СУД НАД ГРАНОВСКОЙ-ДЕРБИНОЙ

Тут уместно было бы вспомнить фразу, сказанную Трусом, персонажем фильма «Кавказская пленница»: «Наш суд – самый гуманный суд в мире!», что касается убийцы Рубцова.

Сначала Дербина испугалась высшей меры за своё злодеяние, и стала «косить» под ненормальную. Но когда узнала от адвоката, что высшую меру ей не дадут (так как имеет малолетнюю дочь), а вот из психбольницы ей трудно будет вырваться на волю, она представила себя перед врачами вполне адекватной.

Суд был назначен на 6 апреля 1971 года. За что и как Дербина-Грановская убила Рубцова? Ответы на эти вопросы должен был дать суд. Однако всех, кто хотел узнать подробности из газет или побывать на процессе лично, ждало разочарование: судебное заседание, на котором рассматривалось уголовное дело в отношении Грановской, обвиняемой в умышленном убийстве Николая Рубцова, проходило в закрытом режиме, что было очень выгодно убийце.

Желающих присутствовать на суде было огромное количество. Почти все вологодские писатели были здесь: и Василий Белов, и Александр Романов, и Виктор Астафьев. Но председатель суда разрешил допустить лишь одного, да и то если тот принесёт «командировку» от газеты, то есть можно было пройти лишь журналисту, а не писателю. Друзья уступили это место Виктору Коротаеву. На заседание он был допущен по командировочному предписанию, предусмотрительно выписанному в редакции. Ему разрешили присутствовать на суде, но без права выступать, хотя он хорошо знал Рубцова.

Из подъехавшего к дверям «чёрного ворона» сквозь тесный строй столпившихся людей конвой вывел и сопровождал подсудимую, которая шла, не опуская головы, самоуверенная, спокойная, даже с усмешкой на лице.

В зале заседания Коротаев сидел ни жив, ни мёртв, боясь шелохнуться, ведь могли выгнать из зала суда и тогда не было бы ни одного свидетеля судебного разбирательства со стороны Рубцова. В блокноте, расположенном на колене, он фиксировал происходящее. Позже на основании этих материалов опубликовал статью «Гиря дошла до полу» и книгу «Козырная дама», рассказывая об этом событии.

Дербина хотела уйти под неумышленное убийство, но слишком явными оказались следы её садистских издевательств над Рубцовым.

Слева направо: Ира – дочь Астафьева, Виктор Коротаев,
Мария Семёновна – жена Астафьева, Николай Рубцов, Виктор Астафьев

Коротаев записывает, что подсудимая часто перебивает (а по существу направляет) свидетелей, словно не понимая, что она совершила, не мучаясь совестью за содеянное, раскаянья не произошло: настырная, рациональная. Один за другим выступают её свидетели, а мёртвый Поэт их не имеет. Рассказывают, как она хорошо работала в библиотеке, как её уважали сослуживцы, как занималась общественной работой. Подсудимая имеет и защитника, и свидетелей, а покойника поносят, и некому его защитить.

Присутствующие в качестве свидетелей вологодские журналисты, которые были в гостях у Рубцова с Дербиной в день убийства, боялись, что их привлекут к соучастию в убийстве, поэтому их показания свелись к самооправданию.

На суде присутствовала Генриетта Меньшикова, которой по сути не удалось защитить своего мужа. В. Коротаев пишет: «Генриетта Меньшикова поясняет, что жили они врозь потому, что были сложности в характерах… И добавила: «Он – поэт!»

– Мы судим здесь не поэта, а гражданина, – грозно обрывает её адвокат Дербиной. И Гета замолкает. Её больше ни о чём не спрашивают, – пишет Коротаев. – А у меня в висках стучит: «Судим поэта?! За то, что его убили?!»

Виктор Коротаев

Однако когда адвокату надо строить защиту, она вставляет в свою речь стихи Рубцова, опубликованные незадолго до суда в газете «Вологодский комсомолец»:

В твоих глазах – любовь кромешная,

Немая, дикая, безгрешная!

