В этой главе было бы логично попробовать разобраться с тем, как жила семья Михаила Рубцова во время его тюремного заключения. Не знаю, удастся ли сделать это беспристрастно и объективно, ибо никаких документов на сей счёт пока не обнаружено, ни о притеснениях семьи арестованного, ни об актах помощи многодетной семье с малолетними детьми со стороны  органов власти, хотя они должны были бы быть.  Мир чувств и эмоций хотелось бы обойти, но вовсе без него не вступить на скользкую дорогу предположений, основанную  на материалах следственного дела.

В Няндоме, в январе 1938 года, к моменту ареста М.А.Рубцова  его семья состояла из супруги А.М.Рубцовой, дочерей Надежды,  Галины и сыновей Алика, Коли и Бориса. Они проживали в  Няндоме  по адресу ул. Карла Маркса д.2. Об этом узнаём из документов следственного дела, в частности из протокола обыска на квартире Михаила Рубцова 10 января 1938 года.  По некоторым данным из Няндомы дом № 2  был двухквартирным  одноэтажным домом, а значит, был и номер квартиры, который мы пока не знаем. Даже представить страшно эти драматические события, проходившие на глазах всех Рубцовых, когда налаженный быт и семейное благополучие вдруг прервалось в одночасье, когда случился  арест и обыск вроде бы ни с того, ни с чего. Но старшие девочки и мать понимали, что  это произошло в год разгула террора, когда человеческие  жизни и судьбы ломались и прерывались легко и бесстрастно.  К беспокойству  за судьбу Михаила примешивалась и тревога  за детей, а самое главное была полная неизвестность в данной ситуации. Сколько ночей не спала Александра Михайловна, какие пороги обивала, чтобы узнать, что же случилось мы, наверное, никогда не узнаем. А положение семьи Рубцовых  с потерей единственного кормильца было хуже некуда. К тому же согласно документам  мать Михаила, бабушка Коли и других детей, Рубцова Раиса Николаевна находилась в городе Вологда. Приезжала ли она помогать жене сына Александре Михайловне пережить заключение мужа в тюрьму, доподлинно неизвестно. Умерла Р.Н.Рубцова  в 1940 году, известно, что последние годы жизни почти ничего не видела, жила у дочери Софьи Андриановны в Вологде, помогая той с детьми, как – то общепринято, что дочь ближе маме, чем сын и его семья [1].  Да и могла ли быть помощь старой, больной, почти слепой женщины действенной, если по всей вероятности за ней самой надо было ухаживать, и была она уже не помощницей, а обузой. Впрочем, нельзя исключать неожиданных поворотов судьбы в этот сложный для семьи Михаила момент. Совершенно уверены, что какую – то помощь от родственников Рубцовы получили.

Фото Михаила Рубцова с личного листка по
учёту кадров, из архива Е.Н.Рубцовой.

Итак, первый адрес, по которому жила семья в Няндоме, известен –  ул.К.Маркса, д.2.  Второй адрес после печальных событий приводит в своей книге С.П.Багров – Советская д.1а – тоже отдельный дом  без указания номера квартиры (?), но друг Николая Рубцова утверждает, что условия проживания в нем были ужасными [2]. Конечно, жильё предоставленное семье Михаила Рубцова, после его ареста было много хуже, чем полученное по приезде в город. Но надо отметить, что в подобных условиях, в домах барачного типа – времянках, жило большинство обычных жителей Няндомы. И вот ещё неожиданное признание Г.М.Шведовой  (Рубцовой) из её записанных  в 1996 году воспоминаний [3]  «… Лучше всех была квартира в Няндоме. Мы всё время ездили. Вот с такой оравой папа и ездил всё время. Его направят в один ОРС, там наладит дела. Всё хорошо. Вдруг опять вызывают, опять назначают, опять поехали. Помню, один раз мороз сильный был. У Коли одни глаза сверкали, всё мы закрыли, чтобы лицо не обморозить…». Это маленький отрывок устного рассказа старшей сестры поэта Николая Рубцова, детские воспоминания. Галина Михайловна искренне старается вспомнить всё, что было, о чём её расспрашивают, иногда противореча самой себе. Ни одной фразой, даже намёком, она не упоминает о тяжёлом положении семьи в Няндоме. Не запомнила? Но если бы было невыносимо тяжело, то это бы зафиксировала память девочки подростка. Правда существует вероятность, что ей ещё в детстве строго запретили когда- либо касаться этой предвоенной, страшной для семьи темы. Она и держала слово, тем более её спрашивали о Коле, а прямые вопросы об отце не задавали. Мы не можем сейчас точно что – либо утверждать, не располагая фактами,   и поэтому будем осторожны с окончательными выводами. Однако, вопросы, тем не менее, требуют ответов.  А  общие впечатления о том времени, кроме старшей сестры поэта никто уже не смог бы передать. Нельзя же всерьёз доверять вот таким, например, воспоминаниям в которых  многое перепутано как «Я знала Рубцова маленьким Коленькой…» Ирины Фёдоровой [4]:

