Варианты и черновые стихотворения

* * *

В твоих глазах

                    не моментальное — 

Сплошное что-то ненормальное. 

И что-то в них религиозное... 

А я — созданье несерьезное! 

Сижу себе за грешным вермутом, 

Молчу, усталость симулирую, — 

В каком году стрелялся Лермонтов? 

Я на вопрос не реагирую! 

Пойми, пойми мою уклончивость, — 

Что мне любви твоей не хочется! 

Хочу, чтоб все скорее кончилось, 

Хочу, но разве это кончится! 

В твоих глазах

                    не моментальное — 

Сплошное что-то ненормальное. 

Святая, дикая, безгрешная 

Одна любовь! Любовь кромешная!

РАСПЛАТА

                                      П. И.

 

Я забыл, что такое любовь. 

Не любил я, а просто трепался. 

Сколько выпалил клятвенных слов! 

И не помнил, когда просыпался. 

Но однажды, прижатый к стене 

Безобразьем, идущим по следу, 

Словно филин, я вскрикну во сне, 

И проснусь, и уйду, и уеду, 

И пойду, выбиваясь из сил, 

В тихий дом, занесенный метелью, 

В дом, которому я изменил 

И отдался тоске и похмелью... 

Поздно ночью откроется дверь. 

— Бес там, что ли, кого-то попутал? 

У порога я встану, как зверь, 

Захотевший любви и уюта. 

Побледнеет и скажет: — Уйди! 

Наша дружба теперь позади! 

Ничего для тебя я не значу! 

Уходи! Не гляди, что я плачу! 

Ты не стоишь внимательных слов, 

От измен ты еще не проспался, 

Ты забыл, что такое любовь, 

Не любил ты, а просто... трепался! 

О, печальное свойство в крови! 

Не скажу ей: «Любимая, тише!», 

Я скажу ей: «Ты громче реви! 

Что-то плохо сегодня я слышу!» 

Все равно не поверит она, 

Всем поверит, но мне не поверит,

Как надежда бывает нужна, 

Как смертельны бывают потери. 

И опять по дороге лесной, 

Там, где свадьбы, бывало, летели, 

Неприкаянный, мрачный, ночной, 

Словно зверь, я уйду по метели...

ИМЕНИННИКУ

                          В. Горшкову

 

Твоя любимая

Уснула!

И ты, закрыв глаза

И рот,

Уснешь!

И свалишься со стула.

Быть может,

Свалишься в проход.

И все ж не будет

Взгляда злого

И речи резкой

И чужой, —

Тебя поднимут,

Как святого,

Кристально чистого

Душой!

Уложат,

Где не дует ветер,

И тихо твой

Покинут дом...

И ночь пройдет...

И все на свете

Пойдет обычным

Чередом!

ОТТЕПЕЛЬ

Затученное,

                с прозеленью,

                                     небо, 

Во мгле, как декорации, дома, 

Асфальт и воздух

                          пахнут мокрым снегом, 

И веет мокрым холодом зима.

Я чувствую себя больным и старым, 

И что за дело мне

                          до разных там 

Гуляющих всю ночь по тротуарам 

Мне незнакомых девушек и дам!

  

Вот так же было холодно и сыро, 

Сквозил в проулках ветер и рассвет, 

Когда она задумчиво спросила:

— Наверное, гордишься, что поэт?

Наивная!

            Ей было не представить, 

Что не себя, ее хотел прославить, 

Что мне для счастья

                              надо лишь иметь 

То, что меня заставило запеть!

 

И будет вечно веять той зимою, 

Как повторяться будет средь зимы 

И эта ночь

              со слякотью и тьмою, 

И горький запах слякоти и тьмы...

ПУСТЬ ПОЮТ ПОЭТЫ!

                               Мне трудно думать:

                               Так много шума. 

                               А хочется речи 

                               Простой, человечьей

  

О чем шумят

Друзья мои, поэты,

В неугомонном доме допоздна?

Я слышу спор,

Я вижу силуэты

На смутном фоне позднего окна.

  

Уже их мысли

Силой налились!

С чего ж начнут?

Какое слово скажут?

Они кричат,

Они руками машут,

Они как будто только родились!

  

В каких словах

Воспеть тебя, о спутник!

Твой гордый взлет — падение мое.

Мне сообщил об этом литсотрудник,

В стихи перо направив,

Как копье.

 

Мол, век ракетный,

Век автомобильный,

А муза так спокойна и тиха!

И крест чернильный,

Словно крест могильный,

Уверенно поставил на стихах.

 

На этом с миром

И расстаться нам бы,

Но отчего же

С «Левым маршем» в лад

Негромкие есенинские ямбы

Так громко в сердце бьются и звучат!

 

С веселым пеньем

В небе безмятежном,

Со всей своей любовью и тоской

Орлу не пара

Жаворонок нежный,

Но ведь взлетают оба высоко!

 

И, славя взлет

Космической ракеты,

Готовясь в ней летать за небеса,

Пусть не шумят,

А пусть поют поэты

Во все свои земные голоса!

В ГОСТЯХ

Трущобный двор. Фигура на углу. 

Мерещится, что это Достоевский, 

И желтый свет в окне без занавески 

Горит, но не рассеивает мглу. 

Гранитным громом грянуло с небес! 

В трущобный двор ворвался ветер резкий, 

И видел я, как вздрогнул Достоевский, 

Как тяжело ссутулился, исчез...

 

Не может быть, чтоб это был не он? 

Как без него представить эти тени, 

И желтый свет, и грязные ступени, 

И гром, и стены с четырех сторон!

 

Я продолжаю верить в этот бред, 

Когда в свое притонное жилище 

По коридору в страшной темнотище, 

Отдав поклон, ведет меня поэт...

