Последний певец России

Татьяна Блажнова

Николай Рубцов. Собрание сочинений в 3-х томах:

М., Терра, 2000.

В издательстве "Терра" вышел трехтомник Николая Рубцова. Поэт, чьи стихи читают и поют уже лет сорок, впервые издан столь полно. Кроме стихов, разных, не только тех, что пленяли нас, в собрание вошли и заметки из блокнотов, и рецензии на стихи коллег, и заметки в районной газете, и даже сочинение по пьесе "Гроза". Не говоря уже о письмах - по ним можно понять, какими проблемами был озабочен поэт.

Впервые - во всей конкретности - предстал перед читателем путь Рубцова - из черной дыры, из ужаса и предательства, вырождения и геноцида к гармонии и волшебству, к стихам, после которых эмигранты должны стреляться. Настолько пронзительно выражена в них прелесть, обаяние и красота России: "В минуты музыки печальной / Я представляю желтый плес, / И голос женщины прощальный, / И шум порывистых берез, / И первый снег под небом серым / Среди погаснувших полей, / И путь без солнца, путь без веры/ гонимых снегом журавлей... ".

Кто это написал? Несчастный, плохо ученый, сильно пьющий, очень нервный, бездомный человек.

У Анны Ахматовой в "Реквиеме" есть знаменитые строки: "Я была тогда с моим народом, / Там, где мой народ, к несчастью, был". Скорбные, чеканные слова. Но за Анной Андреевной все-таки был ее Серебряный век, ее Париж и Крым, великие друзья, огромная культура - со всеми ее предписаниями о должном и сущем. Авторитет, наконец. Николай же Рубцов был самим народом. То есть удивительно не то, что он стихи писал, а что вообще выжил. Отец его, судя по всему, был пареньком жизнестойким и цепким: окончив два класса сельской школы, сумел сначала пристроиться на "чистую" работу продавца в сельпо, а потом и вовсе в начальники: начальником леспромхоза, начальником отдела кадров райпотребсоюза... Чем брал? Видимо, идейностью. Когда по репродуктору звучал "Интернационал", выстраивал в ряд всех своих детей и сам отдавал честь. Детей в этой семье родилось шестеро.

Идейных, но малограмотных в Северном краю, видимо, было много, и вот уже самого Михаила Андриановича Рубцова арестовали. Его сыну Николаю тогда было два года. Едва выпустив, призвали в армию. И мать, женщина не столь, как супруг ее, "подкованная", осталась одна с шестерыми на руках, причем младшая только что родилась. И она умерла. А потом и ее младшая девочка. Остальных рассовали по детдомам. Отец вернется, но не станет искать свое потомство. Он женится по новой, народит с молодой женой, а тех, бывших, согласится лишь время от времени принимать в виде гостей. Эти бедолаги не раз будут пытаться сползтись, соединиться. Но все были бездомны, приткнуты где-то из милости и не могли себе позволить брать родственников.

А Рубцов, между прочим, в школе хорошо учился! В техникум было поступил... Это ж представить только: существование на техникумовскую стипендию. Простой человек, он видел полноценную жизнь в морской службе. Пробивался туда. Взяли лишь в тралфлот. После опять учился в техникуме - уже другом, где стипендия была чуть побольше и форму давали. В армию пошел. И вот там обнаружилось, что он сочиняет: "И понял я -/ сумей сначала выстоять. / И ты разлюбишь кров над головой, / Цветами пусть/ тебе дорогу выстелют, / Но ты пойдешь/ по этой, /штормовой! .. ".

"Кров над головой" Рубцов не то чтоб "разлюбил" - он его и не знал никогда, если не считать раннего детства, когда еще они семьей жили и мама была при них. Почти до конца своей недолгой жизни (до сорока не дожил) он останется бездомным. Женился на такой же, как сам, детдомовской бедолаге.

В институте учился пет семь. Его все время отчисляли, чаще всего за пьяные художества, а бывало, что и "по привычке", по прецеденту, так сказать. Подумайте: вот он приезжал на сессии в столицу. Неужели не понимал, что за несколько дней не прочесть ему книг, которых в райбиблиотеках духу не было? При этом осознавал, что он не хуже этих, здешних, все прочитавших. "Я аристократ духа", - говорил Рубцов другу. Смешно? А между прочим, правда. Талант его уже был виден, его начали печатать. Его хвалили в газетах, в издательствах - но в общежитие пробирался тайком, чтоб его, отчисленного в очередной раз, комендантша не видела. Уже знаменитый - но нищий, никому не нужный, неприкаянный. Задушила его - по пьяному делу - одна, так сказать, поэтесса. Куда девались жена и дочь - сколько ни спрашивала, никто не знает, даже те, кто Рубцова любил, ценил и поддерживал.

За всю жизнь только и было в его жизни хорошего, что вологодские пейзажи и смутные воспоминания о матери. "Тихая моя родина, / Ивы, леса, соловьи. / Мать моя здесь похоронена/ в детские годы мои... ".

С ним случилось то, что случилось со всей Россией: так, как он мог, ему жить не давали, а так, как требовали, он жить не мог. Хотя старался: "Надо/ Быть Коммунистом/ В славе, мечте, борьбе! / Надо пути каменистые/ Всем испытать на себе, / чтобы на другого не сваливать/ Трудности честных дорог, / Чтобы дороги осваивать, / Слившись/ в железный/ поток! " - это тоже, между прочим, Рубцов. Он тут даже не очень и кривит душой. Ну разве что приписывает коммунисту свой жизненный путь, вполне каменистый. Только вот железа в Рубцове, поэте по душевной конструкции, по определению не было. Но в нищем полубродяге жило ощущение, что он сын великой страны!

И я молюсь - о, русская земля! 

Не на твои забытые иконы,

Молюсь на лик священного Кремля

И на его таинственные звоны...

Путин сегодня изо всех сил хочет пробудить это национальное достоинство у тех, кто ныне сир и наг... У Рубцова же оно, кажется, было прирожденным и просвечивало даже в лирике: "Звезда полей во мгле заледенелой, / Остановившись, смотрит в полынью. / Уж на часах двенадцать прозвенело, / И сон окутал родину мою... ". (Эту "звезду полей" у него скрадут и растащат по разным расхожим шлягерам. Доброму вору все в пору. )

Разумеется, стихи его будут помнить, пока жива Россия. Не потому, что мы умеем их ценить, не потому, что дорожим своей культурной традицией и благодарны таланту за то, что он был. Не стоит обольщаться. Сегодня мы читаем стихи Рубцова, как кошки зимой жуют цветы на подоконниках. Авитаминоз у них. А у нас - духовный авитаминоз. Рубцов возвращает нас самим себе. В стихотворении "Журавли" он, как и полагается поэту, точно предсказал свою посмертную судьбу:

Вот летят, вот летят...Отворите скорее ворота,

Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих!

Вот замолкли - и вновь сиротеет душа и природа

Оттого, что - молчи! -так никто уж не выразит их.



Источник: МП-Книга в Москве - 10.01.2001