«Вспоминается 1939 год. Мне 10 лет. 1 сентября в наш 3-й класс няндомской школы имени А.С. Пушкина пришла новенькая темноволосая худенькая девочка Галя Рубцова.  Семья Рубцовых приехала в Няндому из Емецка. Отец, Михаил Андриянович, занял пост председателя правления Няндомского горпо. Мать, Александра Михайловна, была домохозяйкой. Это были очень хорошие, гостеприимные, добрые люди. Семья состояла из пяти человек. Старшая дочь Надя пошла учиться в 9-й класс, маленькому Коленьке было 3 годика.  Семья Рубцовых поселилась в маленьком, уютном домике на улице Советской, возле городского ресторана. Домик стоял под старыми, столетними березами. А потом Рубцовы переехали в дом, где в 50-60-е годы располагался паспортный стол милиции.

С Галей я и моя двоюродная сестра Зина Федорова (теперь Зинаида Тимофеевна Бабина, отдавшая жизнь воспитанию подрастающего поколения) подружились и все свободное время проводили у Рубцовых. Играли с Коленькой, нянчились с ним, гуляли на улице. Очень полюбили малыша. Это был темноволосый худенький мальчик, очень застенчивый».

Михаил Андрианович Рубцов менял города и веси, места работы, такова была практика  в отношении руководящего звена хозяйственников страны, чтобы не обрастали связями, не могли совершать противоправных действий в свою пользу в условиях только поднимающейся с колен экономики страны Советов. Вот как поэтически подаёт эту практику поэт Нора Яворская в сборнике «День поэзии» 1962 года.

Партийный долг

 

Отец, бывало, от дверей,

В дом не успев шагнуть,

Кричал, как можно веселей:

«Жена, готовься в путь»

«Опять, - ворчала мать моя, -

Куда – нибудь в дыру?!

От переездов этих я

Когда – нибудь  умру!»

Но чтобы мать скорее в толк

Смогла бы дело взять,

Он говорил: «Партийный долг».

И умолкала мать.

Раз так, исчерпан был вопрос.

Превыше всех забот,

Превыше и квартир и слёз

Был долг отцовский тот.

И мы, как по команде полк,

Тащили скарб с крыльца…

Железный долг,

Полезный долг,

Партийный долг отца.

А как же быть с квартирой на каждом новом месте? Этот вопрос был, как нам кажется, продуман и отлажен. Руководящие работники на новом месте работы получали служебное или ведомственное жильё, допускаем, что даже с минимальным набором мебели и хозяйственной утвари. Таскать за собой, в условиях частых переездов громоздкие  пожитки было нецелесообразно, да и не было их у семьи Рубцовых, в которой один работающий мужчина содержал жену и детей. Служебное жильё – это квартира для должности, которая была в номенклатурном списке организации. Если человек уходил с должности, то  его жильё переходило преемнику по работе, занявшему его место. Так что, видимо, после ареста главы семейства семье предложили переехать на другое место жительства, с худшими  условиями, но примерно с такими же, в которых жило большинство  населения Няндомы.

