Печальный дом

Примерно в январе 1941 года пятилетний Коля Рубцов впервые увидел Вологду, хотя она уже жила в его генах. Семья вернулась в свой город из Няндомы.

Первое время Рубцовы жили где-то в районе Прилук. Возможно, еще где-то квартировали недолго. Получить свое отдельное жилье им помешала начавшаяся война. И вот летом 41-го семья сняла комнату в доме номер 10 по улице Ворошилова. Здесь и произошла трагедия. Восстановить подробности событий мне помогли вологжане трех поколений — Зинаида Ивановна Шадрунова, Зита Александровна Нужина и Андрей Игоревич Волков. Большое им спасибо за это.

Итак, деревянный двухэтажный дом. Ворошилова, 10. Позднее дом получил другой номер — 32. А в августе 69-го он был сломан. Пожалуй, это был самый «рубцовский» дом в нашем городе.

В угловой комнате на первом этаже (22 кв. метра) поместились и хозяйка комнаты Анна Алексеевна Ульяновская и семейство Рубцовых — отец, мать и пятеро детей. Ульяновская работала машинисткой в конторе «Заготзерно», ее целыми днями не было дома. В комнате — четыре окна, печь, посредине стоял стол. Дети спали на сундуке. Кухня была общая с соседями.

Отец, Михаил Андрианович, тоже работал целыми днями. Он ходил в черной вельветовой куртке (а позднее — в кителе, который называли тогда «френчем»), в красивых легких хромовых сапогах. «Был он быстрый, стремительный, веселый. У дяди Миши был громкий, четкий и приятный голос. Карие улыбающиеся глаза. Причесан аккуратно. Приятное впечатление оставлял» (3. Нужина).

Александра Михайловна (тетя Шура), то есть, мать Коли — полная, медлительная, тихая женщина. «Обыкновенная женщина. Круглое полное лицо, светлые волосы. Часто болела, говорила «сердце болит». Запомнились ее отеки на лице и ногах» (3. Нужина). То есть, синяки под глазами, массивные отечные ноги... Носила зимой плюшевую жакетку, пуховый платок. Шаль была, платье широкое темное в мелкий горошек или с цветочками.

Дети Алик и Боря — похожи на мать. Боря медлительный. Надя родилась в июне-июле 41 года. Коля и Галя — в отца. «Коля — живчик, лицо узкое, глаза живые. Ходил без трусов — в рубашке до колен, сядет и натягивает ее на ноги. Ходил босиком. Все хозяйство вела Галя, и белье полоскала на реке. Утром и вечером тетя Шура ходила в церковь, она пела на клиросе» (3. Нужина).

Алик ходил в 9-ю школу, напротив «Труда». Галя и Зита Шадрунова (Нужина) ходили в 26-ю школу на улице Лассаля (сейчас улица Калинина, станция юных техников). Галя — в пятый класс, Зита — в третий. Ходили в школу по Урицкого. Бывали пьянки. Взрослые с Ульяновской выпивали. Отец же был снабженец в воинской части в Кущубе (рядом с Кипеловым). По пути из Красных казарм на вокзал «заедут домой, шаранут с телеги мешок муки, крупы, бутыли со спиртом прямо в окно передадут. Тетя Шура ходит по комнате и ест — в одной руке кусок масла, в другой руке кусок хлеба...» Так вспоминают соседи, но они могут в чем-то и ошибаться. Во всяком случае, трудно поверить, что Михаил Андрианович после тюремного заключения мог (в военное время!) воровать, мог рисковать! Скорее всего речь идет о его законном пайке на большую семью... Еще одно спорное воспоминание. Якобы Александра Михайловна плохо кормила младшую дочку и говорила: «Девку мне эту не надо...» Чего не скажешь в сердцах! После ссоры с мужем или от отчаянья какого-то... Разве не говорим мы в минуты затмения душевного даже самым близким людям: «А черт бы тебя побрал!..»