И что-то в них религиозное…

А я – созданье несерьёзное –

Сижу себе за грешным вермутом,

Молчу, усталость симулирую…

– В каком году стрелялся Лермонтов?

Я на вопрос не реагирую!

Адвокат вопрошает: «Чему могут научить эти стихи подрастающее поколение?» А Коротаеву хочется возразить и процитировать всем школьникам известные пушкинские строки:

Выпьем, добрая подружка,

Бедной юности моей.

Выпьем с горя. Где же кружка?

Сердцу будет веселей.

Но он лишён права голоса, и с открытым хамством не может воевать. В обязанности женщины-адвоката входила прямая защита виновной, и ею было сделано всё, чтобы втоптать в грязь имя бесчеловечно угробленного поэта Рубцова. Она задавала каверзные вопросы, чтобы подвести личность Рубцова под опустившегося алкоголика. Всяческими способами, методами и стараниями она пыталась обелить, увенчать ореолом жертвенности, терпеливости, чуть ли не святости личность убийцы и договорилась до того, что просила для обвиняемой всего лишь год условно! (А за умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами Дербиной полагалось по статье минимум 15 лет).

Недорого же она ценила жизнь безвременно погибшего таланта, уже тогда всенародно признанного и причисленного к разряду выдающихся деятелей русской поэзии.

Удивила и речь прокурора: он вместо того, чтобы выдвигать и обосновывать обвинение, стал осуждать вологодских писателей, которые недостаточно строго воспитывали Рубцова. В последнем слове обвиняемая Грановская согласилась с тем, что это она в здравом уме и трезвой памяти убила Рубцова, и, увидев посиневшую щеку, встала и отошла к балкону (не вызвала «скорую помощь», не попыталась сделать искусственное дыхание). А так и заявила самоуверенно: «Я поняла, что мы не будем вместе и решила его уничтожить». Вот так и прозвучало последнее слово убийцы и никакого раскаяния о содеянном, только пожалела себя: «Я погубила себя, как поэтессу...»

«Я сблизилась с ним на почве поэзии, – говорила она в заключительном слове. – Он был талантливый поэт, имел надо мной власть, я ему всё прощала (…) убила его я, он умер от моей руки…» (Из акта судебно-психиатрической экспертизы от 9.III.1971 г.: «Сожалеет о случившемся. Понимает всю тяжесть своего поступка, но полностью виновной себя не считает и то, что произошло, называет «смертельным поединком»).

Судьи отправились в совещательную комнату, единогласно сошлись на том, чтобы признать убийство умышленным, но без отягчающих обстоятельств. 7 апреля 1971 года Вологодский городской суд признал Грановскую виновной в убийстве, приговорил её по статье 103 УК РСФСР к 8 годам лишения свободы в колонии общего режима. Осужденную отправили в учреждении ОЕ-256/1 по улице Левичева в Вологде, где она отбывала срок наказания почти 6 лет.

Кассационная жалоба адвоката Грановской о переквалификации действий подзащитной на статью 104 УК РСФСР (умышленное убийство, совершённое в состоянии возникшего сильного душевного волнения, вызванного насилием или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего) областным судом была оставлена без удовлетворения.

Тот факт, что суд проходил в закрытом режиме, вызвал много различных слухов, в которых фигурировало и КГБ, и заговор масонов (у Рубцова наполовину было оторвано ухо – как знак «ритуального убийства», как когда-то у его любимого поэта Сергея Есенина).

В вологодской газете «Красный Север» была опубликована статья Ф.Ф. Кузнецова, директора ИМЛИ, о том, что после осуждения убийцы Рубцова в правительство поступило прошение с просьбой о помиловании убийцы и её освобождении за подписью поэта из лагеря «громких лириков» Евгения Евтушенко. Этот приближённый к власти человек имел специальный телефон для прямой связи с Ю.В. Андроповым, в то время возглавляющим КГБ.