Давайте посмотрим документы о служебном жилье. «При  прекращении трудовых отношений «пользователь» совместно со всеми проживающими с ним лицами обязан освободить служебное жилое помещение в месячный срок с момента получения письменного  предупреждения, независимо от причин прекращения его трудовых отношений с предприятием без предоставления другого жилого помещения…» Однако предусматривалось, что одинокие граждане, имеющие несовершеннолетних детей, имели преимущество. При всём том, жилое помещение, занимаемое семейством Рубцовых,  для Няндомы было очень хорошим, завидным и было принято решение  переселить семью арестованного хозяйственника с туманным будущим в другое, худшее жильё. Всё это делалось под прессом первых дней заключения Михаила Рубцова, который обвинялся в участии в контрреволюционной группировке, контрреволюционной агитации и вредительстве. Семье, по-видимому,  объяснили, что этот переезд большое благодеяние в данных условиях. Давайте будем справедливы и по отношению к властям, которые не выкинули на улицу зимой семью «почти врага народа» и совсем не отвернулись от неё. Александра Михайловна и дети, так или иначе,  пережили томительные месяцы заключения Михаила Андриановича. Важно было и то, что первую половину срока заключения, особенно неясные первые месяцы,  отец Николая Рубцова провёл в Няндомской тюрьме, как – то влияя на положение семьи. Видимо с его уверенностью  о невиновности, по предъявляемым эпизодам  следствия, крепло и стремление облегчить участь жены и детей.

Где то должны были быть документы – какие – то заявления, просьбы подследственного  Рубцова о помощи его многодетной семье. Вот только сохранились ли они?  Пока в следственном деле их не удалось обнаружить. Да и сама Александра Михайловна не сложила  руки и помимо личных усилий и обращений о помощи к родственникам,  наверное, ходила по  властным  организациям по поводу дров, одежды и продуктов питания для дочерей и сыновей. Иначе им просто было не выжить без кормильца,  при  ухудшении  жилищных и бытовых условий, тем  более в зимний холодный период первых месяцев тюремного заключения Михаила. Мы не знаем ничего о болезнях детей, ни о том, как  питалась и согревалась семья, но фактом является то, что они выжили, никто не заболел серьёзно, хотя страдали,  от холода и неполноценного питания, да  ещё от возможного клейма, как семья врага народа. Старшая дочь Рубцовых  Надежда, по сведениям С.П.Багрова, умерла от менингита 30 апреля 1940 года – этот стало страшной трагедией для семьи и зафиксировано документально [5]. Но это случилось уже  через год после возвращения отца семейства из тюрьмы в апреле 1939 года, когда его восстановили в партии и вновь назначили на руководящую должность.  А на момент ареста отца маме помогали управляться с мальчиками старшие девочки Надя и Галя, а также друзья, соседи  и сослуживцы Михаила. Они  хорошо знали своего соседа и начальника и не очень верили надуманным  обвинениям по  вменяемым  ему преступлениям.  Да и сам Михаил Андрианович  весточками из тюрьмы поддерживал эту уверенность у жены и у друзей – сослуживцев. Не все же были трусами из тех людей, среди которых Михаил сфотографирован  на сохранившейся фотографии  той поры.

Фотография из архива Тотемского музейного объединения, предположительно
сделана в Няндоме. Михаил Рубцов - во втором ряду сверху, седьмой слева.

Наверное, со временем Александре Михайловне были разрешены и свидания с мужем, который учил, куда и к кому необходимо пойти, обратиться за помощью, чтобы не пропасть вовсе. Есть и такое понимание ситуации, что именно  эти месяцы тюремного заключения мужа подорвали здоровье мамы поэта, а военное лихолетье и вовсе свело ослабленную женщину в могилу.

Изучив все возможные источники о семейной жизни Рубцовых поневоле приходишь к неким выводам, которыми хотелось бы поделиться. Почти наверняка старинный деревенский уклад жизни был в чести в многодетной семье хозяйственника Михаила Рубцова и его супруги. Осмелимся утверждать, что в семье жила любовь и согласие. Нигде, ни в следственном деле, ни в других документах  нет ни полслова  о моральном разложении  коммуниста Рубцова, а это значит, что он  любил свою жену и детей. Александра Михайловна видимо тоже гордилась своим мужем, уважала и любила его.  Ради семьи и обеспечения  безбедной жизни, отец иногда  попадал в  ситуации заканчивающиеся партвзысканиями или другими мерами воздействия на превысившего свои служебные полномочия хозяйственника, стремившегося улучшить семейный быт. Семья Рубцовых  была ячейкой общества советского служащего, но укоренившаяся крестьянская привычка к многодетной семье, к дому – полной чаше видимо доминировала в их образе жизни. Всё больше склоняемся  также к тому, что отец Николая Рубцова был самобытным  человеком, трудолюбивым  с чувством собственного достоинства.

