ПЕРВЫЕ ИТОГИ

Для многих людей Новый год был и остается самым любимым праздником. Очень любил его и Николай Рубцов. Видимо, еще с ранних детдомовских лет. Тем более, что с Новым годом почти совпадал его день рождения, 3 января, и у поэта был как бы двойной праздник. Рубцов всегда старался быть в эти дни в компании, провести время весело.

И жизнь в короткой этой праздности

Как будто снова начинается

С морозной свежести и ясности!

Вот и 1969-й год поэт встретил в компании — на новогоднем балу в Московском государственном университете, в основном здании на Ленинских горах (по воспоминаниям Валентины Зинченко). Мы пока не знаем, кто был тогда с Рубцовым рядом. Не знаем и того, кто же привел поэта на следующий день, то есть 1 января, в общежитие текстильного института, которое находилось у Донского монастыря. Москвичка В. Зинченко вспоминает, что вид у Рубцова был не слишком респектабельный, поэтому над ним в общаге даже посмеивались некоторые. Девушки, жившие там, в общем и не знали, что перед ними известный поэт, он был для них обычным гостем.

Один из друзей поэта Анатолий Чечетин запомнил (на наше счастье) день 3-го января того же года. Он пишет: «Коля шел из Литературного института и первым увидел меня. Остановились, закурили... И тут Коля сказал, что у него сегодня день рождения. Исполнилось тридцать три года — возраст Христа. И еще он добавил, что сегодня церковный праздник, зимний Никола, а он родился именно в этот день, поэтому родители и нарекли Николаем.

Немного удивившись про себя тому, что он в такой день совершенно один и как-то потерян, «словно неживой», я предложил ему пообедать вместе, и мы тут же пошли в сторону Никитских ворот. Вошли в столовую, что между магазином «Ткани» и закусочной (теперь снесенной), сели у буфета за левый крайний столик, и наш «праздник невзначай» начался».

Рубцов в этот день жаловался на сердце, пил валокордин, говорил о смерти, читал стихи. Последняя фраза этого дня, которая запомнилась мемуаристу: «Я еще буду жить... Я прозу стану писать. Вот посмотришь...»

Конечно, поэт в день рождения не столько думал о будущем, сколько подводил какие-то итоги, думал о том, что ему удалось сделать в литературе.

А сделал он уже немало. Написал и опубликовал десятки лирических шедевров. Издал свою главную книгу — «Звезда полей», еще две рукописи лежали в книжных издательствах. Рубцов был уже знаменитым, его стихи почти нарасхват начали печатать многие толстые журналы. Забегая вперед, скажу, что в 69-м году стихи поэта опубликовали журналы «Молодая гвардия», «Север», «Юность», «Наш современник», «Октябрь», московский альманах «День поэзии-69». Это был не только творческий успех, это поддерживало Рубцова и материально. Едва ли у поэта было много завистников, но надо сказать, что никто из вологодских писателей так часто не печатался тогда в журналах, даже новый 13-й член Вологодской писательской организации — Виктор Астафьев.

Рубцов имел уже в Вологде комнату в коммунальной квартире со всеми удобствами на Набережной 6-й Армии, и в самом начале 1969 года он получит уже отдельную квартиру на улице Яшина. Но по-прежнему поэт часто бывает в Москве.

Мы не знаем, что еще делал Рубцов в Москве на этот раз, и не знаем, какого января он вернулся в Вологду. Но знаем, что выехал он из Вологды примерно 20—21 декабря минувшего года, потому что 22 декабря он отправил в родной город телеграмму из подмосковной Балашихи.

Когда Рубцов читал 3 января Чечетину строки «Пролетели мои самолеты. Просвистели мои поезда...», он был не совсем прав. В 69-м году поэту еще предстояло немало поездить по России. Причем, это были поездки, которые углубляли представление Рубцова о срединной России — он побывал в Рязани, в Никольске, в Горьковской области...

Но вернемся пока в заснеженную Вологду. 28 января здесь состоялось отчетно-выборное собрание писательской организации. Вероятно, Рубцов на нем был. На следующий день газета «Вологодский комсомолец» публикует фрагменты отчетного доклада Александра Романова, где несколько раз упоминается Рубцов. В этом же номере молодежной газеты опубликовано пять стихотворений Николая Рубцова, уже как мастера, и стихи молодых авторов.

