Малоизвестные стихи Николая Рубцова

Полному и верному осмыслению поэзии Рубцова мешал, видимо, и тот факт, что этого выдающегося художника чаще рассматривали в пределах так называемой тихой лирики. Между тем он был и остается необычайно острым социальным поэтом. Приведем хотя бы строки одного из стихотворений Рубцова, написанные в 1959-м, а впервые опубликованные в 1985 году:

Давно в гробу цари и боги! 

И дело в том — наверняка — 

Что с треском нынче демагоги 

Летят из Главков и ЦеКа!..

Предлагаемая ниже подборка включает стихи Николая Рубцова, прямо выражающие общественную позицию поэта. Это главным образом не самые известные его стихи, некоторые стихотворения широко не публиковались, некоторые варианты публикуются здесь впервые. Даты, которыми помечена эта публицистически страстная лирика, говорят сами за себя — Рубцов писал правду о нашей жизни давно, и писал ее в любое время, независимо от «климата» и конъюнктуры. Но содержание большинства стихотворений требует комментария.

Понятно, что оборот «публицистические стихи Рубцова» весьма и весьма условен. Гражданские, социальные мотивы у настоящего поэта так или иначе могут выступать и выступают в каждом стихотворении, будь оно пейзажное, интимное или философское. Более того, самые глубокие и Тонкие гражданские чувства, прозрения автора чаще всего и возникают как бы невольно. Но ясно и то, что поэт хочет иногда и прямо выразить мысль, публицистически ее заострить. Может быть, срединное положение между этими двумя «крайностями» занимает ранний вариант знаменитого стихотворения «В горнице». Поначалу оно имело и другое название:

«В звездную ночь». Автограф стихотворения хранится в Государственном архиве Вологодской области (ГАВО, ф. 51, ед. 38). На автографе рукой поэта поставлена дата — июль 1963 года. В выходящих сейчас сборниках Рубцова стихотворение «В горнице» по традиции датируется только 1965-м годом, хотя никакого принципиального различия между двумя названными вариантами стихотворения нет. Вариант «В звездную ночь» имеет «мотив сна», глуши. Вот финал стихотворения:

Словно бы я слышу звон

Вымерших пасхальных сел...

Сон, сон, сон

Тихо затуманит все. 

Мотив этот у раннего Рубцова был достаточно силен, но часть строк подобного содержания осталась в неопубликованных вариантах. Все же есть основания говорить, что часто деревня, сельская жизнь ассоциировались у поэта с «непробудным сном», глушью, забвением. Об этом свидетельствуют многие известные строки (например, «И снова — глушь, забывчивость, заря...» в «Старой дороге» или «тайные сны неподвижных больших деревень» в стихотворении «Я буду скакать по холмам...») и публикуемое здесь стихотворение —

«Зимним вечерком». Впервые опубликовано после смерти поэта 12 января 1972 года в газете «Вологодский комсомолец». В начале его поэт намеренно рисует картину патриархальной жизни: «В хлеву знакомо хрустит солома...» Затем формулирует главную мысль:

Эх, Русь, Россия! 

Что звону мало? 

Что загрустила? 

Что задремала?..

Критики, насколько мне известно, никогда не подчеркивали социальную значимость этого стихотворения в целом или таких его строк — «Эх! Козыри свежи. А дураки те же».

Не трудно заметить, что кипение жизни всегда ассоциировалось у поэта со звоном, весельем, многолюдьем, и очень часто — с пасхой. И не только в упомянутых стихах, а во многих других. Например, в стихотворении «Промчалась твоя пора!», где автор говорит о пасхе: «Но твой отвергнутый фанатизм увлек с собою и красоту...» А ощущение упадка деревенской жизни или, как бы мы сейчас сказали, застоя, было иногда таким сильным у Рубцова, что рождало строки трагические. По черновикам стихотворения «Я буду скакать по холмам...» можно судить, что поэт уже почти не верит в возрождение «поредевших старинных племен», «вымирающих вольных племен» (ГАВО, ф. 51, ед. 283). Эти обобщения не с неба свалились, они возникли из конкретных наблюдений, тоже вошедших в стихи. Вот, скажем, строки довольно известного стихотворения:

Я помню, как с дальнего моря 

Матроса примчал грузовик, 

Как в бане повесился с горя 

Какой-то пропащий мужик...

