С запозданием увидел на сайте «Звезда полей» (Николай Михайлович Рубцов и народное творчество) возражение на мою статью «Я умру в крещенские морозы…» Ю. Кириенко-Малюгина – «Невероятное от П. Ткаченко о гибели Николая Рубцова». Автор книги «Тайна гибели Николая Рубцова»,  упрекал меня в том, что я делаю «попытку обосновать гибель (убийство) Николая Рубцова «некими потусторонними силами». Можно было бы оставить без комментария возражение автора, давно «разгадавшего» тайну гибели Николая Рубцова,  если бы не обстоятельства, касающиеся не только точности воспроизведения фактов биографии и судьбы Николая Рубцова, но понимания поэзии вообще, и духовной природы человека в особенности. Да, именно так, это ведь давняя особенность нашей читающей публики, о которой писал ещё М. Лермонтов в предисловии к «Герою нашего времени»: «Не понимает басни, если в конце её не находит нравоучения… Самая волшебная из волшебных сказок у нас едва ли избегает упрёка в покушении на оскорбление личности!». Великий поэт называл это «нелепостью» и объяснял «простодушием».

Ю. Кириенко-Малюгин, упрекающий меня в том, что я «дезориентирую читателей», пишет: «В журнале «Дон», №1-3, 2019 литератор Пётр Ткаченко опубликовал статью «Я умру в крещенские морозы…», в которой сделана попытка обосновать гибель (убийство) Николая Рубцова некими потусторонними силами». Добавлю, что об этом он мог прочитать и в «Новой газете Кубани» (№28, январь 2019), и в московском альманахе «У Никитских ворот» (№1, 2019), и в воронежском журнале «Подъём» (№4, 2019). Это совершенно необходимо отметить, так как за ним открывается то, как автор, «разгадавший» тайну гибели Н. Рубцова, работает, действительно ли ищет истину или же отстаивает свои позитивистские представления, за которыми трудно различить заинтересованность поэзией Николая Рубцова и его судьбой.

Итак, я утверждал и утверждаю, что мы не имеем права гибель Николая Рубцова представлять только в бытовых, правовых и криминальных понятиях, что эта трагедия имеет, прежде всего, духовно-мировоззренческое измерение. И уж коль убийца Николая Рубцова Л. Дербина-Грановская, по её собственному признанию, являлась «ведьмой» - «Взовьюсь я ведьмой из трубы»,  с чем согласен и наш исследователь, видя в ней «безбожницу»  и «ведьму», я и предпринял попытку обнажить природу этого сатанизма. Вот причина написания статьи «Я умру в крещенские морозы…», которая для исследователя осталась «неясной». Не вместо юридической оценки преступления, которое является криминальным, а наряду с правовой оценкой – духовно-мировоззренческая, так как через неё только и можно понять причину преступления. Ну кому не понятно, что всякое преступление должно быть рассмотрено с точки зрения юридической. Но только правовой подход не вскрывает причины преступления. После «Преступления и наказания» Ф.М. Достоевского в русской литературе об этом как-то неудобно напоминать. Это вовсе не является попыткой «переложить мотивы убийства Николая Рубцова с конкретных личностей на мистические обстоятельства». Не является потому, что только криминальная оценка преступления, как раз игнорирует эти самые «мотивы убийства», то есть, его истинные причины. Ю. Кириенко-Малюгин же признаёт за преступлением только и исключительно криминальный характер: «Убийство Рубцова является криминальным фактом, а не мифическим».

То есть, перед нами – то позитивистское материалистическое воззрение, игнорирующее духовную природу человека, для которого всё, что нельзя потрогать руками и попробовать на зуб – это «мифические» факты, «некие потусторонние силы», «мистические обстоятельства».  В смысле – несуществующие. …Поэтому автор с такой лёгкостью и оспаривает  истинных литераторов – В. Кожинова, В. Коротаева…

Вот и весь исследовательский «метод» Ю. Кириенко-Малюгина – позитивистский  и исключительно материалистический, «знающий» все тайны души человеческой. А потому и такой самонадеянный. Полагая, что я не знаю его книги «Тайна гибели Николая Рубцова», автор советует, что «прежде чем писать такую статью» надо было «набрать в Яндексе «поиск»  или пойти в Государственную библиотеку» и там найти «ответы»… Между тем, более десяти (!) лет назад о его «методе» исследования я писал в литературно-критической  повести «Сей образ прекрасного мира…». Отрадно, что находятся простые увлечённые люди, вовсе не филологи, вроде бы, влюблённые в поэзию Николая Рубцова, пропагандирующие его творчество, к каковым относится и наш автор, но умиляться этим нет никаких оснований. Автор полагает, «что, так называемые дилетанты, умеют проделать такую работу, которую не хотят, не могут или не способны выполнить образованные филологи» (Юрий Кириенко-Малюгин, «Российский писатель», № 22, 2005). Нет оснований умиляться этим потому, что свою пропагандистскую, популяризаторскую деятельность они принимают и выдают за постижение творчества Николая Рубцова. Как правило, это люди, больше занятые собой, чем творчеством Рубцова, которое является в их деятельности лишь поводом. А возможным это стало потому, что филологами действительно с наследием поэта не проделана работа, которая ими должна быть проделана.