 

Куда меня, беднягу, занесло! 

Таких картин вы сроду не видали, 

Такие сны над вами не витали, 

И да минует вас такое зло!

  

...Поэт, как волк, напьется натощак. 

И неподвижно, словно на портрете, 

Все тяжелей сидит на табурете 

И все молчит, не двигаясь никак.

 

А перед ним, кому-то подражая 

И суетясь, как все, по городам, 

Сидит и курит женщина чужая... 

— Ах, почему вы курите, мадам! —

 

Он говорит, что все уходит прочь,

И всякий путь оплакивает ветер,

Что странный бред, похожий на медведя,

Его опять преследовал всю ночь.

Он говорит, что мы одних кровей,

И на меня указывает пальцем,

А мне неловко выглядеть страдальцем,

И я смеюсь, чтоб выглядеть живей.

И думал я: «Какой же ты поэт,

Когда среди бессмысленного пира

Слышна все реже гаснущая лира,

И странный шум ей слышится в ответ?..»

Но все они опутаны всерьез

Какой-то общей нервною системой:

Случайный крик, раздавшись над богемой,

Доводит всех до крика и до слез!

И все торчит.

В дверях торчит сосед,

Торчат за ним разбуженные тетки,

Торчат слова,

Торчит бутылка водки,

Торчит в окне бессмысленный рассвет!

Опять стекло оконное в дожде,

Опять туманом тянет и ознобом...

 

Когда толпа потянется за гробом, 

Ведь кто-то скажет: «Он сгорел... в труде».

ПОЭТ

(Поэма)

  

1

 

Трущобный двор.

                        Фигура на углу. 

Мерещится, что это Достоевский. 

И поздний свет в окне без занавески 

Горит, но не рассеивает мглу. 

Гранитным громом грянуло с небес! 

Весь небосвод в сверкании и в блеске! 

И видел я, как вздрогнул Достоевский, 

Как тяжело ссутулился, исчез... 

Не может быть,

                    что это был не он! 

Как без него представить эти тени, 

И странный свет, и грязные ступени, 

И гром, и стены с четырех сторон! 

Я продолжаю

                    верить в этот бред, 

Когда в свое притонное жилище 

По коридору, в страшной темнотище, 

Отдав поклон,

                    ведет меня поэт...

  

2

  

Он, как матрос, которого томит 

Глухая жизнь в трущобах и в угаре.

— Какие времена на свете, Гарри?

— О! Времена неласковые, Смит!

В моей судьбе творились чудеса! 

Но я клянусь

                    любою клятвой мира, 

Что и твоя освистанная лира 

Еще свои поднимет паруса! 

Еще мужчины будущих времен — 

Да будет воля их неустрашима! — 

Разгонят мрак бездарного режима 

Для всех живых и подлинных имен!

 

3

 

...Ура, опять ребята ворвались!

Они еще не сеют и не пашут,

Они кричат,

Они руками машут, —

Они как будто только родились!

Они — сыны запутанных дорог...

И вот стихи, написанные матом,

Ласкают слух отчаянным ребятам!

 

Хотя, конечно, все это — порок...

 

Поэт, как волк, напьется натощак, 

И неподвижно, точно на портрете, 

Все тяжелей сидит на табурете... 

И все молчит, не двигаясь никак...

 

Он говорит, что мы одних кровей. 

И на меня указывает пальцем. 

А мне неловко выглядеть страдальцем, 

И я смеюсь, чтоб выглядеть живей!

 

Но все равно

                   опутан я всерьез 

Какой-то общей нервною системой:

Случайный крик, раздавшись над богемой, 

Доводит всех до крика и до слез!

 

И все торчит!

В дверях торчит сосед!

Торчат за ним разбуженные тетки!

Торчат слова!

Торчит бутылка водки! 

Торчит в окне таинственный рассвет... 

Опять стекло оконное в дожде, 

Опять удушьем тянет и ознобом...

 

...Когда толпа потянется за гробом, 

Ведь кто-то скажет: «Он сгорел... в труде».

В ГОСТЯХ

Куда меня,

                беднягу,

                            занесло? 

Таких картин вы сроду не видали! 

Такие сны над вами не витали! 

И да минует вас такое зло!

 

Поэт, как волк, напьется натощак, 

И неподвижно, словно на портрете, 

Все тяжелей сидит на табурете... 

И всё молчит, не двигаясь никак...

 

А перед ним,

                  кому-то подражая 

И суетясь, — всего не передам! — 

Сидит и курит женщина чужая... 

Ах, почему вы курите, мадам!

 

Он говорит, что все уходит прочь, 

И каждый путь оплакивает ветер, 

Что странный бред, похожий на медведя, 

Его опять преследовал всю ночь.

 

Он говорит, что мы одних кровей. 

И на меня указывает пальцем. 

А мне нелепо выглядеть страдальцем, 

И я смеюсь, чтоб выглядеть живей!

 

И думал я: какой же ты поэт, 

Когда среди бессмысленного пира 

Слышна все реже гаснущая лира, 

И странный шум ей слышится в ответ?!

 

Но все они опутаны всерьез 

Какой-то общей нервною системой:

Случайный крик, раздавшись над богемой, 

Доводит всех до крика и до слез!

 

И все торчит.

В дверях торчит сосед!

Торчат за ним разбуженные тетки!

Торчат слова!

Торчит бутылка водки!

Торчит в окне бессмысленный рассвет.

Опять стекло оконное в дожде.

Опять туманом тянет и ознобом...

 

Когда толпа потянется за гробом, 

Ведь кто-то скажет: «Он сгорел... в труде».