(«Что вспомню я?»)

А вот почти неизвестные строки из стихотворения «Воспоминание о весне 1954 года» (ГАВО, ф. 51, ед. 68):

Старушек наших гнет в дугу, 

А все без жалобы унылой 

С какой-то дьявольскою силой 

Граблями машут на лугу...

И в этом же стихотворении, в финале, совсем иная картина, опять по-рубцовски нарисованная:

Ведь было время! Не пройти 

Воскресной ночью не волнуясь, 

Народу было на пути, 

Веселья, музыки!.. О юность!

Эх, Россия, говорит поэт, куда же все подевалось!? Ведь было отдано столько сил, столько жизней и судеб.

Одна из этих судеб показана в стихотворении, впервые опубликованном 15 августа 1964 года в тотемской районной газете «Ленинское знамя». Оно называется —

«Рассказ о коммунисте». Стихотворение в чем-то наивное, наверно, и немного прямолинейное. Любопытно, что лучшие строки из него Рубцов использовал в других стихах (смотрите «До конца» и «Мы сваливать не вправе...»).

«Загородил мою дорогу...». Строки этого стихотворения 1959 года уже цитировались. Конечно, оно тоже о бедах наших. А демагоги у власти — это одновременно и причина, и следствие многих бед... Приводимый здесь вариант стихотворения опубликован в примечаниях книги Рубцова «Стихотворения» (Архангельск, 1985, с. 181). Другой его вариант публиковался в журнале «Юность» (1964, № 6) и во многих сборниках поэта.

«Репортаж» публикуется впервые, текст (как и стихотворения «Живу я в Ленинграде...») любезно предоставлен публикатору поэтом Виктором Коротаевым. В стихотворении появилась частая для Рубцова тема — святости слова, необходимости свободы высказывания, недопустимости «трёканья». Многие стихи поэта диалогичны, всякому высказыванию он дает как бы оценку, по Рубцову — только в свободном диалоге рождается истина и осуществляется справедливость.

«Грусть», «На вахте», «Другу». Эти стихи опубликованы В. Коротаевым в газете «Вологодский комсомолец» 3 января 1986 года, в юбилей Николая Рубцова. Стихотворение «Грусть» вопреки своему названию довольно мажорное получилось. А вот «На вахте» оставляет грустное, даже гнетущее впечатление. Надо, наверное, понять, что застой пережила не только деревня, но он коснулся всех сфер жизни. И это видели уже тогда очень многие, как говорится, рядовые люди. А честные поэты отстаивали свое право писать не только о победах и светлых чувствах, но и о тоске, разочарованиях.

Надо сказать, что застою сопутствовало все растущее пьянство. Это уже ни для кого не секрет. В те поры водка как бы входила прямо в кровь народа, она стала, к несчастью, привычнейшим и потому особенно опасным элементом быта. Эта страшная обыденность алкоголя невольно выразилась в ранних стихах Рубцова — «Другу» и некоторых других. Строка «Раскрывая с другом пол-литровки...» звучала слишком привычно, и с бравадой еще. А строка «Ты будешь водкой обеспечен...» тогда звучала, думаю, совсем не юмористически, как можно прочитать ее сейчас. В целом подобные стихи Рубцова могут быть вещественным доказательством и обвинительным актом тому времени (50—60-е годы) и тем людям, которые могли, но не повлияли на пьянство, на нравственность народную.

«Живу я в Ленинграде» публикуется впервые. Примыкает к трем предыдущим по своему содержанию.

«Гость». Его совершенные строки не нуждаются в комментарии. Разве что вспомнить тут слова поэта Юрия Кузнецова о «задавленности» поколения, родившегося в предвоенные годы («Книжное обозрение», 1987, № 40).

«Если жизнь начать сначала...» ответом Рубцова на прекрасное стихотворение Станислава Куняева, которое начиналось так:

Если жизнь начать сначала, 

В тот же день уеду я 

С Ярославского вокзала 

В вологодские края. 

Перееду через реку, 

Через тысячу ручьев 

Прямо в гости к человеку 

По фамилии Рубцов...

Николай Рубцов ответил блестяще — с юмором, хорошей злостью. Пользуясь случаем, поэт высказал свое отношение и к окололитературной братии, и к болтунам рангом повыше.

