.

Мой рассказ сам собой остановился на моем решительном поступке не видеться с Колей Рубцовым, и никого не спрашивать о нем. Так прошло довольно много времени. О себе он напомнил сам - радостным телефонным звонком в январе 1968 года.

- Неля, мне комнату дали на одного. Но там пока будет ремонт. Я сейчас приду к тебе, сходим в магазин, выберем обои. Я не хочу, как они. Может, там розовые, я не хочу такие.

"Откуда он звонил? Конечно от друзей, у кого есть телефон. Видимо, "обмывали" новое жилье."

Но Коля так и не пришел, и не звонил мне больше. Зато через несколько дней позвонили из нашего отделения Союза писателей. Говорила Лиза - секретарь-машинистка.

- Неля, Коля Рубцов заболел. Сходи к нему. Это недалеко, Набережная VI армии, 209, квартира 43.

"Заболел? Что же с ним? И почему в трубке веселый голос? "

Спрашиваю: "Что с ним случилось? " В телефонной трубке заминка, а затем тот же веселый голос: "У него грипп."

Без колебаний собралась навестить Колю. Может, думаю, температура высокая, врача надо вызвать. На всякий случай беру лекарство - тетрациклин (этот антибиотик, тогда свободно продавался в аптеке), беру со стола из вазы шоколадку, где на обертке алый кораблик с такими же мачтами и парусами (образ Колиной юности). Иду почти бегом не по мосту, а по реке, чтобы сократить расстояние. Перед выходом на другую сторону реки останавливаюсь: "Куда это меня занесло? " Высокий берег, казался еще выше из-за севшего изломами речного льда. И тропа потерялась. Не назад же идти. Карабкаюсь по "крутизне береговой", как потом в стихах Рубцов это назовет.

Вылезла наверх напротив дома, поднялась на 5-й этаж, позвонила. Через дверь женский голос спросил: "Кто? Кого нужно? " Пришлось назваться, объяснить ситуацию и дверь открылась. Передо мной стояла миловидная женщина. Она оглядела меня с ног до головы, потом показала в сторону двери: "Он там", - и ушла на свою половину. Это была соседка Коли Рубцова, с которой впоследствии Коля не раз конфликтовал.

Осторожно постучала в дверь и не услышав ответа, тихонько приоткрыла ее, предвидя увидеть лежащего Колю чуть ли не в бреду. Но... (я даже замерла в дверях от растерянности). Коля сидел на раскладушке, одетый в пальто, нахохлившийся, обхватив голову руками. Видимо, услышав шорох, повернулся в мою сторону, сердито сверкнул глазами: "Ну чего стоишь, проходи! Приходишь ко мне как репортерка." И резко, грубо: "Написать, что ли обо мне хочешь? Так напиши."

Встал, прошел к окну комнаты, оглянулся. Увидев, что я по-прежнему стою, пришибленная, готовая разреветься, смягчился, и уже другим тоном с глубоким вздохом сказал: "Неля, я серьезно. Напиши обо мне." Недоумевая, вопросительно смотрю на него. А он опять повторяет: "Да, да, напиши, обязательно напиши. Все напиши."

Его уже спокойная рассудительность вернула мне равновесие, и я начинаю рассказывать о телефонном звонке, о цели моего визита. Подаю ему лекарство с шоколадкой. Он берет в руки, словно не зная, что с этим делать. Потом произносит: "А это зачем? " "Как зачем? Это же мечты, мечты твоей юности. Пусть принесут тебе удачу! " Говорю и в шутку, и всерьез. Я хочу очень, чтобы у него все сложилось в жизни хорошо. Но каким-то внутренним чутьем понимаю, что навряд ли это будет. Вот и комнату получил, а не рад. В подселении к семье партийного работника А. В. Сидоренкова, он не получил полной свободы. Для семьи эта комната была бы не лишней, но, видимо, распоряжение свыше принудило взять в соседство такого беспокойного жильца, как поэт  Николай Рубцов. Комната узкая стиснута с боков, почти пенальная. Оклеена розовым обоями (чего так не хотел Коля). Единственное "окно в мир" - окно с видом на реку. Единственный стул, раскладушка, без матраца, подушки (не говоря о постельном белье), чемодан да десяток пустых бутылок из под вина — это внутренний "мир" этой комнаты. Главное же в комнате - чемодан, где сложены его нехитрые пожитки - книги, рукописи, переписка. Туда же он бережно кладет принесенную мой шоколадку и лекарство, достает мыльницу, быстро сует ее в карман пальто: "Мне надо в баню." Так без  мочалки, без чистого белья с одной мыльницей в кармане он собрался в баню. Идем быстро и молча, мимо храма Андрея Первозванного, в то время недействующего. Он  увековечил этот храм в стихотворении "Вологодский пейзаж" 

"...Живу вблизи пустого

                                         храма,

На крутизне береговой..." 

На мосту, то ли мне, то ли самому себе громко говорит:

- Это не любовь. Мы же с тобой не... (он не договаривает, следует догадаться: не спим вместе.)

- Ты же мне не... (опять не договаривает. Можно предположить: ты не предлагаешь себя.)

- Правда, - продолжает он дальше, - бывает платоническая любовь. Но я в это не верю.

Он резко останавливает своей быстрый бег и всплеснув сразу обеими руками, вновь повторяет:

- Я не верю... Любовь - это когда вместе...

И не давая вступить мне в разговор уходит от темы, рукой показывая вперед себя.

- Смотри, там вдали - опус, видишь? Такой желтый..!

Я показываю на хорошо видимое с моста желтое здание строительного техникума:

- Это, да? Вижу. 

А Коля мне:

- Так ты думаешь это? Нет другое.