В апреле 42-го года, когда растаял снег, весь дом снизу затопило. Рубцовы так и жили по колено в воде. Электричества не было, горела коптилка. Другие жильцы куда-то переселились на время. А Рубцовых наверх не пустили — там жила семья Серовых, глава семьи был сотрудником НКВД.

За месяц до смерти мать заболела, вызвали врача на дом, отправили ее в горбольницу на Советский проспект. Там она и умерла. Сказать об этом пришла санитарка.

Похоронили на Введенском кладбище. «Говорили, что тете Шуре вырыли отдельную могилу, но это мало вероятно». (3. Нужина). Тогда в Вологде копали братские могилы — хоронили много эвакуированных и умерших в госпиталях. Через два дня умерла маленькая Надя. Ее тоже похоронили на Введенском кладбище. Возможно, вместе с матерью, одновременно. На мой вопрос «Шел ли Коля за гробом матери с цветком?» соседи ответили: «Могло такое быть».

Вскоре Коля потерял хлебные карточки. Галя посылала его в хлебный магазин к Екатерине (церковь Екатерины на углу Герцена и Менжинского, сейчас на месте магазина «Переговорный пункт»). У них были одни ботинки на двоих. Соседи вспоминают: «Видимо, Галя его сильно наказала за карточки. Коля сбежал из дому. Дня 3-4 его искали, потом сам пришел. Сказал, что был в лесу, и прочитал стихотворение. Галя сразу записала его в тетрадь. (Вероятно, Коля скрывался где-то на окраинах города, в кустах...)

Голодали они без матери. Но пели песни. Галя хорошо пела, и на ногу легкая была».

Коля был мальчик живой. Все время что-то говорил, рассказывал, все соседи его любили. Зорина со второго этажа хотела его усыновить. Еще кто-то хотел, кажется. Но не решились. Да и как это сделаешь при живом отце!

«Теть Зина,— говорил Коля Зинаиде Шадруновой,— я посижу у вас». — «Посиди». — «Теть Зина, возьмите меня к себе жить».

Подруга Гали вспоминает: «Песни мы пели взрослые, которые звучали по радио и в кино. «Любимый город может спать спокойно», «Спят курганы темные», «А ну-ка, девушки, а ну, красавицы», «Все васильки, васильки», «Сулико», «Про царицу Тамару». Из народных — «Посею лебеду на берегу», «Уж как я ль мою коровушку люблю».

Запомнилась такая детская песня:

Шла машина из Тамбова,

На пути котенок спал.

Э-ха-ха, э-ха-ха,

На пути котенок спал.

Говорит коту машина:

«Уходи, то растопчу».

Э-ха-ха, э-ха-ха,

Уходи, то растопчу.

А котенок отвечает:

«Проезжай, я спать хочу».

Э-ха-ха, э-ха-ха,

Проезжай, я спать хочу.

Вот проехала машина,

Отдавив котенку хвост.

А котенок — хвост под мышку,

Да машину догонять.

Повалил машину набок

И давай когтями драть.

И машина испугалась,

От котенка — удирать!

Э-ха-ха, э-ха-ха,

От котенка — удирать!

...То, что мать умерла летом, немного смягчило трагедию для младших Рубцовых. Жизнь в доме на Ворошилова какое-то время еще продолжалась. Но вот Алик попал в ФЗУ, Галя перешла жить к тете Соне (на улицу Гасиловскую), а Колю и Борю увезли в Красковский детдом. К первому сентября Рубцовы освободили свою комнату в доме, где разбились их сердца.

* * *

В 1951 или 1952 году Николай Рубцов пришел на улицу Ворошилова. На нем был нераженький пиджачок, кепочка. На крыльце дома номер 10 сидела молодежь.

— Я бы хотел посмотреть, где мы жили.

— Как твоя фамилия?

— Рубцов.

— Иди, смотри. Жили вы у Ульяновской, но ее сейчас нет дома.

Зашел, посмотрел и ушел. И больше никто ему ни слова не сказал, и чаю стакан не предложил...

---