Новая книга о Рубцове
Александр БУГРОВ
Коняев Н.М. Николай Рубцов. - М.: Молодая гвардия, 2001.
Есть поэты, которых знают люди, вообще-то никогда стихов не читающие. Николай Рубцов, несомненно, один из таких поэтов.
Только что в популярной серии "Жизнь замечательных людей" вышла книга о Рубцове, написанная Николаем Коняевым.
Сейчас в русской поэзии относительное безвременье, а совсем недавно легко было определить два полюса нашей поэзии -- конца XX века. Эти полюса -- Бродский и Рубцов.
По меткому замечанию Вяземского известно, что "Будь музы -- сестры -- так, Но авторы не братья."
Одна из вечных наших тем -- русский человек на свидании, тут-то никак не скроешь, какой ты есть. Вот в стихах Бродского лирический герой остается наедине с женщиной:
Я обнял эти плечи и взглянул
На то, что оказалось за спиною...
Поэт видит интерьер комнаты: стул, диван, самое любопытное дальше:
Стол пустовал, поблескивал паркет,
Темнела печка, в раме запыленной
Застыл пейзаж, и лишь один буфет
Казался мне тогда одушевленным.
Стихотворение имеет посвящение -- "М.Б.", десятки стихов Бродского посвящены этой женщине, но мне кажется неудивительным, что с Бродским у них не сложилось. Мало того, что поэт, обнимая женщину, целиком сосредоточен на себе, но уж совсем странно, что в этот момент только буфет кажется ему одушевленным. И ясно, что чувство поэта неподдельно; так и есть -- буфет наделяется категорией одушевленности, а "эти плечи" -- и упомянутые как бы мимоходом -- становятся деталью интерьера, разодушевляются -- если можно так сказать. Вот этим пафос разодушевления, по-моему, во многом и определяет поэтику и мировоззрение Бродского.
А вот стихи Рубцова, ситуация, казалось бы, та же самая, только действие происходит не в замкнутом пространстве комнаты, а на открытом воздухе:
Ветер всхлипывал, словно дитя
За углом потемневшего дома.
На широком дворе шелестя,
По земле разлеталась солома.
Мы с тобой не играли в любовь,
Мы не знали такого искусства.
Просто мы у поленницы дров
Целовались от странного чувства.
У Рубцова и ветер "как дитя всхлипывает", и целующихся героев объединяет общее "странное" чувство, которое, может быть, и есть любовь.
Бессмысленно спорить, чьи стихи лучше, кому-то ближе Бродский, кому-то -- Рубцов. Фридрих Шиллер разделял поэзию на сентиментальную и наивную. Шиллер считает, что "наивный поэт сам есть природа, а сентиментальный поэт ищет ее". Так что вполне возможно найти природу и в наделении буфета одушевленностью.
Во второй половине XX века Бродский -- сентиментальный поэт в наиболее чистом виде, а Рубцов -- едва ли не самый наивный поэт.
Наверно, можно найти человека, который не знает автора строк
В горнице моей светло
или
Россия, Русь, храни себя, храни!
или
Тихая моя родина.
Но о причине смерти Рубцова знают, кажется, все. Поэт сам как будто помимо своей воли предсказывает свою судьбу. Чаще всего у Рубцова цитируют:
Я умру в крещенские морозы...
И в самом деле, Рубцов погиб в морозную крещенскую ночь. И в других стихах Рубцов предсказывал:
Я готов безропотно и
скромно
Умереть от выстрела врага...
В ночь на 19 января 1971 года Рубцов был убит в своей квартире женщиной, на которой собирался жениться. Женщину звали Людмила Дербина, за убийство ей дали восемь лет, она давно освободилась, написала воспоминания о Рубцове, напечатанные в разных журналах.
О Дербиной снят и документальный фильм, его и по телевизору показывали в субботу вечером, в самое лучшее время. Впечатление от фильма было такое, что Дербина чувства вины и стыда за совершенное ею не испытывает. О Дербиной Коняев пишет немало. В частности, вот что: "Люди XIX века, даже такие, как Мартынов и Дантес, знали, что есть то, о чем нельзя говорить, то, в чем нельзя оправдываться, а тем более оправдаться. В наш век этого знания и понимания уже нет".
Дербина и стихи пишет. Коняев пишет, что в недавно открывшемся мемориальном музее Николая Рубцова его "доконала последняя витрина. В стеклянном параллелепипеде на высокой площадке лежали три книги стихов Дербиной "Крушина" и кусок проволоки. Такой вот незамысловатый, но весьма многозначительный и эмоционально нагруженный финал в экспозиции".
После этого как-то не удивляешься заявлению Дербиной. "По сравнению со мной, -- говорит она, -- Рубцов был в поэзии мальчишкой".
Конечно, относиться ко всему этому можно по-разному. Мне кажется верным и следующее замечание Коняева: "Писатель Николай Шипилов напечатал в "Литературной России" статью, дескать, нехорошо вмешиваться в отношения двоих, дескать, самому Рубцову это бы не понравилось. Насчет вмешательства в отношения двоих Шипилов явно что-то напутал. Ведь есть отношения мужчины и женщины, а есть отношения убийцы и убитого. Смертные грехи не искупаются без покаяния".
Из книги Коняева читатель узнает об отце Рубцова -- Михаиле Андриановиче, о его непростых отношениях с сыном, о брате Рубцова -- Альберте, который не мог сидеть на месте да так и пропал неизвестно где. Узнает читатель о письме Рубцова известному поэту Глебу Горбовскому, получившему письмо от мертвого друга через много лет. Письмо оказало на Горбовского такое действие, что он запил после двадцатилетнего периода трезвости. Жаль, иногда Коняева подводит напыщенность тона, впрочем, вполне извинительная для книг этой серии.
Приходилось слышать мнение, что Рубцов умер нелепой и жалкой смертью. Но можно сказать и по-другому: Рубцов умер смертью Орфея (напомню, что, согласно легенде, Орфея, когда он пел, разорвали на клочки обезумевшие от его пения женщины).
Французский философ Габриэль Марсель сказал, что "настоящее присутствие человека начинается лишь после его смерти". Про многих ли умерших мы можем сказать, что чувствуем -- они здесь, рядом с нами? А присутствие в нашей жизни Николая Рубцова не ощутить нельзя.