Серьёзный исследователь просто обязан отслеживать всё, что выходит по интересующей его проблеме, ибо – незнание не аргумент. Дилетанту же это вовсе не обязательно, так как у него уже есть «ответы». Поэтому Ю. Кириенко-Малюгин и отсылает меня к своей книге, полагая, что я её не знаю. Но более чем десятилетний срок достаточный для того, чтобы ознакомиться с литературно-критической повестью «Сей образ прекрасного мира…», которая была опубликована в моём авторском альманахе «Солёная Подкова» (выпуск третий, М., «ООСТ», 2007), в журнале «Дальний Восток», (№ 1, 2008), в журнале «Подъём» (№1, 2010), в журнале «Аргамак. Татарстан», (№2, 2011), в книге литературно-критических повестей «До разгрома и после него» (М. «У Никитских ворот», 2016)…

У самодеятельного исследователя, у «дилетанта» всё ясно и просто. Так, судьбу Николая Рубцова он всецело объясняет его лучевой болезнью, упрекает в том, что игнорируется его «информация о лучевой болезни матроса Н. Рубцова», что явилось «причиной системного потребления вина (от радиации)». И о чём он якобы не мог сказать, так как давал подписку о неразглашении тайны. А отсюда, якобы понятна вся его неустроенность… Вот и всё объяснение трагической судьбы Николая Рубцова.

Мне же такое упрощённое объяснение представляется наивным и недопустимым, так как перекрывает пути постижения истинного облика поэта и его мира. Писательница Мария Корякина, наблюдавшая последние дни жизни Николая Рубцова, наиболее точно определила его состояние: ему было тяжело нести свой дар… Это состояние присуще, пожалуй, каждому большому поэту. «Жизни тяготеньем» назвал его М. Лермонтов. У других поэтов это «недуг бытия».  Но сводить всё  к «системному потреблению вина», видя в нём причину, а не следствие, во всяком случае, опрометчиво.

Я как раз о том, что у нас преобладает такое «литературоведение», когда гениальность или талантливость поэта объясняется какими-то бытовыми обстоятельствами. Когда исследователь, не в состоянии подняться на духовную, бытийную высоту поэта, он снизвергает его в быт, подстраивает под себя… Как это делает, к примеру,  В. Захаров. Без всяких на то оснований «объясняет» М. Лермонтова «незаконнорожденностью» и – болезнью «рахитом» в детстве… На подобные литературоведческие «исследования» остаётся только взмолиться: Господи, пошли им такой же «рахит» и такое же «облучение» как у поэтов… Для вразумления, разумеется. Дай Бог побольше в нашем обществе таких  «больных». А почему такие исследователи всё сводят к этому, понятно. Они ведь на короткой ноге с гениями, а то и выше их…

После всего написанного о Николае Рубцове я не собирался писать о нём, если бы не обнаружил странное обстоятельство с его наследием. Оказывается, никакая текстологическая работа  не проводилась  и не проводится. Обнаружил это я тогда, когда нашёл в Москве,  в частных собраниях,  две рукописи его книги «Звезда полей», не вошедших в научный обиход. Называю эти рукописи по именам их владельцев, друзей поэта – Н.Н. Шантаренкова и А.И. Чечётина. С одним он вместе учился в техникуме, кстати, посвящал ему стихи, с другим – в Литературном институте им. М. Горького. А стихи поэта продолжают публиковаться в том виде, в каком они вошли в первые четыре его прижизненные книги. В то время как разночтения в текстах стихотворений, давно ставших шедеврами русской лирики, очень даже существенные. К примеру, стихотворение «Памяти Анциферова» продолжает публиковаться со строчки «На что ему отдых такой…», без первой строфы, без которой непонятно, о каком «отдыхе» и о какой «обители» идёт речь: 

Его проглотила земля,

Как смертного, грустно и просто.

Свела его, отдых суля,

В немую обитель погоста.

