- Ну, как?

Коля ждет моей оценки. Он всегда почему-то спрашивает в такой форме: "Ну, как?" Говорю: "Коля, это же очень здорово!"

Потом задумалась, и осторожно так спрашивают: "А она красивая?"

- Ох, Неля, Неля! - с усмешкой Коля качает головой.

После такой "пробы" стиха он быстро уходит. Куда? Еще кому-либо читать? А может, в редакцию, спешит напечатать.

Хорошее настроение, можно сказать, поэтическое, сохранилось у Коли и на следующий день. Пришел и сразу: "Пойдем?"

("Опять стихи новые?" - хочу спросить, но не спрашиваю.) Пошли по Пушкинской улице к Советскому проспекту. День был холодный, без дождя. Чувствовалось дыхание приближающейся зимы. Подумала: "Только снега не хватает." И тут, словно в ответ на мои мысли, упала одна снежинка, вторая. И вот уже закружились целые хлопья легкие, пушистые.

Коля ликует, подставляет ладони под падающие снежинки и начинает читать:

Выпал снег - и все забылось, 

Чем душа была полна.

Сердце проще вдруг забилось,

Словно выпил я вина.

Замолчал. Задумался. Продолжаем идти. Спрашиваю: "Куда же мы идем?"

- К Клавдию Захарову, - отвечает.

- А кто он?

- Он? Умный человек, в шахматы хорошо играет. 

Снегопад между тем продолжается. И Коля на ходу произносит новое четверостишие:

Вдоль по улице по узкой

Чистый мчится ветерок.

Красотою древнерусской

Обновился городок.

Смотрю на него: как это все у него быстро и хорошо получается! Коля тоже смотрит на меня и, как бы отвечая на мои мысли, продолжает читать дальше:

Снег летит на храм Софии,

На детей, а их не счесть.

Снег летит по всей России,

Словно радостная весть.

Снег летит - гляди и слушай!

Так вот, просто и хитро

Жизнь порой врачует душу...

Ну и ладно! И добро.

После этих строк Коля приостанавливается и говорит мне: "Жизнь! Это не то. У меня здесь - Бог. Бог порой врачует душу. Но я заменил, так ведь не напечатают. Пусть будет - жизнь." Коля умудряется и быть погруженным в себя, и зорко, я бы сказала - даже цепко, смотрит по сторонам.

Иду, кроме Рубцова рядом ничего не вижу. И он постоянно, легко так, учит меня видеть окружающее.

- Смотри! (Он заглянул во дворик между деревянными домами на Советском проспекте.) Видишь? Белье, играют дети... Почти не раздумывая, дальше продолжает: 

Веревка, яркое белье, 

А во дворе играют дети. 

В потемках прячется жулье... 

Тут Коля останавливается и добавляет:

- Где же жулью прятаться, как не в потемках? Конечно, в потемках. Потом грустно и тяжело вздыхает и продолжает читать:

Все есть на этом белом свете.

Так мы дошли до дома Захарова. Помню: деревянный дом, вход со двора. Клавдия дома не оказалось. Была дома его мама.

Видимо, Коля часто бывал в этом доме, потому что она встречала его как старого знакомого, открыла дверь в крохотную комнату. Семейный стол, железная кровать, высокий, стоящий на полу, фикус, почти вплотную придвинуты друг к другу. В простенке между окнами - большое старинное зеркало. Мы не прошли туда, остановились при входе между прихожей и кухонькой. Женщина поинтересовалась, глядя на меня:

- Это жена?

- Да, - просто ответил Коля.

Я смутилась: что это он так? Женщина снова пристально смотрит на меня:

- Правда?

- Да нет, он просто пошутил, - отвечаю я.

* * *

Поздней осенью 68-го года наступила полоса перемен и для меня, и для Коли Рубцова. Мне предложили с медицинской работы перейти на литературную, в многотиражную газету УВД. Я задумалась и решила посоветоваться с Колей. Как быть? Это место, где работала до поступления в Литературный институт Нина Груздева. Ставка там в два раза больше моей. Есть возможность работать над словом. Командировки позволят вырваться из четырех домашних стен.