В какой – то момент работы над материалом вдруг поразила мысль, что он интересен не только тем, что был отцом поэта, но и сам по себе. Его история – это не только история человека, но и судьба страны, судьба поколения во время исторического перелома бытия и сознания. На фотографиях Михаил Андрианович не производит впечатления  человека окончившего 2,5  класса сельской школы и какие – то курсы, он уверенный, знающий себе цену, смело смотрящий в объектив камеры руководитель – коммунист, сын своего времени и активный участник тех событий, которые  свершались в стране после 1917 года. Жёстких репрессий коммунисту  Рубцову удалось счастливо избежать, а находиться в тюрьме  и выйти чистым, это была едва ли не честь для партийца. По крайней мере, партийная совесть и партийные документы Михаила Рубцова были чисты. И вот именно после тюрьмы, когда он был восстановлен в партии и оправдан, получил новую должность в Няндоме, когда  власть явила ему прощение и «справедливость» коммунист Рубцов, как это рассказывается в семейных легендах, мог будить жену и старших детей в шесть часов  утра и заставлял стоя слушать, а может и петь  «Интернационал» по радио, встречая новый день своей спасённой от репрессий жизни. Вот как об этом пишет в воспоминаниях 1996 года Г.М.Шведова (Рубцова) «Папа настолько был ярый коммунист, что всех детей, когда пели Интернационал ставил в ряд, а сам честь отдавал».  Видимо он понимал, что при ином порядке событий судьба семьи могла быть намного трагичнее.

Считаю, что это был и один из первых переломных моментов в жизни будущего поэта Николая Рубцова, ибо как сын врага народа  он мог бы иметь совсем другую биографию.  А семья Михаила  Рубцова стояла вплотную у этой черты. Но не произошло  явной несправедливости и такого поворота  в судьбе будущего поэта.  Как – то обратил на себя внимание факт  наличия  пистолета у  совслужащего Рубцова, который он использовал не для борьбы с контрреволюцией  или в целях защиты, а в пьяном кураже показывая свою власть [6].  За это Михаил Андрианович был переведён из членов в кандидаты в члены ВКП (б), что было серьёзным наказанием для коммуниста. Но вот выходит, что уживались в нём черты Шарикова из пьесы Михаила Булгакова «Собачье сердце» и свойства честного  коммуниста, искренне верящего в светлое будущее. О случае, когда отец поэта бравировал  воображаемым  оружием, писал и Николай Рубцов в кусочке прозы озаглавленной «Дикий лук», правда воспоминания Коли относятся уже к времени, когда семья вернулась  из Няндомы  в Вологду и жила  около Спасо – Прилуцкого  монастыря. Его легко найти в любом собрании сочинений Н.М.Рубцова. Сам же этот случай ярко показывает обстановку того времени.  Сталинская теория о том, что по мере укрепления социализма возрастает и классовая борьба» позволила вооружить в начале тридцатых годов 20 века всех коммунистов и даже комсомольцев личным оружием для защиты. Сохранилось фото Александра Яшина 1931 года, на котором он с упоением стреляет из пистолета. А, например, в череповецких краях бытовала частушка

Надоело нам наганы

По карманам волочить,

Запишуся в комсомольцы

Буду в кобуре носить.

Михаил Андрианович Рубцов  - продукт ранней стадии советской эпохи, когда волна революции то возносила личности на гребень политической, хозяйственной или административной работы, то они испытывали всю горечь падения и прозябания, вплоть до лишения жизни. Сталинское воспитание кадров позволяло пользоваться всем арсеналом  средств известных человечеству. Кнут и пряник  на практике и  в идеологии в условиях острой нехватки необходимого для нормальной жизни были хорошими стимулами для плодотворной работы чиновника, политика или хозяйственника, а также для всего советского народа.

---

---

Материал предоставлен автором