У русского Севера свое притяжение. Многих манят светлые небеса ночей, стоящих в июне над шпилями древних монастырей, над зеркалами озер в лесной глухомани. По северному краю проложено немало интересных маршрутов, некоторые из них начинаются в Вологде.

Но мне предстояло пройти по дорогам, освоенным туристами еще совсем плохо — по дорогам поэта Николая Рубцова. Многим знакомо это имя. Песни на стихи поэта звучат в эфире и с телеэкрана, стихи Рубцова печатают все антологии современной поэзии. Появилось что-то вроде моды «на Рубцова»... И все же заставить любить, как известно, нельзя. Каждое новое сердце поэту нужно завоевывать заново.

И уж если любишь, то дело здесь не в моде.

В горнице моей светло, 

Это от ночной звезды. 

Матушка возьмет ведро, 

Молча принесет воды...

Звезда полей во мгле заиндевелой, 

Остановившись, смотрит в полынью. 

Уж на часах двенадцать прозвенело, 

И сон окутал Родину мою. 

Звезда полей! В минуты потрясений 

Я вспоминал, как тихо за холмом 

Она горит над золотом осенним, 

Она горит над зимним серебром...

Сапоги мои — скрип да скрип

Под березою,

Сапоги мои — скрип да скрип

Под осиною,

И под каждою березой — гриб,

Подберезовик,

В под каждою осиной — гриб,

Подосиновик!

Из предисловия к сборнику Николая Рубцова я знал, что последний период жизни поэта был связан с Вологдой. Здесь он осел после многих странствий по портовым городам, после годов жизни в столице и Ленинграде. Здесь была его последняя квартира, и здесь же, на городском кладбище, поэт нашел свое последнее пристанище после трагической гибели.

Среди других рубцовских мест упоминалось в предисловии село Никольское Тотемского района, в котором стоял детский дом, приютивший Колю Рубцова в годы войны, и город Тотьма, где будущий поэт учился в лесном техникуме. Эти пункты Вологодчины я и отметил на карте, решив начать путешествие с областного центра.

Туманом и холодом встретила меня Вологда июньским утром. Белесые тучи летели над вокзалом прямо оттуда, куда указывали стрелы рельсов,— с севера. Еще вчера в Москве безмятежно сияло солнышко, а теперь, казалось, кто-то не пускал меня, гнал ветром назад...

Узнав о цели моего путешествия, председатель областного совета по туризму Валентин Васильевич Смелов заинтересовался и обещал помочь. Он сообщил, что местным бюро путешествий и экскурсий создана экскурсия «Вологда литературная», она знакомит и с творчеством Николая Рубцова.

...С погодой не везло. Дождь, снег, опять дождь... Под дождем я обошел все вологодские места поэта: побывал у дома № 3 по улице А. Яшина, где была последняя квартира Рубцова, прошелся по зеленой улочке, названной недавно именем Николая Рубцова. Деревянная, тихая, она была пустынна и странна, когда вдруг при солнце начинал валить снег. Пушистые нити штриховали силуэт храма Софии, видневшийся в конце улицы, наполняя воздух запахом снега. Была, пожалуй, своеобразная прелесть в этом «вологодском кружеве» над куполами соборов, если бы не сиверко, пробиравший до костей сквозь летнюю куртку... Так и запомнилась Вологда: зелень палисадников, грозди сирени и хлопья снега.

Мне оставалось только побывать на могиле поэта, но Гражданское кладбище, судя по карте-схеме, лежало километрах в 5—6 от города, а дождь не переставал (вспоминались рубцовские стихи о таком же потопе).

В кармане уже лежал билет на теплоход до Тотьмы. Вот тут и выручил меня Валентин Васильевич Смелов: предложил подбросить на кладбище на машине.

О дороге ничего не могу рассказать — не разглядел. Едва мы сели в «Волгу», дождь припустил совсем какой-то «кинематографический». Стекла заливали потоки воды, создавая впечатление, что едем мы в «аквариуме наоборот» — внутри сухо, а снаружи вода. Было немного жутко ехать в такой потоп на кладбище...

Только когда уже подъехали к воротам нового, еще без зелени кладбища, посветлело, и дождь утих.

Кругом — ни души. Ограды, ограды, трава, лужи.

...Без ограды на земле лежала мраморная цветочница, за ней возвышалась декоративная стенка с барельефом поэта и надписью: «Николай Рубцов. 1936—1971 гг.» В цветочнице — кустик шиповника, а по краю, совсем близко от земли, на мраморе выбита строка из стихотворения «Видение на холме»: «Россия, Русь! Храни себя, храни!..»