Кроя наших краснобаев, 

Всю их веру и родню...

В этих строчках не только неприятие, но и протест против многих явлений столичной и нестоличной жизни. Прежде всего жизни литературной, с ее коррупцией, блатом, диктатом издателей... Строка, звучащая по отношению к Ст. Куняеву доброй усмешкой,— «Он описывает жизнь...» — всей своей издевательской силой обрушивается на маститых графоманов, увенчанных должностями и премиями.

Названное стихотворение опубликовано в книге критической прозы Ст. Куняева «Свободная стихия» (М., «Современник», 1979). Оно перекликается со многими стихами Рубцова. Взять «Свидание», горькую иронию его строк: «Звенит хрусталь и действует на чувства, мы входим в зал без всякого искусства, а здесь искусством, видно, дорожат...». И мы можем только догадываться, какие чувства испытывал поэт, когда приезжал из полунищей вологодской деревни в Москву или другие крупные города.

Но вернемся к литературе, к поэзии. Рубцов отстаивал все лучшее в ней и был чрезвычайно требовательным в этом отношении. Это свои собственные слова вложил он в уста бесоватого гостя из следующего стихотворения —

«Сказка-сказочка» (публикуется по альманаху «День поэзии 1981», с. 82—83):

Уткнулся бес в какой-то бред 

И вдруг завыл: — О, божья мать! 

Я вижу лишь лицо газет, 

А лиц поэтов не видать...

Вообще лица нет! Чего уж говорить о «лица необщем выраженье». Так же резко высказывался Рубцов о современной литературе в некоторых письмах, или устно, и в таких случаях, как «В гостях», эпиграмма «В. Горшкову», уже упомянутое послание Станиславу Куняеву и других.

Поэзия была для Рубцова делом святым, а слово — божественным и таинственным даром. О поэзии он говорит: «...И не она от нас зависит, а мы зависим от нее» И мы встречаем в стихах Рубцова — «сверкающее слово», «слово верное», «искреннее слово»... Поэзия для него неотделима от природы, а природа — от жизни человека. Об этом — последнее стихотворение подборки:

«О природе» (публикуется по сборнику «Воспоминания о Рубцове», 1983, с. 273) Написано в 1957 году. Стихотворение немного дидактично звучит, написано редким для Рубцова белым стихом. О природе в стихах Рубцова сказано уже много и верно писали об этом М. Лобанов, В. Кожинов и другие исследователи. Надо только подчеркнуть, что поэту, современнику эстрадного бума и урбанизации, приходилось отстаивать суверенность природы и даже свое право писать о ней. Это было очень трудно, если учесть, что даже в 1969 году уже известный автор «Звезды полей» мог получить из издательства такое, например, письмо: «...На наш взгляд, необходимо снять из рукописи такие стихи, как «Во время грозы», «Пейзаж», «Старик», «Последняя ночь», «Памяти Анциферова», «Взглянул на кустик», вызывающие возражение по своей идейной направленности (выделено мною. — В. Б.). Не стоит включать в сборник стихи «В твоих глазах» «По дороге к морю», «Пальмы юга», «Последний пароход», «Когда душе моей...», «А дуба нет...», «Ласточка», «О собаках», «Я забыл, как лошадь запрягают...», «Kpужусь ли я...», «В избе», «Голова моя — не дура», «Ничего не стану делать», как малозначительные, недостаточно продуманные Вами» (ГАВО, ф. 51, ед. 370. Выделено мною. — В. Б.). Поразительный документ! Ведь только одно из названных в письме стихотворений можно назвать «малозначительным» — «Голова моя — не дура».

...Социальные мотивы в лирике поэта все углублялись и развивались. Известно. какой общественный резонанс вызвали его стихи «Русский огонек», «Добрый Филя», «Грани», «Родная деревня», «Тихая моя родина», «Звезда полей». Но могли бы прозвучать полнее и многие другие стихи — «Фиалки», «Жар-птица», «Что вспомню я?», «Философские стихи», «На злобу дня», «Свидание» и стихи настоящей подборки, — если бы подходили к ним не с одного боку или хотя бы шире печатали просто напросто.

---

Публикуется по журналу "Волга" (1988, №11)