В феврале в Вологду приехала семья Астафьевых, вологодские писатели встречали их на вокзале. Был здесь и Рубцов. Жена Астафьева Мария Корякина уже многократно описала эту встречу. И следующий день тоже. «На другой день... к нам зашли друзья-писатели и мы пошли к собору Софии, на берег реки Вологды. Смотрели на древнее рукотворное чудо — на храм удивительный (Корякина взяла рубцовское слово.— В. Б.), тихо переговаривались...» Подошел и Николай Рубцов. А вечером — застолье, отметили приезд Астафьевых. Читали стихи, Рубцов играл на гармошке и пел свои песни, в том числе «Журавлей»... Встреч с Астафьевым было у поэта много, они стали почти соседями — Астафьевы жили тогда на Урицкого. Корякина написала интересные воспоминания, но в них «слиплось» время — трудно отделить события 69-го от событий 70-го года...

Если я не ошибаюсь, в то время рядом с Рубцовым жили и другие писатели— Белов, Коротаев... Это было время частых встреч, достаточно творческого общения. Были у поэта, конечно, и другие встречи — с читателями, с «обычными» людьми. Одну из таких встреч — в вологодском кафе «Колос» — описал директор одной из школ Николай Силкин. Это тоже было в феврале. Силкин так рисует внешность Рубцова: «Повседневный, чуть помятый черный костюм, серая рубашка с распахнутым воротом, небритое этим днем исхудавшее лицо, редкие жидкие волосы с изрядной, не по годам, залысиной ото лба, небольшие грустные глаза — ничего не выдавало в нем служителя Музы...»

Силкин уже немного знал поэта, и между ними возникла приязнь, и потому в этот вечер состоялся у них очень откровенный разговор о поэзии, о самых- самых — Пушкине, Лермонтове, Тютчеве, Фете, А. Григорьеве, Блоке, Есенине... Силкин добавил еще Ахматову в этот ряд, а Рубцов — Дмитрия Кедрина.

Автор воспоминаний — учитель литературы по образованию. Поэтому как-то особенно интересно, что его представления о поэзии почти совпали с рубцовскими. Правда Рубцов «отвел» Некрасова и Маяковского, но зато охотно принял Ахматову. В этой беседе поэтическая тема была ограничена «вершинами» и, конечно, полного представления о вкусах Рубцова мы не получили. На Рубцова влияли очень многие — Бунин, Блок, Полонский... Чаше всего говорят о Тютчеве и Есенине, но совсем забывают, скажем, о Лермонтове.

«Дрожащие огни печальных деревень...» — эту очень рубцовскую строчку написал Лермонтов. Между этими двумя поэтами есть какая-то глубокая родственная связь. И многие мотивы лермонтовские Рубцов использовал, сам того не замечая: «Ревела осенняя вьюга...», «О чем писать?..» и др. В свое время на Рубцова сильно подействовал «Герой нашего времени». Это нашло отклик даже в поздних стихах Рубцова, не говоря уже о ранних, типа — «Эх, коня да удаль азиата...»

В февральском номере журнала «Дружба народов» вышла статья критика Ал. Михайлова «Посреди очарованных трав...», о поэзии. Автор пишет о стихах Соколова, Куняева, Тряпкина, Лысцова и других, но больше всего — о Рубцове. Написано неплохо, хотя, конечно, сегодня некоторые мысли критика выглядят наивно. А вот другая статья — почти противоположная по духу — увидела свет (хочется сказать «увидела тьму») в апреле в журнале «Новый мир». А. Дементьев «О традициях и народности». Эта позорная для журнала статья была как бы партийным откликом на прошлогодние выступления Чалмаева в «Молодой гвардии», а также на статьи Лобанова и Ланщикова.

Комиссар Дементьев действует по-разному: иногда прямо обвиняет, иногда втихаря, исподтишка. Например, он ни разу не упомянул имени «грешника» Рубцова, а строки его цитирует! И всегда Дементьев ссылается на Ленина и партию.

Надо сказать, что и после смерти Твардовского либерализм «Нового мира» оставался и остается каким-то однобоким. Может быть, это единственный в России журнал, который «не заметил» великого поэта Николая Рубцова. И сейчас он печатает Бродского, Кушнера, Чухонцева, Рейна, многих других русскоязычных поэтов, но только не Рубцова. Может даже опубликовать эпи- гонов Рубцова, но только не его самого!..