Коля откровенно сказал: "Не знаю. Может, попытаться. Потом можно и уйти." На второй день после этого разговора он сам пришел встревоженный: "У тебя "Комсомольской правды" или "Известий" нет? Мне нужно одно постановление посмотреть." (Газеты нужны были не текущего года.)

- Какое постановление? - его волнение передается мне.

- Она на суд заявление подала, на алименты.

- Но... это же твой ребенок!

- Ребенок - да. Но они хотят меня ограбить. Это все я один добился. Они хотят на все готовое...

И Коля начинает рассказывать историю своей женитьбы, точнее - сожительства. Рассказывал он сбивчиво, волнуясь, словно перед глазами его мелькали отдельные кадры. И он, чтобы было понятнее, выделял особенно яркие.

- Приехал я не к ней... Просто вспомнились родные места... В поселке встретил тетю Шуру. Я узнал ее. Она в детдоме у нас работала. Она тоже меня узнала. Пригласила к себе. И навестил. Там и Гета была, ее дочка.

Дальше Коля стал рассказывать, что приняли его очень хорошо. И Гета, и ее мама были к нему очень внимательны. Вечером тетя Шура сказала, что уйдет в другую деревню, что надо там рано утром косить сено. Так Коля остался ночевать. И, естественно, они с Гетой стали близки.

- Утром просыпаюсь - тетя Шура и какие-то старухи за столом сидят. Получилось, что застали на месте "преступления". Стали принуждать жениться.

- Но, почему так? 

Рассказывая, Коля возмущался:

- Я мог бы и сам... Но почему силой?

Коля рассказывал, что тетя Шура (он не называл ее мамой) часто кричала на него. Он не мог выполнять то, что от него требовали.

Он, детдомовец, не знал семейного уклада жизни, не мог делать мужскую домашнюю работу. Пытался. (Даже ездил за дровами - "Я в стихах увековечу заготовку дров"). Но не смог.

- Они же хотят, чтобы я кулаком быка убил. Я этого не могу! - с болью, со слезами в голосе жаловался он нам с мамой.

Выговорившись, Коля опять заводит разговор: "Где найти газету с постановлением? Там обусловлены права на алименты." Потом сам находит выход:

- Пойдем в библиотеку.

Пошли. Взяли подшивку нужной газеты. Сели за столик. Коля быстро нашел нужное постановление. Облегченно вздохнул. Думала, что это все, что ему нужно, а он достал лезвие безопасной бритвы и, зажав его между пальцами, быстро сделал вырезку. Удивляюсь такому поступку. Дорогой расспрашиваю: зачем он это сделал?

- Как я иначе могу доказать, что они не имеют права?

С 10 ноября 1968-го года я на новой работе. Все для меня ново и тяжело физически. Рабочий день растянулся почти в два раза. Начались командировки. Колю вижу реже.

Я не разделила его радости при получении отдельной квартиры потому, что меня не было дома. Несколько раз заходил Коля, рассказывала мама, квартиру ему дали. Искренне рада за него. Может теперь строить свою судьбу, как он этого захочет.

Наследующий день после новоселья Коля приходит ко мне сияющий и без предисловия достает ключ и торжественно подает мне его.

- Что? - спрашиваю. - Опять уезжаешь? (Так было на Набережной VI Армии. Получил комнату, отдал мне ключи и уехал.)

- Нет. Это тебе. Чтобы ты могла в любое время... Но у меня сейчас ничего нет. Надо покупать. Пойдем, мебель выберем.

Пошли на Первомайскую. Там на углу был павильон продажи мебели. Выбрали письменный стол и стулья. Покупателей было немного. Покупку оформили быстро. Присмотрела и я себе подобную мебель, потому что брату дали квартиру.

Его комната освободилась для меня. (Пока там делали ремонт.) Обои я выбрала почему-то сиреневые, в мелкий цветочек и сверху вниз серебристые прерывистые нити в виде дождя. Осенний сад. Осенние сумерки. Да и я сама такая же.

