Бунт Николая Рубцова

Когда-нибудь мы поймем всю значительность этой даты для истории русской литературы — в июле 1962 года увидела свет самая первая книжка Николая Рубцова «Волны и скалы». С тех пор прошло ровно 30 лет.

Конечно, тогда это была незаметная книга — небольшая, исполненная на пишущей машинке всего лишь в шести экземплярах. И автор был никому не известен, и было этому автору всего 26 лет. Мне уже приходилось писать о «Волнах и скалах», но сейчас я готов поделиться и новыми материалами, и новыми фактами, связанными с этой книгой. Для себя я назвал эту книгу «игрой и бунтом» Рубцова. Но это название можно и сократить, потому что игра в литературе тоже была тогда своеобразным бунтом — всякая игра в искусстве и литературе была тогда под сомнением или даже под запретом. Если сравнить книжку Рубцова с официальной тогдашней литературой, то видно, что книжка принципиально другая, о другой жизни, написана другими словами. Ее написал свободный человек, честный художник. Почти каждое слово в этой книге — протест молодого поэта против существующей литературы и казенной морали. Книга начинается стихотворением «Стукнул по карману — не звенит», а заканчивается не менее знаменитым стихотворением «Добрый Филя». Тогда это стихотворение называлось у поэта по-другому — «Лесной хуторок», и имело подзаголовок «идиллия», и звучало несколько иначе:

Я запомнил, как чудо,

тот лесной хуторок.

Хутор — это не худо:

это мир, не мирок!

Там, в избе деревянной,

без претензий и льгот,

так, без газа, без ванной

добрый Филя живет...

Так публицистически-прямо выражена одна из главных мыслей поэта: деревня — это не только поставщик молока и мяса для городских умников, это целый духовный мир. Да, Рубцов поднял бунт, но в нем уже зрела и спокойная сила мыслителя, лирика, который может сказать о самоценности русской деревенской жизни уверенно, точно, красиво.

Что я понимаю в сборнике Рубцова под словом «игра»? Это и игра слов (она проскальзывает даже в неигровых стихах; например, тут: «хутор — это не худо»), игра звуков, то есть «звукопись», это и игровое содержание некоторых стихотворений («Сказка-сказочка», «Маленькие Лили» и др.) Герой стихотворения «Волны и скалы» мчится по Ленинграду на коне, а в шуточном стихотворении «Утро перед экзаменом» все построено на геометрических терминах. Игру слов использует поэт даже в грустном стихотворении о неудачной любви:

Буду я жить сто лет,

и без тебя — сто лет.

Сердце не стонет, нет,

Нет, сто «нет»!

Последняя строчка здесь опровергает все предыдущие, ее следует читать так: нет, стонет!

Можно было бы цитировать и «Морские выходки», искрометный «Разлад», другие иронические стихи и шутки.

И, повторяю, рядом с этим протест, стихи остросоциальные, серьезные: «К мужику микрофон подносят, тянут слово из мужика...» И бунт против скопидомства — «Снуют. Считают рублики...» И знаменитое — «Ах, что я делаю!..» И стихотворение «Поэт», в оригинале которого строки: «Еще мужчины будущих времен... разгонят мрак бездарного режима...» Возможно, в то время это был самый сильный протест в нашей поэзии.

Здесь же — первый вариант знаменитого стихотворения «Видения на холме», еще без строчки «Россия, Русь! Храни себя, храни!» Оно написано в Ленинграде, в 1960 году, 24-летним молодым поэтом!

История создания сборника «Волны и скалы» известна. Ленинградский литератор Борис Тайгин предложил Николаю Рубцову сделать машинописную книжку. Было это в начале лета. У Тайгина уже имелся определенный опыт, Рубцов загорелся этой идеей, и в июле книжка уже была готова. Меньше известна история создания самих стихотворений, вошедших в книгу. Всего их — 38. Самое раннее написано в 1954 году — «Да, умру я!» Самые поздние — в июле 1962 года — «Долина детства», «На строевом смотре», «Поэт». Любопытно, что эти три стихотворения представили как бы все три стихии, которые сошлись в то время в творчестве Рубцова: деревню, море, город. Стихотворение «Поэт» публикуется сейчас в усеченном виде и под другим названием — «В гостях». Авторские ли это изменения, установить теперь очень трудно, а то и невозможно.

Стихотворение «На строевом смотре» в сегодняшних изданиях называется «На плацу». Думаю, что читателям будет интересно познакомиться с первым вариантом его:

Я марширую на плацу.

А снег стекает по лицу!

Я так хочу иметь успех,

я марширую лучше всех!

Моя веселая родня

письмо получит про меня.

Его любимая моя —

прочтет, дыханье затая.

Довольны мною все кругом!

Доволен мичман и старпом!

И даже — видно по глазам —

главнокомандующий сам!

Позднее строки о веселой родне и любимой девушке были убраны как выдуманные, очевидно.

