БЕЗ  СВИДЕТЕЛЕЙ

Трагедия произошла в однокомнатной квартире Рубцова, на 5-м этаже пятиэтажного дома по адресу: улица Яшина, д. 3, кв. 66. В ту роковую ночь они были вдвоём (?). Как произошло убийство – мы, вероятно, никогда не узнаем правды: поэт мёртв, а убийца запуталась во лжи. Такая наглая и подлая фальшь удивила и обескуражила всех, кто знал Рубцова, и в первую очередь его друзей.

 

Дом, где произошла трагедия.

Вернувшись из гостей поздно вечером, «молодые» провели оставшийся вечер с гостями-журналистами (А. Третьяков, А. Кузнецов, Н. Задумкин, Б. Лапин) и когда проводили последнего в 11 часов ночи, то крупно повздорили. С её слов, поэт приревновал подругу к одному из гостей и устроил ей скандал. Надо сказать, что она неоднократно провоцировала его на скандалы, вела себя фривольно с мужчинами. Но у Рубцова была другая мораль – совершенно противоположная. Он хотел видеть рядом с собой верную и порядочную женщину, которая могла бы навести в доме уют и сварить обед, на что она ответила на суде: «Я – поэтесса Дербина. Он принижал меня как поэтессу, заставлял готовить, убирать», чего она делать не хотела, и по её словам, это унижало её, как «поэтессу».

Так или иначе, но разгорелся очередной скандал.

По горячим следам убийца в тот же день на первом допросе призналась, что задушила Рубцова. Во время потасовки «…схватила его за горло и стала давить. Мне было безразлично, что будет дальше, – записано в протоколе допроса. – Я сильно давила Рубцова, пока он не посинел, и после этого отпустила его. Подняла тряпки с пола, вымыла руки и пошла в милицию…»

Через 10 дней, 29 января, на допросе в качестве обвиняемой Дербина мотивы своего поступка дополнила новым: «Ненависть, копившаяся длительный период времени, вылилась наружу».

Из протокола допросов:

Вопрос: Когда Вы душили Рубцова, то отрывали всю руку от его горла или нет?

Ответ: Я один раз отрывала руку, а затем снова схватила за горло. Горло у Рубцова было каким-то дряблым. Я давила Рубцова, то ослабляла силу нажима, то усиливая его.

Из судебно-психиатрической экспертизы:

«…сам характер убийства, множественные ссадины на горле Рубцова свидетельствуют о том, что подозреваемая Грановская как бы рвала горло Рубцова руками…

…В беседе держится высокомерно с некоторой переоценкой собственной личности. В поведении элементы театральности. Эмоционально мобильная, обидчива. На вопросы, касающиеся убийства, отвечает с нескрываемым волнением. То на глаза навёртываются слёзы, то переходит к улыбке. Очень подробно, с мельчайшими деталями воспроизводит все моменты совершённого деяния».

Актом судебно-медицинской экспертизы установлено, что «смерть гражданина Рубцова насильственная, последовавшая в результате механической асфиксии, от сдавливания органов шеи руками».

Виновность подсудимой была доказана.

На место происшествия выехал следователь прокуратуры Вячеслав Меркурьев и был первым из официальных лиц, кто побывал здесь. Вместо 6 положенных для протокола фотографий он заснял в квартире Рубцова целую плёнку.

 

На фото из уголовного дела видны истерзанная шея (правая часть горла) поэта, как будто бы какой зверь рвал когтями шею (около десятка рваных ран). Фотографии мёртвого Рубцова были сделаны при осмотре места трагедии с 5 до 8 часов утра 19 января 1971 года. Множество ссадин – царапины на горле, на передней и боковых поверхностях, на носу, щеке…

О ранах, оставленных на шее поэта, его друзья вспоминали одинаково. Нинель Старичкова: «Отодвинула с шеи стебелёчки-листочки, кем-то положенные, чтобы не видно было следов преступления. То, что предстало глазу, было ужасным. Кожные покровы на шее разорваны, словно зверь терзал когтями. Надорвана мочка уха…»

Писатель Виктор Астафьев: «Горло Коли было исхватано – выступили уже синие следы от ногтей, тонкая шея поэта истерзана, даже под подбородком ссадины, одно ухо надорвано. Любительница волков, озверевши, крепко потешилась над мужиком…»