Коля внимательно посмотрел на обновленные стены, ничего не сказал, только часто-часто поморгал глазами.

Мебель ему привезли на следующий день. Сидел бы дома да радовался, нет, прибежал ко мне. С собой тянет. Ему не терпится показать мне новое жилье.

Вышли на улицу. Он почему-то не смотрит по сторонам, а все поднимает глаза к небу.

- Посмотри, какое думаешь, небо?

- Серое, - говорю.

- Какое же оно серое? - даже руками всплеснул.

- Ну, посмотри внимательнее. Небо зеленое.

Идет размеренным твердым шагом, а я не могу с ним наравне и все немного отстаю. То догоню и иду рядом, то опять окажусь сзади. Он оборачивается и говорит:

- Ты спросила: "Наверное, гордишься, что поэт?"

- Ничего я такого не спрашивала, - отвечаю.

- А могла бы спросить! Я не себя - тебя хотел прославить... 

"Уже прославил! Хожу как завороженная", - промелькнула мысль. Он, уже не оборачиваясь:

- В каком году стрелялся Лермонтов?

Прозвучало так неожиданно и грозно, что я даже вздрогнула. Итак было, не очень уютно. Зима не могла взять свои права, и творилось что-то непонятное: конец ноября, а снежинки покружились - растаяли, и пошли сплошные дожди. На Советском проспекте, на повороте к ресторану "Чайка", нам навстречу вышли группы девиц по трое-четверо, взявшись за руки.

- Смотри, Коля, одни только женщины.

Он даже не оглянулся, стремительно мчался вперед, но произнес:

И что за дело мне до разных там,

Гуляющих всю ночь

            по тротуарам

Мне незнакомых девушек и дам.

Так пришли к дому № 3 на улице Яшина. Вот и квартира № 66 на пятом этаже. Комната маленькая, как и все "хрущевки". Но Коля теперь в ней хозяин. Можно спокойно жить и работать. Коля рад этому жилью. Ходит довольнешенек по комнате, показывает удобства (совмещенные ванну и санузел), открывает дверь на балкон.

Письменный стол поставил посредине комнаты, разделяя ее на две части. За ним раскладушка, тоже поперек комнаты, как и стол.

- Еще на окна что-то надо. Надо диван, кресло... Поймав мой вопросительный взгляд, поясняет:

- Для гостей. Зеркало, часы. Ой, много чего надо. На кухню стол, шкаф для посуды... Коля размечтался, а меня не радует, что в этой комнате он будет жить без меня. Дал ключ? Ну и что? Это еще ничего не значит...

Чтобы поддержать его хорошее настроение, я говорю, что все складывается для него отлично. Будет возможность спокойно работать.

А он вдруг начинает вспоминать свое прошлое: как трудно он жил. Стал вспоминать своих сестер - (она заботилась о нас) и еще другую - она совсем маленькая и мне так жалко ее было. И еще была сестра, но ту я не любил.

- Почему?

- Она на нашей фотографии выколола у мамы глаза..., - сказал и сердито нахмурился.

Вечер уже поздний. И я, как обычно, стала собираться домой. - А ты не уходи! -вдруг говорит он. - Хочешь, я пойду позвоню маме. Она не будет ругать, если ты останешься у меня...

- Нет, - говорю, - у меня пока тоже есть свой дом.

- Ну, тогда завтра поможешь мне выбрать занавеску на окно, на кухню и часы на стену.

Соглашаюсь. Договариваемся встретиться. При мне, в магазине на улице Мира, он сам выбрал белую штапельную ткань с рисунком березки. Контуры стволов черные, а свисающие ветви зеленые. Скорей всего это похоже на плакучую иву.

Понравились ему часы настенные, прямоугольная полированная дощечка, висящая на шнурке.

- Может, их взять?

- Нравятся, возьми, - равнодушно сказала я. Он ушел с покупками домой. И остальные вещи уже покупал сам, или брал других советчиков, видя, что я к обстановке его комнаты не имею интереса.