А между тем и в Вологду 69-го года пришла весна. Но Рубцов в марте был уже в Москве. Оттуда на пару дней съездил в Рязань. Вспоминает Борис Шишаев: «Ранней весной 1969 года я был в Рязани. Захожу в писательскую организацию, а там — Николай Рубцов! Обнялись. Оказывается, он приехал с моим земляком — поэтом Евгением Маркиным. Они в Москве вместе участвовали в каком-то большом литературном мероприятии, и Маркин уговорил его побывать на земле Есенина. Собрались наши поэты, прозаики... Двинулись к Рязанскому кремлю. Постояли, полюбовались кремлем, зашли на могилу Полонского...» Рязанский писатель Валентин Сафонов рассказывает о том дне: «Рубцов ходил по сырым улицам и сокрушался, что не сохранилось зримых примет пребывания Есенина в городе». На следующий день поэт поехал с друзьями в Константиново...

Некоторые недели и месяцы жизни Рубцова были плотно заполнены событиями. К тому же поэт был леток на подъем и довольно часто мотался из Вологды в Москву и обратно. Поэтому далеко не всегда мы можем установить очередность событий. Скажем, что произошло раньше — поездка в Рязань или завершение работы над стихотворением «Поэзия»? Редкий случай: это стихотворение Рубцов датировал точно, дату поставил собственноручно — 14 марта 69 года. Напомню начало стихотворения:

Теперь она, как в дымке, островками

Глядит на нас, покорная судьбе, —

Мелькнет порой лугами, ветряками...

И чуть дальше:

Снега, снега...

За линией железной

Укромный, чистый вижу уголок.

Пусть век простит мне ропот бесполезный,

Но я молю, чтоб этот вид безвестный

Хотя б вокзальный дым не заволок!..

Николай Рубцов был всегда конкретен в своих стихах. Да, мартовские снега, он едет в поезде (может, из Рязани возвращается), недаром все как бы мелькает перед глазами... Едет и подводит какие-то итоги своих размышлений о жизни и поэзии.

Если бы Рубцов датировал все свои стихи, то, может быть, писать его биографию было бы очень легко. Это была бы череда ясных картин жизни, причем эмоционально окрашенных стихами. Но...

Попробую все же немного разобраться с датами. Может, есть смысл хотя бы примерно определить, какие стихи написал Рубцов в 1969 году. О «Поэзии» я уже сказал. Почти не вызывает сомнений, что в этом же году написана сказка «Разбойник Ляля» и стихотворение «Тот город зеленый и тихий...» (об этом скажу дальше).

Теперь возьмем сборник «Сосен шум». Он удобен тем, что был сдан в набор 25 февраля 1970 года и примерно через месяц подписан в печать. То есть в эту книгу не могли практически попасть стихи, написанные позднее 69-го года. А если вычеркнуть из сборника стихотворения, уже опубликованные в газетах, журналах и книгах до 69 года, то останется 20 с небольшим стихотворений. С большой долей вероятности мы можем говорить, что это стихи 69 года.

Вот они: «Бессонница», «Далекое», «Листья осенние», «Гололедица», «Зимняя ночь», «Слез не лей», «Выпал снег...», «А дуба нет» и др. Конечно, что-то придется уточнять. Какое-то стихотворение могло быть написано раньше. И просто не публиковалось. Исследователи творчества Рубцова уже не раз ошибались. Например, на несколько лет «состарили» стихотворение «Расплата». То же получилось со стихотворением «Печальная Вологда дремлет...» Его датируют 68-м годом, но по архиву поэта я установил, что оно написано лет на десять раньше, а потом лишь сокращено. Из него была убрана конкретика, связанная с Североморском, со службой...

Очень осторожно надо подходить и к датировке других стихотворений Рубцова. Например, к тем, которые опубликованы в начале года (ВК, 29 января 69-го): «По дрова», «У старых берез», «Пальмы юга», «Жалобно в лесу кричит кукушка...», «Подорожники». Все они вошли в сборник «Сосен шум», но три из них «успели» и в предыдущую книгу поэта «Душа хранит», которая окончательно формировалась в издательстве в середине 69 года. Похоже, что Рубцов отдал в молодежную газету самые новые стихи. Но утверждать, что они написаны именно в январе, мы не можем. Вернее будет сказать, что они написаны на рубеже 68 и 69 годов. То есть, начаты в 68 году, а набело переписаны, может быть, в январе следующего года.