Прозаик из Рязанской области Борис Шишаев (друг и однокурсник Рубцова по Литературному институту), приехав на похороны в Вологду, и в вологодском Доме политического просвещения стоял в почётном карауле у гроба Рубцова, сказал: «Без содрогания смотреть на него было невозможно. На лице Коли были кровавые полосы, как будто проведённые когтями тигра, и одно ухо едва держалось – было совсем почти оторвано. Я ещё подумал: «Неужели нельзя было хоть как-то упорядочить всё, привести в божеский вид»? И душили меня слёзы. И ясно было одно: Коля убит, и убит зверски. И кто бы что ни говорил, что бы ни трезвонила теперь убийца, я тогда убедился в этом, и всегда буду говорить только одно – Рубцова зверски убили».

Такие раны нанесены не двумя женскими пальчиками, как уверяет «поэтесса». Пока же она терзала Рубцову горло, рвала его как волчица, он якобы успел крикнуть целых три фразы: «Люда, прости! Люда, я люблю тебя! Люда, я тебя люблю!»

Сразу после этих фраз он сделал рывок и перевернулся на живот. Неужели вместо того, чтобы отбиваться руками от убийцы, Рубцов лёг на живот, в неудобную для борьбы позицию, да ещё и кричал о любви! Кричал или нет такие слова Рубцов – неизвестно: может, это тоже фантазия убийцы, выдуманная ею на третий день после первого допроса. А если и кричал для того, чтобы остановить убийцу, то совершенно бесполезно, – ему это не помогло. Какая-то сатанинская сила, непонятная самой женщине, овладела ею, и она не могла остановить себя. Эта необъяснимая сила накапливалась в ней не один месяц. Зло заполняло её сердце и поднималось выше, затемняя рассудок.

Если бы между ними была «потасовка», как уверяет убийца, то у неё были бы следы от действий Рубцова. А их нет.

На вопрос – почему же она не ушла из дома, раз разгорелись такие страсти, ведь у неё проживали родственники в Вологде, – она ответила, что квартира была заперта на ключ, который находился у него в кармане. Однако, после того как Дербина убила Поэта, она отправилась в милицейский участок на улице Советской в 5 часов утра в его валенках, спокойно открыв дверь ключом, который всегда и находился в замочной скважине двери, и в поисках которого ей не пришлось лазить по карманам Рубцова, лежащего бездыханным на полу.

В деле имеется фото под названием «Кровь Николая Рубцова». Приведена схема квартиры с условными знаками для обозначения предметов. Выделено пятно на полу с надписью «пятна крови». На схеме следователя приведён вид лежащего спиной вверх Рубцова в рубашке с засученными рукавами и в брюках…»

 

И вот тут фантазии «поэтессы» вряд ли могут быть описаны в полном объёме – так они обильны, да и надо ли описывать всю чушь, которая ей время от времени приходит в голову?

Сначала поэт оскорблял её, потом стал бросать в неё зажжённые спички (в других версиях про спички ни слова). То набросился на неё с молотком, то схватил нож и хотел её пырнуть, а потом пытался убить себя, нанеся себе несильный удар (экспертиза не нашла следов этого удара), а то и вовсе принёс с балкона лопату и замахнулся ею на подругу. В общем – страх и ужас. Друзья, знавшие поэта много лет, не могли представить себе такого воинственного Рубцова (резким словом он мог обидеть, но физически…)

Из скупых строк милицейского протокола: «На балконе снежный покров не нарушен. В углу стоит металлическая лопата и 18 бутылок из-под кефира и 3 бутылки из-под вина». Значит, что Рубцов на балкон не выходил и с лопатой на Дербину не бросался!

Как известно, и сама убийца это подтверждает, Рубцов с журналистами пили вино. Последним в 23 часа он проводил Третьякова и с лестничной клетки попрощался с ним, крикнув «До свиданья!» Значит, Поэт твёрдо держался на ногах. В 4 часа утра, то есть до и во время убийства, он был почти трезв. А полпятого Дербина пошла сдаваться в отделение милиции, расположенное через один квартал от места трагедии. Не сходятся концы с концами у убийцы.