Я хожу на работу мимо Колиного дома. Иногда светится окно, но чаще там вечерами темно: не сидится одинокому человеку в пустой квартире. Где он может быть? У друзей, конечно. И меня тоже по-прежнему не забывает. Почти в каждый свой приход он начинает размышлять вслух о своем брате Алике. Он потерял с ним связь.

- Где же он? - мучительно думает вслух. И начинает вспоминать, как они встретились в Ленинграде, разъезжали на такси, пили вино под деревьями с необузданной радостью для обоих.

Помню, луна смотрела в окно,

Роса блестела на ветке.

Помню, мы брали в ларьке вино

И после пили его в беседке.

("Воспоминание". Брату.)

- Понимаешь, он такой, как я. Другие - это не то.

С одним из "этих других" Коля меня познакомил. Он жил на углу Ворошилова и Пушкинской на втором этаже дома старинной постройки. Первый этаж был кирпичный, второй - деревянный.

- Это Леня, - так назвал Коля рослого молодого человека. Из боковой двери вышла миловидная женщина с заметно округлым животом. Коля взглянул - так удивленно и весело воскликнул:

- Ой.... ты уже женщина!

- А я давно женщина, - ответно улыбнулась она.

Коля тихо поговорил в сторонке с Леней, после чего нахмурился и тихо сказал: "Пойдем."

На улице пояснил мне, что просил в долг пять рублей, но Леня ему отказал.

Потоптавшись на месте, Коля вдруг решительно пошел к деревянному дому № 8 по улице Ворошилова (сейчас на этом месте новое здание Политехнического института). На фасад выходили две двери, на нижний и верхний этажи. Коля постучал в дверь нижнего этажа. Никто не ответил.

- Кто там должен быть? - спрашиваю.

- Один мой друг. Хотел расспросить. Здесь где-то должен быть дом, где я жил. Смотрю на него удивленно.

- Да-да, я жил в Вологде, на Ворошилова, где-то в начале этой улицы, дом 8 или 10.

- На этой? Но ведь это Красногвардейская. Так она называлась раньше. А Ворошилова - это потом.

- Значит, где-то дальше, - вздыхает Коля.

Пошли по улице Ворошилова и вдруг опять Коли сворачивает в полуразвалившийся деревянный дом, входит в дверь нижнего этажа. Я за ним (не предупредил, что не заходи). Навстречу вышел небольшого роста мужчина с добрым лицом, серьезным внимательным взглядом. Они подали друг другу руки. А Коля, повернувшись ко мне, сказал:

- Это Валя Малыгин, художник.

Из кухни вышла средней полноты русского типа женщина. Открытый приветливый взгляд. Улыбнулась нам. А Коля вскинул руку в ее сторону и громко отрапортовал мне:

- Это Неля! - Потом рассмеялся. Показал на меня рукой: "А это тоже Неля!"

В квартире мы были недолго. Гостеприимные хозяева предложили нам чай.

"Господи? - думала я. - И как они живут в этой развалюхе? Неужели для художника не находится лучшего жилья?"

Я сидела за столом так, что мне хорошо было видно большое яркое панно-ковер над кроватью во всю стену. Праздник красок! Мне казалось, что все это светится. И придает праздничность небогатой обстановке. Коля заметил мое восхищение и шепнул на ухо:

- Понимаешь, ведь это он все сам, своими руками!

* * * 

... Однажды явился Коля в хорошем настроении, абсолютно трезвый не в пиджаке, а в свитере крупной вязки защитного цвета. Свитер не новый. Подарила, наверно, какая-нибудь добрая душа (осень затяжная, холодная - пожалели). Почему-то одет наизнанку.

Я устаю на своей новой работе. Мне не до веселых разговоров. Мама и моя тетя Нина Александровна не заняты ни делом, ни разговором. Тогда Коля, глядя то на одну, то на другую, бодро говорит:

- Давайте, сыграем в карты!

Мама сразу рассмеялась: "С кем? Со мной?"

- Нет, все.

- Но она и карт не знает! - махнула в мою сторону мама. Коля с интересом смотрит меня: "Как?" 

Хмурюсь. Меня раздражает любая карточная игра.

---