С этого началась эпопея её возвращения…

На приговор вологодского горсуда последовала кассационная жалоба от адвоката Дербиной-Грановской, в которой она просила приговор изменить, действия Дербиной переквалифицировать на статью 104 и ограничиться мерой наказания в виде исправительных работ. В самом начале срока зоновские врачи обнаружили у Дербиной затемнение в лёгких, после чего она стала работать в библиотеке колонии, оказавшись на особом положении.

Во время пребывания в тюрьме она с отличием закончила ПТУ №22 по специальности «швея-мотористка массового пошива женского платья и белья». В июле 1973 года окончила курсы поваров и получила 3-й разряд, а в ноябре – курсы киномехаников. То есть училась она с частичным освобождением от работы – это не кирпичи таскать, работа в основном по «непыльным» специальностям, в отличие от основной массы осужденных женщин, которые действительно трудились в швейном производстве на основных работах. Кроме звеньевой, Дербина была бессменным руководителем культурно-массовой секции (КМС) отряда и некоторое время всей колонии. На литературных вечерах, конференциях, диспутах и просто беседах о писателях, поэтах, художниках, Дербина активно выступала и читала стихи разных поэтов, но никогда не читала стихи Рубцова.

Осужденная Дербина, пребывая в колонии, организовала себе так называемые три ступени исправления, которые давали ей право на досрочное освобождение. (Об этом написал статью «Личное дело» А. Цыганов в газете «Вологодская неделя» от 27 сентября – 4 октября 2001 года). Поставив задачу досрочного освобождения, Дербина добилась справки с родины, от вельской [1] подстанции, извещающей о том, что её возьмут на поруки на оставшуюся часть срока. Без этого документа досрочное освобождение немыслимо.

И возможно ей удалось бы получить досрочное освобождение, если бы не её сверхнаглость: она написала письмо Генриетте Меньшиковой, в котором потребовала отдать ей всё, что принадлежало Рубцову. На литературном наследии Поэта она ещё собиралась нажиться. Тон письма был не только оскорбительный, но злобный и угрожающий. Получившая письмо жертва отправила это послание руководству колонии с просьбой оградить её от возможных преследований. После этого речи о досрочном освобождении уже не могло быть.

Известен и такой инцидент. «Осужденные стояли в очереди в прачечную, среди них была и Дербина-Грановская. Спустя какое-то время, последняя отошла в сторону по своим делам, а пустое место тут же заполнила другая осужденная. Вернувшаяся Дербина-Грановская, увидев на своём месте постороннего человека, отчего-то внезапно ожесточилась и бросилась на женщину, повалив её на землю. И там схватила её за горло. Находившиеся рядом двое осужденных с великим трудом отняли у Дербиной упавшую. А одна из этих женщин по фамилии Крылова тоже отбывала срок за убийство мужа. Вот эта-то Крылова и сказала тогда: «Теперь я знаю, как она убила Рубцова». Этот случай хотя до руководства колонии и не донесли, но начальнику отряда всё-таки проговорились…»

Очень интересен донос тюремного сткуача под кличкой Рыжик. Этот документ сохранился в уголовном деле. «Источник», будучи с Грановской на прогулке, имела с ней беседу. В процессе таковой «источник» спросила:

– Люда, ты мужа своего сама убила, зачем, не жалко теперь его тебе?

На что Грановская высказала недовольство и ответила:

– Я бы его и ещё раз убила. Всю жизнь мне сломал. Пьяница. Никчёмный человек. Видите ли, поэт… учил меня. А мои стихи не хуже, а намного лучше. Но ничего, в Ленинграде есть люди и за меня вступятся, и за границей тоже знают. Вспомнят ещё Людмилу Дербину».