Причём, Н. Рубцов очень точен в характеристике поэта и друга: именно «проглотила земля», а не «поглотила», как вроде бы должно быть.  Он помнил, что Анциферов был шахтёром. Или – шедевр лирики, стихотворение «С моста идёт дорога в гору…» публикуется в изуродованном виде, под названием «По вечерам». К стихотворению добавлена последняя строфа, с ним никак не связанная, из которой и взято название стихотворения:

Всё так же весело и властно

Здесь парни ладят стремена,

По вечерам тепло и ясно,

Как в те былые времена…

Конечно, помянутые «стремена» не имеют  никакого отношения к изображаемому храму, символизирующему саму Русь. Так поэт спасал это стихотворение, о чём свидетельствует его письмо в Северо-Западное книжное издательство, умоляя оставить его в книжке. Но и уступки, внесённая правка не помогла. Стихотворение не вошло в книгу, как и не вошло в «Звезду полей», так и оставшись неопубликованным при его жизни. Но теперь продолжает публиковаться с этой «тактической» правкой в книгах поэта… К тому же, его название для человека литературного ассоциируется совсем с другими состояниями души: «По вечерам над ресторанами/ Горячий воздух дик и глух…» (А. Блок, «Незнакомка»). Не могу удержаться, чтобы не привести это чудное стихотворение в том виде, в каком оно сохранилось в рукописях поэта и в каком должно публиковаться:

  х х х

 

 С моста идёт дорога в гору.

 А на горе – какая грусть! –

 Лежат развалины собора,

 Как будто спит былая Русь.

 

 Былая Русь! Не в те ли годы

 Наш день, как будто у груди,

 Был вскормлен образом свободы,

 Всегда мелькавшим впереди?

 

 Какая жизнь отликовала,

 Отгоревала, отошла!

 И всё ж я слышу с перевала,

 Как веет здесь, чем Русь жила…

Да и тексты поэта следовало бы воспроизводить точнее. В данном стихотворении у поэта: «Был вскормлен образом свободы,/ Всегда мелькавшим впереди».  Редакторы и издатели, видимо, усмотрев в этих строчках ошибку, «отредактировали» их так: «Был вскормлен образом свободы, всегда мелькавшей впереди». То есть, у поэта «мелькает» «образ свободы», а в публикуемых стихах мелькает «свобода». Но «образ свободы» и свобода не одно и то же. «Образ свободы» это ведь ещё неизвестно, действительно ли речь здесь идёт о свободе. Как видим, смысл строчек поэта изменился и существенно.

Даже такое классическое стихотворение как «В горнице» требует текстологического уточнения, подтверждённого печатными источниками. Первоначально в нём были строчки:   

 Красные цветы мои

 В садике завяли все.

В окончательной редакции самого поэта:

 Ранние цветы мои

 К вечеру завяли все.

Не говорю уж о том, что совершенная строчка: «Боюсь, что над нами не будет таинственной силы…» публикуется подчас с «возвышенной» силой…

Издатели же, внешне вроде бы стремясь к объективности и точности, в новые издания помещают прижизненные книги поэта в неизменности. Как, в книге «Сочинения», составленной Н.И. Дорошенко. (М., «Российский писатель», 2006). Составитель так старательно копирует прижизненные книги поэта, что даже повторяет одни те же тексты стихотворений несколько раз, полагая, видимо, что это и есть издательская точность. То же самое в книге «В горнице моей светло…», составленной С.С.  Лесневским и Б.Н. Романовым (М., «Прогресс-Плеяда», 2007). Правда, без повторения текстов одних и тех же стихотворений.

Такое пренебрежение к текстологической работе с наследием Николая Рубцова и открывает дорогу наивным самодеятельным исследователям, «дилетантам», которые, видимо, неизбежны, а, может быть, и необходимы для популяризации поэзии Николая Рубцова. Но  не ими определяется уровень постижения мира выдающегося поэта.

А теперь – по существу, о стихотворении «Я умру в крещенские морозы…», в понимании которого Ю. Кириенко-Малюгин усмотрел  «некоторые потусторонние силы» и «мистические обстоятельства». Напомню, что для позитивистского исследователя таковым является всё не вещное, всё духовное.

«Крещенские морозы» в стихотворении Николая Рубцова – это отнюдь не природное явление, во всяком случае, не только оно. Это, как и должно в произведении художественном, образное представление. И только непробиваемый материалист и неисправимый позитивист может объяснить это тем, были ли в тот год морозы или же была «оттепель».

Дело в том, что «предсказание» в этом стихотворении, на что обращают внимание, далеко не является главным. Поэт и упоминает о «крещенских морозах» вскользь. И пишет далее о весне:

 А весною ужас будет полный:

 На погост речные хлынут волны!