В последние годы были, наконец, опубликованы и самые запретные, самые «хулиганские» стихотворения сборника «Волны и скалы». Дольше всех держалось стихотворение «МУМ» (марш уходящей молодости), представляющее собой ранний вариант элегии «Стукнул по карману — не звенит». Но и оно было опубликовано недавно в вологодской газете «В мире Рубцова» и в одном из петербургских журналов.

Первый сборник поэта составлен весьма удачно. В этом, думаю, большая заслуга и Бориса Ивановича Тайгина. Вообще роль этого человека в культурной жизни Ленинграда, к сожалению, еще не оценили по достоинству. Так вот, сборник начинается «морскими» стихами (по свежим следам), затем идут деревенские стихи-воспоминания, а далее — все громче звучат мотивы городские, хотя точку Рубцов все-таки ставит «Лесным хуторком», это важно для него.

Поэт серьезно отнесся к сборнику, многие стихи он специально доработал. А включил он такие стихи, по годам и местам написания: 1954, Ташкент, 1 стихотворение. 1957, Приютино, 5 стихотворений. 1959, Невская Дубровка, 2. 1960, Ленинград, 12. 1961, Ленинград, 6. 1962, Ленинград, январь, 1; март, 6; апрель, 2; июль, 3 стихотворения.

Все стихи сборника, кроме одного, написаны в Ленинграде и Ленинградской области. Таким образом, первая книга Николая Рубцова — ленинградская, питерская книга. Написана она за 5-6 лет. Сначала поэт приезжал в ленинградские края в отпуск со службы, а потом жил и работал в Ленинграде. Кстати, у Рубцова есть стихотворение (в «Волны и скалы» оно не вошло), которое передает настроение автора в то время:

Живу я в Ленинграде

На сумрачной Неве.

Давно меня не гладил

Никто по голове.

И на рабочем месте,

И в собственном углу

Все гладят против шерсти —

А я так не могу!

Пусть с горя я напился —

Я тоже человек!

Зачем не уродился

Я в двадцать первый век?!

О стихах Рубцова того периода, о его душевном состоянии можно найти некоторые мемуарные свидетельства, иногда противоречивые: Стихи его «насквозь были пропитаны юмором, одновременно и веселым и мрачным... Он оказался простым парнем с открытой душой, и минут через десять мы уже беседовали, как старые друзья» (Б. Тайгин). «Читал зло, напористо, с вызовом. Вот, мол, вам, интеллигенты бледнолицые, книжники очкастые!.. В Ленинграде Рубцов был в какой-то мере чужаком, пришельцем... Николай Рубцов был добрым. Он не имел имущества. Он им всегда делился с окружающими. Деньги тоже не прятал. А получка на Кировском заводе доставалась нелегко. Он работал шихтовщиком, грузил металл, напрягал мускулы. Всегда хотел есть. Но ел мало...» (Г. Горбовский).

«Был добрым... читал зло...», веселый и мрачный. Конечно, поэт бывал разным, как и всякий человек. Но улавливаешь и основное в его тогдашнем состоянии. Еще не растрачены силы, не иссяк естественный молодой оптимизм, но жизнь и думы о жизни уже изрядно добавили мрачных тонов в его стихи. Уже заметна издерганность, появился мрачный юмор. Вроде бы совершенно свободный, поэт тем не менее прикован и к месту работы, и к «собственному углу» в общежитии. А работа тяжелая и однообразная, а общежитие уже поднадоело. Не только питерский климат подсказывает ему «сумрачный» образный ряд стихов, но и своя житейская грусть. Он неустроен, будущее его неясно, он часто недоволен собой и окружающим. «— Какие времена на свете, Гарри! — О! Времена неласковые, Смит...» И откуда такие мрачные мысли, почему я пью, с иронией вопрошает сам себя поэт:

Ведь люди борются

За коммунизм!..

Рубцов уже понимал, что его дело в этой жизни — поэзия. На заводе, в системе, ему работалось все трудней. Бунт поэта против существующего «режима», против серой литературы («Я вижу лишь лицо газет, а лиц поэтов не видать...») и против собственной неудачливости вспыхнул в Ленинграде. Многое передумал здесь Рубцов. Здесь он впервые прожил два года относительно свободно и оседло — вне детдома, вне техникума, вне армии. Уже зрелый человек, Рубцов впервые вполне почувствовал городскую культуру, увидел классическое искусство в оригинале, побывал в театрах и музеях, ходил по тем самым камням, где ступали Пушкин и Некрасов, Достоевский, Блок, Есенин...

Это был первый и последний горячий бунт Рубцова. Он случился накануне важных перемен в жизни поэта: выход первой (пусть пока машинописной) книжки, поступление в Литинститут и переезд в Москву, смерть отца (осень 1962), новая встреча с деревенской родиной и рождение дочери (1963)... В это же время завершается и перелом в творчестве Николая Рубцова, он окончательно возвращается на пути русской классической традиции, создает десятки неповторимых, великолепных и очень современных стихотворений... Бунт 1960-62 годов был естественным и плодотворным, после него отечественная словесность обрела нового подлинного поэта, даже властителя дум. Обрела Рубцова.

За нами шум и пыльные хвосты —

Все улеглось! Одно осталось ясно —

Что мир устроен грозно и прекрасно...

---