Одним словом, 1969 год был довольно плодотворным для Николая Рубцова. Он написал, вероятно, более тридцати стихотворений, на высоком уровне. Замечу, кстати, что некоторые стихи 69 года могли попасть и в сборник 1971 года «Зеленые цветы» или вообще увидеть свет в посмертных журнальных и газетных публикациях. Переговоры об издании книги «Зеленые цветы» (редактор В. Ермаков) начались как раз в марте 69-го (см. письмо Мариничева в архив- ном фонде Рубцова).

Но вот мы добрались и до апреля. 18 апреля «Вологодский комсомолец» опубликовал заметку Рубцова о стихах Сергея Чухина. Рубцов был общественным редактором первой книжки молодого поэта «Горница», которая вышла в Архангельске в начале года.

В апреле Рубцов получил билет члена Литфонда СССР. Видимо, это произошло в Москве. А в Вологде, по воспоминаниям Василия Оботурова, в апреле прошло обсуждение творчества молодых поэтов, в том числе Н. Старичковой и Г. Александрова. Было это в писательской организации, выступал и Рубцов. Нелли Старичкова была тогда его близкой подругой.

Рубцов обживает свою новую квартиру — улица Яшина, 3—66. Однокомнатная «хрущевка», пятый этаж. Дербина так передает слова поэта об этой квартире: «...А здесь я с весны 69-го. Эта пещера мне нравится...»

И опять Рубцову надо ехать в Москву, на защиту диплома в Литературном институте. Как известно, его дипломной работой стала «Звезда полей». Великолепный отзыв об этой книге написал Егор Исаев:

«...Я помню ее сердцем. Помню не построчно, а всю целиком, как помнят человека со своим неповторимым лицом, со своим характером. Эффектного, ударного в книге ничего нет. Есть задушевность, раздумчивость и какая-то тихая ясность беседы... О стихах Николая Рубцова трудно говорить, как трудно говорить о музыке. Слово его не столько обозначает предмет, а живет предметом, высказывается его состоянием. ...Я горячо высказываюсь за высокую оценку диплома».

Какое глубокое понимание поэзии. Я не в восторге от стихов самого Егора Исаева, но хотел бы сказать сегодняшним ниспровергателям: вы не умеете так чувствовать и понимать поэзию.

А между тем студенты-заочники уже съехались в Москву. Поэт Валерий Кузнецов вспоминает: «На майской сессии — последней в учебе Рубцова — мы с ним, поэтом Валерием Христофоровым из Чимкента и прозаиком Яковом Погореловым из Саратова поселились вместе в комнате общежития Литинститута... Присутствие Николая превратило нашу комнату в какой-то союзный перекресток — жизнь затихала лишь на несколько предутренних часов...» Но все-таки госэкзамены были сданы, конечно, и 23 мая литераторы-выпускники получили дипломы. Кажется, Христофоров рассказывал, что Рубцов сначала не хотел идти на вручение дипломов, но потом все же пошел...

Теперь я перехожу к другому важному эпизоду из жизни Рубцова. К изданию сборника стихотворений «Душа хранит». Архангельскому издательству, конечно, пора уже было реабилитировать себя, искупить свою вину за плохо изданную первую книжку Рубцова. Но думаю, что новая инициатива шла от Вологодской писательской организации и, может быть, от самого поэта. Теперь он был членом Союза писателей, в Вологде работало отделение Архангельского издательства, и поэтому выпустить сборник поэта издательство было как бы обязано.

И вот писатель собирает стихи, посылает рукопись в издательство и вновь вступает на эту опасную тропу, где на каждом повороте его ждут мелкие придирки или большие пакости. Начинается и переписка. Обе стороны отстаивают свои интересы. После «Звезды полей» Рубцову, разумеется, легче «сражаться» с издателями, но он еще узнает от них много «интересного» о своих стихах. Письма Рубцова в Северо-Западное издательство не раз публиковались. Думаю, что пора прочесть и письма с того берега, так сказать. Это весьма познавательно... Итак, 13 июня 69 года из Архангельска в Вологду было отправлено такое письмо:

«Уважаемый Николай Михайлович!

Возвращаем Вам рукопись сборника стихов «Душа хранит» с нашими замечаниями. В целом рукопись может быть принята для издания, но кое-что в ней Вам необходимо еще доработать.