 Из моей затопленной могилы

 Гроб всплывёт, забытый и унылый,

 Разобьётся с треском,

       и в потёмки

 Уплывут ужасные обломки.

 

 Сам не знаю, что это такое…

 Я не верю вечности покоя!

Как видим, стихотворение – не о «крещенских морозах», а о том, что будет после них, весною. А будет – ужас полный… Что же это за ужас полный? О нём Николай Рубцов писал в более раннем стихотворении «Седьмые сутки дождь не умолкает…».

 На кладбище затоплены могилы,

 Видны ещё огромные столбы,

 Ворочаются, словно крокодилы,

 Меж зарослей затопленных гробы,

 Ломаются, всплывая, и в потёмки

 Под резким не слабеющим дождём

 Уносятся ужасные обломки

 И долго вспоминаются потом.

О том, что эти стихотворения поэта, отстоящие друг от друга на несколько лет, связаны единой темой, свидетельствует повторяющаяся рифма: «потёмки-обломки». Но какова эта тема? Что изображается в этих стихотворениях?  Ну, конечно же, не только наводнение. Так же, как и в «Медном всаднике». А.С. Пушкин изображает не только наводнение, но – «Божию стихию», с которой и царям не совладеть. И поскольку гениальный поэт знает натуру человеческую, знает о том, что человеку непросто поверить в невидимого Бога, которого согласно Евангелию «не видел никто никогда»,  он предпосылает к петербургской повести эпиграф, что это «происшествие» действительно было и где могут о нём справиться любопытные: «Происшествие, описанное в сей повести, основано на истине. Подробности наводнения заимствованы из тогдашних журналов. Любопытные могут справиться с известием, составленным В.Н. Берхом». Поэт приводит историческое свидетельство того, что «происшествие», то есть наводнение, действительно было, словно лишь с надеждой на то, что если люди поверят в это свидетельство, то тогда поверят и в «Божью стихию». В то, что это и есть «Божья стихия».

В стихотворениях «Седьмые сутки дождь не умолкает…» и «Я умру в крещенские морозы…» Николай Рубцов изображает Потоп. Да, тот «потоп водный», который Господь навёл на землю. И на это есть прямое указание в стихотворении. «Седьмые  сутки дождь не умолкает…». Казалось, что поэт вполне мог сказать «шестые» или «восьмые». Нет, не мог. Он говорит именно «седьмые сутки». Это те семь дней, на которые Господь посылает дождь, перед тем, как навести «потоп водный» на сорок дней и сорок ночей: «Ибо чрез семь дней, я буду изливать дождь на землю сорок дней и сорок ночей» (Бытие, 7: 4); «Чрез семь дней воды потопа пришли на землю» (Бытие, 7; 10). То есть, в стихотворении изображается предвестие Потопа, по сути, его начало.

 Но, как известно, Господь посылает Потоп на землю не по произволу и не по прихоти, а в наказание людям за то, что земля  стала «растленна», что «всякая плоть извратила путь свой на земле» (Бытие 6; 12). Что значит – люди «извратили путь свой на земле» - отдельная сложная тема. Главное состоит в том, что люди отступили от замысла Божия и за это Господь наводит на них «потоп водный». В стихотворении Николая Рубцова такой «причиной», по которой случается Потоп, являются «крещенские морозы», которые являются тем попущением, за которое Господь наказывает людей Потопом. Иными словами,  поэт не столько пророчествует, сколько определяет, характеризует своё время, в которое ему довелось жить и умирать, как – «крещенские морозы». Вот какое значение имеет это определение в стихах Николая Рубцова. Увидеть в нём только и исключительно, в буквальном смысле «морозы», значит не понять стихотворение поэта.   Примечательно, что Ю. Кириенко-Малюгин дознался, что в тот год, в 1971-й, в год  гибели поэта,  крещенских морозов не было, была «оттепель». Похвальна дотошность исследователя. Но в таком случае, это и подтверждает то, о чём я говорю – «крещенские морозы»  в стихотворении Николая Рубцова не сводятся лишь к природному явлению…

Всё это, как понятно, никакого отношения к «неким потусторонним силам» и «мистическим обстоятельствам», которых  так опасаются исследователи позитивистского толка, не имеет. Опасаются же они их потому, что не проникают, не могут проникнуть в духовный смысл поэтического творчества и человеческой жизни. А только социальному толкованию поэзия не поддаётся, иначе в ней не было бы никакой необходимости. Вот такие «потусторонние силы» и «мистические обстоятельства» преобладают теперь в понимании литературы.

---

Материал предоставлен автором