Но перед тем как идти сдаваться, убийца хладнокровно прибралась в квартире: подмела сожжённые спички, которые якобы бросал в неё Рубцов, ибо следов этих спичек не было. Убрала также осколки разбитых бутылок, которые Рубцов метал в неё, как гранаты, отнесла в ванну валявшееся на полу грязное тряпьё, ополоснула руки. А также имитировала сцены борьбы, для чего был повален стол с аккуратно застеленной скатертью (если бы стол упал во время потасовки, то скатерть была бы сдвинута) и табурет. Были разбиты личные вещи Рубцова (икона Николая-Чудотворца, гармонь, пластинка Вертинского, комнатный термометр, деревянная пепельница). На полу валялись разбросанные иконки, портрет Гоголя с раздавленным стеклом. В квартире имелись следы сапог. И, главное, пришедшие друзья обнаружили, что в архивах аккуратного Рубцова не хватает нескольких писем, причём конверты сохранились, что вовсе нелогично. Если бы Поэт решил избавиться от содержимого этих конвертов, то уж пустые конверты и вовсе не стал бы беречь всю свою бесприютную жизнь и таскать их в своём чемодане много лет. Не оказалось среди документов и блокнота Поэта, куда он записывал нужную ему информацию. Исчезла также написанная Рубцовым повесть под названием «Детство». А то, что многие бумаги Рубцова были сожжены в ту же ночь после смерти Поэта, выдаёт тот факт, что в кухне на столе остались следы «костра», а над столом на потолке – чёрная копоть.

Вселившиеся после смерти Рубцова в квартиру новые жильцы нашли там старенький диван, круглый раздвижной стол, две табуретки да груду пепла на кухонном столе от сожжённых бумаг. Что же сожгла Дербина, прежде чем идти сдаваться в милицию? Никто никогда её об этом не спросил.

 

Многие, собравшиеся у гроба, плакали. Народу на кладбище собралось изрядно. Самой горькой и одинокой была на похоронах Гета Меньшикова, – «мать его дочери», как он сам её называл, приехавшая из деревни Николы.

После гибели Поэта вологодские писатели буквально «казнились» в том, что просмотрели в силу природной русской деликатности вероятность трагического исхода взаимоотношений Рубцова и «волчицы». Именно «волчицей» стали называть убийцу, почувствовав в её стихах звериную натуру. «Не то ему надо, не то…» – страдальчески морщились друзья, но не могли вникать в столь деликатное дело.

В последние дни перед смертью многие, с кем поэт встречался, отмечали его подавленное настроение, словно он хотел избавиться от этой женщины. Вся литературная Вологда знала об этом. Рубцов оказался в центре какого-то чудовищного заговора, из которого ему было не вырваться.

Появилась версия, что поэт давно предчувствовал в своей жизни что-то неладное, подозревал, что за ним следили. Даже свою будущую убийцу спрашивал: «А не подослали ли тебя ко мне?..» Друзья в своих воспоминаниях приводят разные истории, связанные с преследованиями Рубцова, кого-то он боялся и об этом у него есть стихи.

Соседи по лестничной клетке и дочь Рубцова – Лена – помнят, как летом 1970 года его гражданская жена Гета с дочерью выбежала из квартиры Рубцова, застав у него Дербину. Рубцов бежал вслед за ними с травмированной ногой и кричал: «Родные мои, не покидайте меня! Я погибну без вас!», а потом вернулся, не догнав…

Обидевшись на него, Генриетта осенью того же года отвергла предложение Рубцова зарегистрировать в ЗАГСе отношения. А в Новый год он ждал их приезда: купив ёлку, Рубцов не стал её наряжать, думая, что сделает это вместе с дочкой. Ёлка так и осталась не наряженной: Гета с Леной не приехали, потому что перемело дорогу, и не ходил транспорт.

Многие друзья и знакомые поэта предчувствовали трагический конец взаимоотношений этих совершенно разных и даже несовместимых людей: Рубцова и Дербиной-Грановской.

Нинель Старичкова послала ему новогоднюю открытку, в которой после поздравления с праздником приписала: «Береги свою голову». А Виктор Коротаев – известный вологодский поэт и собрат Рубцова по лирическому цеху (он работал тогда в газете «Вологодский комсомолец»), начал писать стихотворение, которое оказалось пророческим:

Потеряем скоро человека,

В этот мир забредшего шутя.

У законодательного века

Вечно незаконное дитя.

 

Тридцать с лишним лет как из пелёнок,

Он помимо прочего всего

Лыс, как пятимесячный ребёнок,

Прост, как погремушечка его…

Испугавшись написанного, он бросил писать. А вскоре ему пришлось дописывать это стихотворение…

 

Похороны Н. Рубцова

---