На наш взгляд, необходимо снять из рукописи такие стихи, как «Во время грозы», «Пейзаж», «Старик», «Последняя ночь», «Памяти Анциферова», «Взглянул на кустик», вызывающие возражение по своей идейной направленности. Не стоит включать в сборник стихи «В твоих глазах», «По дороге к морю», «Пальмы юга», «Последний пароход», «Когда душе моей...», «А дуба нет...», «Ласточка», «О собаках», «Я забыл, как лошадь запрягают...», «Кружусь ли я...», «В избе», «Голова моя — не дура», «Ничего не стану делать» как малозначительные, недостаточно продуманные Вами. Кстати, думается, что стихи-шутки не сродни Вашему поэтическому дару, поэтому они и не удались Вам.

Поддерживаем мы и Ваше решение снять из сборника морские стихи, за исключением «Мачт», как менее яркие и характерные для Вас. Не ложатся, на наш взгляд, органично в сборник и стихи «В пустыне», «В сибирской деревне», «Волнуется южное море».

Оставшиеся стихи, а их немало, достаточно полно представляют Ваше творчество со всем присущим ему своеобразием и не нарушают целостности сборника, в котором, на наш взгляд, отчетливо наметились две основные линии. Первую можно выразить Вашими словами: «Люблю твою, Россия, старину». И вторая — это любовь к Северу, к родной природе, которая наполняет душу поэта, питает его вдохновение. С учетом этого следует лучше продумать компоновку сборника, который в настоящем виде композиционно построен недостаточно умело.

Теперь об отдельных частных замечаниях по тем стихам, которые могут остаться в сборнике, но требуют еще авторской дошлифовки.

В стихотворении «Душа хранит» хотелось бы обратить внимание автора на такие строки, как «О вид смиренный и родной» и «Так век неслышно протечет». Может быть, автор найдет возможность заменить слова «смиренный» и «неслышно» более точными, характерными для нашего времени.

В стихотворении «Детство» вызывает сомнение выражение «военная морока». Пожалуй, оно не совсем точно выражает сущность пережитых трудностей военного времени. Стихотворение «Видения на холме» Вам следует внимательно вычитать. Случайно или сознательно оно дано в иной редакции, чем в «Поэзии Севера»?

В стихотворении «На ночлеге» неточно сказано «Только маятник с тихим боем» (бой бывает у часов, а не у маятника).

Определение «беспомощный» в строках «Но словно с беспомощным братом со мной обошлись по пути» вносит в стихотворение «На автотрассе» ненужную жалостливую нотку.

В стихах «Зеленые цветы» неграмотно звучит строка «Но даже здесь мне что-то не хватает». Правильно следует сказать: «Но даже здесь чего-то не хватает».

В стихотворении «Русский огонек» Вам следует подумать над строкой «Ведь всем не угодишь». Она может быть воспринята не совсем в желательном смысле. В стихах «В минуты музыки» стоит подумать над второй строфой. М. б., лучше от нее отказаться, целостность стихотворения от этого не нарушается...

Хотелось бы, чтобы Вы ускорили доработку рукописи, так как мы намереваемся издать Ваш сборник, взамен выпавшего из плана сборника Л. Беляева, в этом году...

Ст. редактор художественной литературы В. Лиханова».

Что написано пером, того не вырубишь... Не знаю, надо ли комментировать это письмо. Конечно, тогда не все понимали, с каким поэтом они имеют дело. Особенно в провинции. Но все же можно было повнимательней отнестись к его стихам и к своим словам об этих стихах. А то уж ни в какие ворота не лезет — назвать стихи «Когда душе моей...», «Ласточка», «Кружусь ли я...» малозначительными!..

Однако, надо сказать, что от многих своих придирок издательство чуть позже отказалось. Может быть, сыграло роль то, что сборник пошел по ускоренному графику, вместо книжки Леонида Беляева. Впрочем, во втором письме из Архангельска, которое нашло Рубцова в конце июля в Горьковской области, вероятно, тоже есть одно место «удивительное». Привожу письмо целиком:

«Уважаемый Николай Михайлович! Рукопись Вашего сборника «Душа хранит» подписала в набор. Сегодня отправляем ее в Вологодское отделение издательства для оформления художником и сдачи в производство.

Посылаем Вам содержание сборника. Пользуясь Вашим разрешением, я сделала кой-какую перестановку стихов, но, как Вы просили, открывается сборник стихами «Ночь на родине» и заключается стихами «До конца». Плановый объем сборника в последнем варианте рукописи несколько был превышен, поэтому мы сняли стихи «Пейзаж», «На автотрассе», «Я уплыву на пароходе», «Старая дорога», «Про зайца», «Дорожная элегия», «Вечернее происшествие» и «В лесу», вызвавшие у нас сомнения (выделено мною.— В. Б.).