Он показывает на убогое здание ветеринарного техникума и лечебницу:

- Это опус. Хотя... (делает по обыкновению паузу) там тоже опус.

Ничего не укрылось от зоркого взгляда поэта, все вскоре вошло в стихотворные строчки уже названного мною "Вологодского пейзажа".

"...Сады. Желтеющие зданья,

Меж зеленеющих садов,

И темный будто из преданья,

Квартал дряхлеющих дворов.

Архитектурный чей-то опус.

Среди квартала дым густой...

И третий, кажется, автобус

Бежит по линии шестой."

Пройдите летним днем к дому, где когда-то жил Рубцов, от дома к храму, поднимитесь на мост и почувствуете, как пульсирует жизнь, увиденная поэтом и как его волнение передается вам. "Как точно у тебя все подмечено, - говорила ему однажды я, -откуда взялся третий автобус? " "Как откуда? " - в свою очередь удивился он.

- Разве мимо твоего дома не ходит тройка? Это же совсем рядом. А линию можно себе представить...

И я представляю. Представляю сегодня как было. Память позволяет мне видеть Колю Рубцова живым. Вот мы идем вместе с ним по Пионерской, и на перекрестке расходимся в разные стороны: он побежал в баню, а я к себе домой.

* * *

Через короткое время Коля явился ко мне с серьезным деловым видом и сразу же с порога, начал говорить:

- Я уезжаю, может быть, ненадолго. Вот тебе ключ от моей комнаты. Будет время, прибери там немножко. Только бумажки проверь, прежде чем вынести. В этой квартире все просматривается и сжигается в колонке. Чтобы лишнего рукописного ничего. Поняла?

Не откладывая в долгий ящик, решила в выходной день сходить на Колину новую квартиру.

По дороге отломила веточку от бордюрного кустика у своего дома. Мечтаю: "Приду, поставлю в воду, к приезду Коли пусть распустится на счастье."

Дверь (после расспросов, кто и зачем) открыла хозяйка квартиры и стала жаловаться на Колю:

- Очень шумно у него, всегда что-то кричат, спорят, постоянные звонки. Приходят, уходят, опять приходят. А у нас дети... Я за дочку свою боюсь, когда он пьян. Он всегда так на нее смотрит...

Открыла дверь в Колину комнату и ужаснулась: побоище что-ли было? Обрывки грязных газет, окурки. На свежевыкрашенном полу наслежено, словно человек десять топталось, не меньше. В воздухе стоял алкогольный запах, а также от малярных работ и табачного дыма.

Катя (так представилась мне Колина соседка) заглянула вслед за мной в полуоткрытую комнату.

- Ой, что тут делается, а вы в хорошем платье. Я вам сейчас что-нибудь принесу.

Она принесла мне передник, таз, тряпку.

"Ну вот, я уже и уборщица" - думаю я про себя. Несколько раз сменив воду, наконец привожу комнату в порядок. Теперь можно уходить. Ветку в стакане с водой ставлю на подоконник. Отъезд Коли был недолгим. Примерно через неделю он вернулся.

Помню: он пришел в середине дня. Выглядел очень утомленным. Я подаю ему ключ, отрапортовала, что выполнила его поручение. Мне показалось, что он не торопится уходить, его не тянет в пустую квартиру. Ему хорошо здесь, но у него теперь есть свой угол. И наконец он решается:

- Пойдем ко мне, вместе... Пойдем?

- Ну ладно, - согласилась, - пойдем.

Горько усмехнулась про себя: "Была уборщицей, а сейчас, наверное, в телохранители определил."

Вышли на улицу. Он остановился, виновато посмотрел на меня (он принял другое решение): "Мне надо в Союз". Я уже хотела вернуться назад, но он остановил: "Ты... туда... тоже. Это ненадолго." Только вышли за угол, на улицу Ленина, возле к/т "Салют", прямо перед нами на тротуаре видим лежит голубенькая новая пятирублевка. Остановились. Коля взял деньги, повертел в руках. Оглянулся. Ни сзади, ни спереди никого не было, кто бы эту купюру обронил. Как сейчас помню его недоумение: что же делать? Он стоял, продолжая разглядывать деньги, потом обрадованно вскинул руку с купюрой кверху и громко крикнул издалека спешившему нам навстречу молодому человеку:

- Это не Вы потеряли деньги?

Тот даже не глядя на нас, что-то буркнул в ответ и как молния пронесся мимо.

Коля продолжал держать пятерку в руке, как пропуск, поджидая очередного прохожего. Никто не подходил. Тогда он положил деньги в карман и со словами: "Ну ладно", - повернул назад. Никакой "Союз" ему уже не нужен. Видимо, и спешил туда, чтобы занять денег.

В магазине возле своего дома Коля на даровую пятерку купил бутылку вина, полкило ветчины и полкило хлеба. Все это положил на подоконник (стола у него тогда не было) рядом со стаканом, с уже начавшей распускаться хрупкой веточкой. Вопросительно посмотрел на меня: "А это что такое?"

- Это начало весны - твоих весенних успехов, - говорю я. - Разве тебя не удивляет, что еще идет зима, февраль, а на твоем окне распускаются листья?

- Да, это интересно, - машинально, без удивления говорит он. Чувствую, что он напряженно о чем-то своем думает. Может, даже обо мне:

- Дал мне Бог такую фантазерку, что мне теперь с ней делать?

Сажусь, не раздеваясь, на край раскладушки, он садится (тоже не раздеваясь) на свой единственный стул, опустив голову. Молчим. И вдруг Коля резко встает, открывает бутылку, наливает целый стакан, предлагает выпить мне. Я отказываюсь.

---