Документы

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

Редактору газеты «Красный Север» Н. М. Цветкову от старшего литсотрудника отдела культуры Н.Задумкина

        В понедельник, 18 января 1971 года, я ушел с работы в 4 часа вечера. Намерение было побывать у врача, т.к. почти две недели подряд у меня по вечерам была повышенная температура. Но в больницу я не попал, а оказался в винном баре вместе с работниками «Вологодского комсомольца» А.Кузнецовым, А.Третьяковым, Б.Лапиным и Е.Некрасовым. Мы выпили по стакану перцовки и ушли из бара. На площади встретили Н.Рубцова и его жену Л.Дербину. Рубцов предложил выпить (он был в это время абсолютно трезв).

        Мы зашли в магазин и купили бутылку водки и бутылку красного вина. Я, старый, пошел с этими ребятами в клуб медработников. Там нам открыл одну из комнат Г.Унковский, где мы и распили водку. Сам Унковский с нами не выпивал. Людмила Дербина при выпивке не присутствовала. После всего этого мы еще побывали в ресторане «Север». Людмила Дербина в ресторане не была, а ожидала своего мужа на улице.

        После ресторана мы пошли провожать Н.Рубцова. Помню, что он пил красное вино. От Рубцова мы с Б.Лапиным ушли часов в девять. Домой я пришел пешком.

        Во вторник, 19 января, я выписал командировку в Сокол и ушел из редакции часов в одиннадцать. Купил билет на 2 часа тридцать минут. В это время (я не успел еще уйти из квартиры) мне позвонила зав. отделом А.Кибардина и сообщила, что редактор отменил командировку. В это время я и узнал о трагической истории. В редакцию я во вторник идти уже не мог.

        Я очень и очень виновен. Я солгал, что ходил в понедельник к врачу. Слабость, за которую мне не раз приходилось расплачиваться, опять подвела меня...

Ник. Задумкин

20 января 1971 г.




Из заявления в прокуратуру города Вологды от литературного сотрудника Грязовецкой районной газеты Чухина Сергея Валентиновича и завсельхозотделом Леонида Александровича Мелкова

        Нам стало известно о трагической гибели поэта Н.Рубцова. Так как по этому делу прямых свидетелей (очевидцев) нет, считаем своим долгом заявить следующее: нам неоднократно приходилось встречаться с Н.Рубцовым в течение последних шести лет по литературным вопросам в Москве и Вологде, мы знали Николая Михайловича как гуманного и доброго человека, не способного поднять руку ни на одно живое существо.

        Так как в ходе разбирательства могут возникнуть и вопросы такого порядка, то мы надеемся, что наше мнение будет учтено.

С.Чухин, Л. Мелков


СЛОВО ПРОЩАНИЯ

        Русская поэзия понесла значительную утрату. 19 января в Вологде в возрасте 35 лет скоропостижно скончался поэт Николай Михайлович Рубцов. Самобытное дарование Николая Рубцова, раскрывшееся всего несколько лет назад, сразу привлекло внимание широкого круга читателей и критики, обещало новые поэтические открытия. Его поэзия отмечена проникновенным лиризмом, тонким ощущением природы, слитностью с нею, пониманием души народа, любовью к родной земле. Николай Рубцов, прежде чем издал первую книгу стихов, прошел большую жизненную школу: был слесарем, кочегаром, служил матросом на Северном флоте, учился в Литературном институте им. Горького. Николай Рубцов активно работал в поэзии. За четыре последних года вышли сборники его стихов «Звезда полей», «Душа хранит», «Сосен шум». Смерть оборвала чистый и глубоко искренний голос талантливого поэта на полуслове. Сердце каждого из нас полно горечи.

Виктор Астафьев, Василий Белов, Сергей Викулов, Виктор Гура, Виктор Гроссман, Владимир Железняк, Алим Кешоков, Виктор Коротаев, Сергей Орлов, Иван Полуянов, Анатолий Петухов, Александр Романов, Ольга Фокина, Владимир Соломатин, Николай Угловский, Борис Чулков.

«Литературная Россия»,

22 января 1971 г.


В.П.АСТАФЬЕВ — Н. А.СТАРИЧКОВОЙ

        Дорогая Неля!

        Спасибо за память, за присланные вырезки и книжечку Вашу.

        Не сразу, очень уж со временем плохо было, но я прочел Ваши воспоминания о Николае Рубцове и стихи. И то, и другое меня порадовало отсутствием зла, предубеждений и отсебятины. Воспоминания получились сугубо «личные» и оттого совершенно точные, проникновенные и тоже, как и стихи Ваши, «тихие». Уж очень много нагорожено вокруг личности и необычной смерти Рубцова. Поскольку и то, и другое мало кому доступно, личность-то загадочней и крупнее времени и окружения, то и уподобляют поэта, его дела и содержание души, чаще всего себе подобной и из страдающей, грустной души выстраивают душонку мятущуюся и ничтожную.