Вот и все наши вмешательства в рукопись, если не считать еще одного. В стихотворении «Детство», видимо, по недосмотру машинистки из строфы:

Хотя старушки местных деревень

И впрямь на нас так жалобно глядели,

Как на сирот несчастных в самом деле,

Но время шло и приближался день

выпали три первых строки (осталась лишь одна последняя). Строфа восстановлена мною по «Поэзии Севера».

Николай Михайлович! От Вас еще требуется для сборника фото, если Вы не передали его уже Владимиру Михайловичу. Вышлите его, пожалуйста, срочно прямо в Вологодское отделение издательства. Гонорар (60%) Вам уже переведен. Надеюсь, что Вы его получили. От души желаю Вам новых творческих удач!

Ст. редактор художественной литературы — В. Лиханова».

Вроде бы дальше все должно идти хорошо. Но рукопись почему-то замедлила свое движение к печатному станку. 25 июля Лиханова сообщила автору, что подписала рукопись в набор. Но в выходных данных книги мы читаем, что сдана она в набор лишь 15 октября. Неужели такая очередь была в Вологодской областной типографии на улице Калинина?.. Таким образом автор и читатели увидели готовую книгу лишь в самом конце года.

Забегая вперед, скажу, что в сборнике «Душа хранит», несмотря ни на что, остались стихи «Последний пароход», «Пальмы юга», «Ласточка», «В сибирской деревне», «Во время грозы»... Остались прекрасные строчки: «век неслышно протечет», «прошла военная морока» и другие.

Московские идеологи, цепные псы Дементьевы и Яковлевы многое хотели запретить в русской литературе, но не всегда им это удавалось. Побеждала жизнь, пробивалась через асфальт...

А в июне 69-го Рубцов был в Вологде. Вероятно, 23 июня к нему в квартиру впервые пришла Л. Дербина. Позднее она напишет воспоминания, но я не буду сейчас их пересказывать. Скажу только, что в тот же июньский день поэт поплыл с Дербиной на пароходе в Тотьму. То есть, он собирался туда один, но вот нашлась попутчица.

Возможно, что именно во время этой поездки Рубцов «доработал» в голове стихотворение «Тот город зеленый и тихий», о котором я уже говорил. Опубликовано оно было в конце августа того же года.

Тот город зеленый и тихий

Отрадно заброшен и глух.

Достойно, без лишней шумихи,

Поет, как в деревне, петух

На площади главной... Повозка

Порой громыхнет через мост...

Дербина в своих воспоминаниях говорит, что это стихотворение написано до 69 года, а критик Василий Оботуров предполагает, что оно создано в 69 году... Здесь, как и во многих других случаях у Рубцова, дату определить трудно. Вполне вероятно, что стихотворение задумано и начато в 68 году. И по каким-то причинам поэт не сразу опубликовал его. Зная историю некоторых других его стихотворений (например, первый вариант стихотворения «В горнице» был написан летом 63-го, а окончательный — несколько месяцев спустя), зная, что некоторые строчки уже готовых вещей поэт мог дошлифовывать довольно долго, мы должны говорить об особенностях творческого поведения Рубцова. Из-за одного-двух слов он мог отложить стихотворение на неопределенное время. Или стихи в целом чем-то его не устраивали. Иногда даже экспромт поэт мог сразу отдать в печать, а вот важное для себя стихотворение не спешил «тиснуть», оно как бы дозревало, отстаивалось. Может, поэтому Рубцов и перестал со временем датировать свои стихи — пришлось бы ставить не одну дату, а несколько. Летом 64-го он их еще датировал — писались они тогда довольно легко и быстро...

Итак, стихотворение «Тот город...» может иметь двойную дату: 1968—69. Но пока это только предположение. Сейчас нам важней другое — настроение этого стихотворения:

...Но вечно пусть будет все это,

Что свято я в жизни любил:

Тот город, и юность, и лето,

И небо с блуждающим светом

Неясных небесных светил...

Опять поэт как бы подводит итоги. Здесь у него преобладают светлые тона. Но бывало и по-другому. Нинель Старичкова вспоминает: «О смерти с 1969 года начал говорить. У моей мамы спрашивал: Анастасия Александровна, пойдешь за моим гробом?..» Впрочем, мы не можем придавать этим фактам слишком большое значение. Такие моменты были в жизни Рубцова и раньше. Тем более — в стихах. Задолго до 69 года он писал, например: «Замерзают мои георгины. И последние ночи близки...»

