Отдаленная пристань

Николай Волжин-Ястребов

Старая Россия была насыщена литературными дарованиями всех направлений и объемов, от мала до велика: от постов и писателей самородков и самоучек до гениев. Каждый стоял как бы на своем месте н видел и представлял народ, да и саму Россию, сообразно собственным взглядам. А вот с 1917 годи происходило «сжатие» литературы. Оно происходило и в эмиграции, за пределами России, где были свои кастовость, иерархичность и несвобода слова (разделение на «кружки», «круги», а потом и на «волны» только доказывает зависимость от «нового социума»). А внутри России - тем более: стеснение, сжатие и угнетение самого объема слова и объема образа были беспредельны. Социальной, классовой, национально-ограничительной - какой только цензуры и предопределенности не было...

Мы не забыли: один из первых прорывов к традиционно русскому слову и настроению совершил в 60-е годы Николай Рубцов.

Были Прасолов, Передреев, Фокина, Тряпкин, чуть позднее Кузнецов. И все-таки Николай Рубцов был и остался один: русский лирический поэт в чистом поле. Пока был жив - вокруг него шли вихревые потоки. Был этому виной не только он сам, но и люди, сама жизнь вокруг. Наверное, ту жизнь, оскорбительную для выдающегося поэта, и можно было расшатать только яростным движением.

Поезд мчался с грохотом и воем, 

Поезд мчался с лязганьем и свистом, 

И ему навстречу желтым роем 

Понеслись огни в просторе мглистом.

Поезд мчался с прежним напряженьем 

Где-то в самых дебрях мирозданья, 

Перед самым, может быть, крушеньем, 

Посреди явлений без названья...

Первым Николая Рубцова как поэта выдающегося увидел когда-то Михаил Лобанов: «стихия ветра» - так он обозначил рубцовскую поэтику. Юрий Селезнев чуть позднее сразу же назвал место поэта в точно очерченном круге - круге традиционной русской литературы.

На стихи Рубцова пели (вернее, стихи Рубцова пели) замечательные певцы. Молодые мхатовские актеры Александр Коршунов и Владимир Донцов в середине 70-х сделали драматичнейший спектакль, где стихи и сама жизнь поэта, музыка шли единым потоком. Поэты и писатели слагали мифы и апокрифы о нем. Например, Андрей Битов не забыл, как подарил замерзающему своему соседу по литинститутскому общежитию шарф. Но вот кто и при жизни, и после смерти поэта действительно много для него сделал - это Глеб Горбовский. Сделал намного больше, чем те земляки-вологжане, что и по сей день сочиняют предисловия и трогательные истории о поэте. А вот книгу о Рубцове писателя Николая Коняева читать можно и нужно.

Наверное, настоящий поэт - тот, кто успевает сказать не только о своей жизни, но и о своей смерти. Сейчас, спустя двадцать пять лет после ужасной смерти Николая Михайловича Pyбцова, мы уже по-иному, по-новому читаем и переживаем его стихи. А вот сердце сжимается и душа сострадает по-прежнему, совсем по-старому.

Стихия ветра... Но прежде всего - грусть. Печальная грусть, какая была у Лермонтова; грусть озорного и хулиганистого, но все же грустно-озорного Есенина...


Публикуется  по журналу "Новая Россия" (1996, №4)