        Пишут чаще всего те, с кем он собутыльничал, при ком вольничал, кривлялся и безобразия свои напоказ выставлял. Люди-верхогляды, «кумовья» по бутылке и видели то, что хотели увидеть и не могли ничего другого увидеть, ибо общались с поэтом в пьяном застолье, в грязных шинках и социалистических общагах. Им и в голову не приходит, что он так же, как они, не писал, а «сочинял» стихи, и «стихия» эта органична, тайна глубоко сокрыта от глаза. 

        Вы точно заметили, каким он аккуратным почерком без помарок писал стихи. А он их и не писал, он их записывал уже сложившиеся, звучащие в сердце. Он при мне однажды в областной библиотеке на вопрос: «Как Вы пишете стихи?» ответил: «Очень просто, беру листок бумаги, ставлю вверху Н.Рубцов и столбиком записываю», и помню, что хохоток раздался, смеялись не только читатели и почитатели, но и поэты, присутствующие при этом. Смеялись от того, что им эта стихия и тайна таланта дана Богом не была, они и не понимали поэта, бывало, и спаивали его, бывало, и злили, бывало, ненавидели, бывало, тягостно завидовали. И мало кто по-настоящему радовался. Радовались мы с Марией Семеновной, без оглядки, без задней мысли, и оттого он часто бывал у нас и часто читал нам «новое». Я первый, принеся в больницу ему пару огурчиков (огородных), купленных в Москве, услышал стихи «Достоевский», «В минуты музыки печальной», «У размытой дороги», «Ферапонтово» и еще какие-то, сейчас не вспомню уж, которые он тут, в больнице (с изрезанной рукой, об этом первом предвестнике беды отчего-то никто не пишет), сочинил и радовался им и тому, что я радовался новым стихам до слез, и огурчикам первым он обрадовался, как дитя, и во второй мой приход сказал, что разделил огурчики «по пластику» со всеми сопалатниками-мужиками. Тогда же мы договорились, что по выходе его из больницы мы поедем на рыбалку, на речку Низьму, где уже бывали всей семьей и ще он, после черного запоя пришел в себя, оглянулся окрест, ходил в лесок и в горсти приносил грибы, ломал на дрова коряги... Увы, из больницы его раньше срока увели собутыльники, и я увидел его уже до бесчувствия пьяным, с грязными бинтами на израненной руке. На реку я все же с ним попал, но в другой раз и на другую, о чем собираюсь написать, и еще собираюсь написать о том, как он работал над моим самым любимым произведением «Вечерние стихи», и, верно, нонче напишу, потому как все дела свои заканчиваю и попробую отдохнуть и «пописать для души».

        Скульптор В.М.Клыков изваял памятник Сергию Радонежскому. В середину его, будто матери, поместил он ангелочка-ребеночка. Вот я всегда мысленно сравнивал Николая Рубцова с фигурой Радонежского — сверху непотребство, детдомовская разухабистость, от дозы выпитого переходящая в хамство и наглость, нечищенные зубы, валенки, одежда и белье, пахнущие помойкой, заношенное пальтишко, а под ним, в середке, под сердцем таится чистый-чистый ребенок с милым лицом, грустным и виноватым взглядом очень пристальных глаз — этот мальчик и «держал волну», охранял звук в раздрызганном, себя не ценящем, дар свой, да не свой, а Богом данный, унижающим чистый тон, душу, терзаемую самим творцом, как мог ручонками слабыми удерживал и еще бы с десяток, может, и другой лет сохранял России поэта, посланного прославлять землю свою, природу русскую и людей ее забитых и загнанных временем в темный угол. Я думаю, что к шестидесяти годам он пришел бы к Богу и перестал бы пить и безобразничать...

        Недаром же он лепился к Вам, одинокому, порче не подверженному человеку и берег Вас от скверны и ветреного отношения к слову, Богу и поэзии. Да, да он берег Вас, я это знаю не понаслышке. Вы ему были нужны, а он Вам. И спасибо, что вы не запятнали его памяти и не пытаетесь пятнать, спасибо и за то, что не клеймите убийцу. Она — женщина и подсудна только Богу.

        Низко, низко кланяюсь Вам и благодарю еще раз.

        Ваш — В.Астафьев

P.S. Возвращаю Вам вырезки, зная, как трудно их раздобывать.

Нинель Александровна Старичкова. Родилась в с. Никольский Торжок Вологодской области. Работала медсестрой в Вологде и в Казахстане, была редактором многотиражных газет. Стихи печатались в сборниках «День поэзии Севера», в периодике. В 1996 году в Вологде вышла ее первая стихотворная книжка «Черемушкино диво», где в качестве послесловия опубликована рецензия, написанная Н.Рубцовым в 1967 году.


стр.1