И все же у поэта было еще достаточно сил, чтобы видеть далекие новые земли, узнавать новых людей. Сразу после поездки в Тотьму Николай Михайлович отправляется в Нижегородскую (Горьковскую) область и в последнее воскресенье июня появляется в районном городке Варнавине. Сюда пригласил его товарищ по литинституту Саша Сизов. Рубцов поспел как раз на престольный праздник, но настроение у него было далеко не праздничное. «...Иду по улице, вдруг из боковой двери почты, как птенец из гнезда, вываливается вроде бы чем-то напуганный Николай Рубцов. Взъерошен и небрит, одет не по погоде в рыжую замшевую курточку, изрядно, до глянцевитого блеска затер- тую. В руках чемоданчик, какими пользовались тогда демобилизованные солдаты или пэтэушники.

—  Это ты?! — искренне удивился он.— Вот хорошо. А то как бы я тебя тут нашел, в такой толпе?

—  А что ты на почте делал?

—  Да вот,— сконфуженно потрогал щетину на щеках, точно прикрывал ее,— в поезде побриться не успел... Вот и пошел на почту, розетка там наверняка есть. А почта и закрыта.

—  Ничего. Походишь и небритым. Все равно тебя здесь никто не знает.

—  Да нет, Саша! — цокнул языком и качнул головой...» Воспоминания Александра Сизова интересны, они несколько раз публиковались. Например, в журнале «Север», номер 11 за 1988 год. Рубцов был лет на тринадцать старше Сизова, и во многих ситуациях он был как бы «наставником», если это слово применимо к поэту.

Итак, друзья встретились в конце июня. Они побывали тогда в окрестных деревнях — Ляленке, Бархатихе, Ляпунове... В Ляленке одна старушка и рассказала им старую легенду о разбойнике Ляле. Любопытно замечание Сизова: «Коля загорелся сразу. Он даже не стал старушку дослушивать.— Я обещаю тебе, Саша, напишу об этом. Только по-своему».

В мемуарах о Рубцове иногда неверно называют год его поездки на Ветлугу. Разобрался в этой путанице нижегородский библиофил Дмитрий Ширяев. Он разыскал и районную газету «Новый путь», в которой 10 июля 1969 года опубликовано несколько стихотворений поэта, и размышления Е. Осетрова о поэзии Рубцова, перепечатанные из журнала «Вопросы литературы». В газете помещена также фотография Рубцова и несколько слов о нем. Тут, кстати, подтверждается, что в это время сразу в трех издательствах готовятся книги поэта. Видимо, Рубцов сам рассказал об этом в редакции.

Поэт гостил на Ветлуге около месяца. Здесь он получил гонорар из Архангельского издательства. А вот письмо редактора, возможно, уже не застало его и лишь позднее попало в Вологду.

В Вологде летом было тогда хорошо — тихо, зелено, уютно. Машин на улицах было еще мало, хотя большинство улиц было уже асфальтировано. То, что Рубцов написал в стихах о Тотьме, мы можем смело отнести и к Вологде. Та же провинциальная глушь, та же прелесть, те же лопухи. Те же бочки с квасом, пивные ларьки, компании завсегдатаев...

Может быть, именно в то лето Рубцов сочинил с журналистом Юрием Лещевым такую шутку, экспромтом:

После этой нелепой волынки

Сообща

На толкучем купили рынке

Хвост леща.

И конечно, искали не чая

Мы с тобой,

За ларек подались вначале

Голубой.

Слаще меда, вкусней кефали

Был ты, лещ.

Мы, тобой закусив, сказали:

«Это вещь!»

Лещев говорил, что здесь 2—3 слова принадлежат ему, а все остальное сочинил Рубцов. Теперь мы можем добавить, что это сочинилось под влиянием стихотворения В. Горшкова «Про леща»...

А может, я и поспешил вернуть Рубцова в Вологду. На обратном пути из Горького он вполне мог задержаться в Москве. Поэта очень многое связывало со столицей, он здесь часто бывал и живал, но, к сожалению, мы еще очень мало знаем об этом.