Журналист-филолог П. Соловей опубликовала в 1996 году статью «…Поединок роковой», где есть такой фрагмент:

«– Если бы та январская ночь не обернулась трагедией, смогли бы вы жить, посвятив себя ему? – спросила я Людмилу Александровну при нашей встрече. Она ответила не задумываясь:

– Чтобы я отреклась от себя? Никогда! Я могла бы служить, если бы сама не была поэтом…

Казалось бы, чувство вины, ужас происшедшего должны были изменить её. Нет, не изменили…»

Значит, считая себя крупной поэтессой, Дербина не собиралась быть хорошей женой. Тогда зачем она пошла с Рубцовым подавать документы в ЗАГС?

Но, тем не менее, из 8 лет, назначенных ей судом, она отсидела только 5 лет и 7 месяцев. В связи с годом женщины, объявленным решением ЮНЕСКО дело Дербиной неожиданно пересматривается, и она освобождается из-под стражи. Юридически, как утверждают специалисты, «статья №103 Уголовного Кодекса СССР не подлежит никакому рассмотрению на предмет амнистии». После выхода на свободу, Дербина жила в Вельске и писала стихи.

А в 1980 году она получила приличную квартиру в Петергофе – там, где жили русские императоры. С её статьёй тогда это было очень не просто! – устроиться в Ленинграде. Причём не на тяжёлой лимитной работе, а по прежней, библиотечной, специальности… в библиотеке Академии наук СССР страшим редактором в отделе научной обработки литературы. Это скрупулёзный, кропотливый труд, требующий предельного внимания и высокого профессионализма, к этой работе допускались лишь избранные библиотекари. (Сегодня она ветеран труда, имеет медаль). Вот так провинциальной дамочке, которая получала массу нареканий, работая в сельских маленьких библиотеках, так крупно повезло. Вызывает удивление, ведь перед этим она была всего лишь сельским библиотекарем. По чьей же протекции, и за какие заслуги?

После перестройки (с 1992 года) её стали публиковать. Вышедшие статьи А. Михайлова, И. Частоступова, В. Бесперстова, В. Каркаева и др. в газетах и журналах, а также публикации её сборников помогли убийце Рубцова в 90-е годы 20-го века легализоваться в литературе.

Как видно, её поддерживают достаточно влиятельные персоны. Вот так отплатил Дербиной «заказчик» убийство поэта.

Кому-то была выгодна смерть Рубцова?!

Ныне покойный русский писатель, один из крупнейших представителей «деревенской прозы» Василий Белов, который присутствовал при изъятии рукописей поэта вместе с Александром Романовым, Виктором Коротаевым, следователем и нотариусом, рассказал, что вслед за ними квартиру Рубцова посетили сотрудники КГБ. Василий Иванович согласился, что убийство поэта было заказным. «Я уверен в этом», – настаивал Белов. На доводы адвокатов убийцы привёл следующие факты: «Пока же я первый скажу прокурору, что своими глазами (без очков) увидел наполовину оторванное ухо покойного. Не сам же Рубцов отрывал себе ухо, вся щека его и висок были в крови. Это помимо так называемой асфикции, то есть удушения, что знает вся Вологда».

Нинель Старичкова вспоминала, что не раз Рубцов прибегал к ней на квартиру взволнованный, избитый, с жалобой: «А бьют-то всё по голове». Били Рубцова, как правило, накануне выступлений перед любителями поэзии. Кто-то выслеживал его, кто-то руководил этой слежкой.

Виктор Коротаев, написавший книгу о Рубцове «Козырная дама», говорил, что считает убийство Рубцова не простым убийством, а заказным. Выступая в Верещагинской библиотеке города Череповца, он сообщил всем присутствующим, что гибель Рубцова – это заказное убийство и убийца была не одна.

Сергей Сорокин-Вакомин, руководитель питерского Рубцовского центра, прямо говорил о заказном убийстве и о неслучайном сокращении срока убийце, и о её дальнейшей, вполне благополучной судьбе, и о представленной ей широкой возможности «вспоминать» и печатать все свои измышления не только в нашей стране, но и за рубежом.

Вероятно, поэтому материалы уголовного дела были засекречены на 75 лет (до 2046 года), и до сих пор гриф секретности не снят.

---