Во второй половине августа 69 года в областной вологодской газете «Красный Север» появилась небольшая информационная заметка: «На днях в Никольске побывали вологодские литераторы Виктор Астафьев, Александр Романов, Николай Рубцов, Сергей Чухин. Писатели совершили поездку по району, где встречались и беседовали с хлеборобами. Литераторы выступили перед активом райцентра, приняли участие в открытии мемориальной комнаты-музея А. Я. Яшина. В районном Доме культуры состоялся литературный вечер...»

В «Книге отзывов» музея писатели сделали самую первую запись: «Друзья и товарищи поэта, нашего дорогого Александра Яшина, с уважением и грустью открывают его мемориальную комнату-музей. Мы верим, что память об этом большом русском человеке будет жить всегда в сердцах его земляков». Внизу — подписи писателей и журналиста Александра Сушинова.

Сохранились по крайней мере две фотографии, запечатлевшие пребывание Рубцова в Никольске. На одной из них поэт как раз подписывает отзыв в музее, рядом с ним стоят двое — Романов и Астафьев.

Следующим заметным событием в жизни поэта была, видимо, работа над поэмой-сказкой «Разбойник Ляля». Скорей всего именно на рубеже августа и сентября в деревне Тимонихе у Василия Белова поэт и написал эту сказку. В книге «Жизнь Рубцова» (1993) это событие, как и поездку на Ветлугу, я ошибочно относил к 1968 году. Но проблема датировки «Разбойника Ляли» остается. Возможно, окончательно и набело Рубцов записал свою сказку лишь в 1970 году. Иначе трудно объяснить, почему он долгое время не предлагал «Лялю» в печать. Насколько я знаю, такую попытку поэт предпринял лишь в самом конце 70-го года.

О грустной сказке «Разбойник Ляля» нужен отдельный разговор, сейчас я только напомню последние ее строчки:

...Где навек почил он за оградой,

Под крестом, сколоченным устало...

Но грустить особенно не надо,

На земле не то еще бывало.

«Все есть на этом белом свете...», — сказал Рубцов в другой раз. Но особенно его беспокоило, что в жизни его начались какие-то повторенья. «Прежде не думал: «Такое, мне помнится, было!» Это становится навязчивым, почти болезненным состоянием. «Будто о жизни и думать нельзя по-другому!» То есть, с радостью думать, с надеждой. Рубцов как бы продолжает блоковское — «Всё это было, было, было...» Можно вспомнить и строки Тютчева, которые Рубцов часто напевал:

Дни сочтены, утрат не перечесть,

Живая жизнь давно уж позади...

Помните воспоминания Александра Сизова. Там Рубцов дважды повторяет: «Я бурно прожил...» Он как бы подводит итоги, снова и снова задумывается о прожитых годах. Как всякий человек он пытается отогнать мрачные мысли прочь, но не всегда это удается...

А между тем жизнь продолжалась. Примерно с сентября поэт работал литконсультантом в газете «Вологодский комсомолец» вместо уехавшего на учебу Виктора Коротаева. Но, видимо, в штате редакции Рубцов не был, документального подтверждения в архиве газеты я не нашел...

Может быть, любителям литературы будет интересно узнать, что в 69-м году Рубцову подарили свои книги Белов и Коротаев, поэты Л. Мерзликин, В. Пономаренко и другие. Виктор Астафьев подарил книжку Ласунского «Слово о Кольцове».

По словам Дербиной, она вновь встретила поэта уже в конце сентября. Он удивился и обрадовался, что она приехала насовсем. В октябре-декабре они постоянно встречаются в Вологде и в пригородной деревне Троице, где Дербина с дочерью поселилась. В конце года газета «Красный Север» напечатала пять больших стихотворений Людмилы Дербиной и ее фото. Правда, стихи слабые, конъюнктурные...

Иногда мы пропускаем какие-то мелкие факты биографии Рубцова. Но они, наверное, тоже важны для полноты картины. Вот он пишет, например, отзыв на стихи поэта Николая Кутова, вот дарит книгу «Душа хранит» областной библиотеке (24 декабря), выступает с Александром Романовым на литературном вечере в вологодской школе номер пять (тоже в декабре). «Душа хранит» как раз вышла, поэт дарит ее друзьям, подписывает читателям. Тридцатого декабря на книжке, подаренной издателю Владимиру Малкову, Николай Рубцов написал:

С Новым годом!

С новой елкой!

Честь простым словам!

Жизни доброй,

Жизни долгой

Я желаю Вам.

Редко Рубцов встречал новый год в Вологде. Но на этот раз он, видимо, никуда не уехал, был в новогоднюю ночь здесь, в родных и любимых местах.

---