Налетал порывами ледяной ветер, снова зашуршал по траве дождь со снежной крупой, и вдруг подумалось, что, может быть, именно так и нужно было увидеть мне могилу Рубцова?.. Именно так.

И больше уже не удивлялся июню, похожему на ноябрь. 

В Тотьму поплыл на «медленном» теплоходе. В последние годы на Сухоне появились скоростные линии, и на быстрой «Заре» можно было добраться до Тотьмы за 5 часов. Я же не торопился: ведь и Рубцов плавал здесь на «медленных»...

За окном каюты долго тянулись вологодские пригороды, склады бревен на берегах, старые баржи на приколе. Прошло больше часа, прежде чем показался первый лесок над берегом, и сразу вдруг потемнело, в зеленую воду косо полетел снег. В окно понесло холодом, будто и не было стекла, сделалось бесприютно и угрюмо. Казалось, погода в эту поездку решила показать мне, откуда у Рубцова есть угрюмость в стихах.

Теплоход шел всю ночь. Останавливались у небольших пристаней, высаживали пассажиров, принимали на борт новых.

Утром крыши домов вдоль берега белели от инея. На бревнах и тесе построек, поседевших от времени, проглянувшее солнце казалось голубым... Пристань, к которой мы подходили, называлась « Устье-Толшменское». Я вспомнил, что именно сюда предстояло мне вернуться на обратном пути из Тотьмы. Где-то здесь, на правом берегу, куда выходили окна каюты, начинается дорога на Никольское, или Николу, как называл Рубцов.

Тотьма встретила пронизывающим ветром. Одним махом взметнул он меня от пристани на высокий угор берега. Сизые тучи с оловянно блестевшими краями неслись над рекой, обдавая безжалостным холодом. Было что-то фантастическое в пейзаже.

...Сюда, в древнюю Тотьму, известную по всему Северу своей солью-«ключевкой», Рубцов приехал после первого неудачного побега к морю. За молодостью лет его не приняли в мореходку, и пришлось возвратиться на родину. В Тотьме находился лесной техникум, куда Рубцов и решил поступить, не оставляя, впрочем, мечты о море.

Тот город зеленый и тихий 

Отрадно заброшен и глух. 

Достойно, без лишней шумихи, 

Поет, как в деревне, петух 

На площади главной... Повозка 

Порой громыхнет через мост, 

А там, где овраг и березка, 

Столпился народ у киоска 

И тянет из ковшика морс...

У этого моста через овраг стоит четырехэтажное кирпичное здание «купеческой архитектуры» — ныне тотемская школа № 1. Здесь создан первый в стране музей поэта.

Создавали музей сами учащиеся под руководством преподавателя русского языка и литературы Маргариты Афанасьевны Шананиной. Она показывала мне стенды, папки с материалами, фотографиями, рассказывала о своих помощниках — и все время вставляла извинительные фразы: «Это у нас бедновато...» «Сделали как могли — не как в настоящем музее...» Я же не понимал, за что она извиняется. С благодарностью слушал эту женщину, острее других, видимо, чувствующую красоту поэзии. Самого Рубцова Маргарита Афанасьевна лично не знала, мысль создать музей подсказали ей прекрасные стихи земляка.

Конечно, не богат он, этот музей (сама Шананина называет его «кабинетом литературного краеведения»). По стенам развешаны стенды с фотографиями и документами. Рисунки, письма...

И все же первый музей поэта уже создан! Здесь проводятся вечера поэзии Рубцова. Сами ребята читают стихи земляка, слушают стихи о Рубцове и воспоминания о нем московских поэтов, приезжающих в Тотьму, других людей, хорошо знавших Рубцова.

В Тотьме встретился я с Екатериной Ивановной Семенихиной, работавшей старшей пионервожатой и библиотекарем в Никольском детдоме, где воспитывался Рубцов.

— Трудное было время, — рассказывала Екатерина Ивановна. — Помню, ребята наши ходили в ботинках на деревянной подошве. Сами воспитанники работали в огороде, заготавливали сено для лошадей — их у нас было три, — ходили в ночное в луга за реку. Возможно, отсюда у Николая любовь к животным, чуткость к природе. Особенно, помнится, любил он сидеть у реки, пропадал там летом целыми днями. Режим у нас был вольный, ребята часто ходили на Толшму — рыбачить, купаться, загорать.

Поделилась Екатерина Ивановна и наблюдением, как растет интерес к поэзии Рубцова. Недавно во время экскурсии по Тотьме, которую она проводила с группой из Ленинградского Клуба юных туристов, ребята засыпали вопросами о Рубцове. Пришлось запоминать все подробности о Коле Рубцове, показать здание лесного техникума (ныне ПТУ лесной промышленности), где учился Рубцов.

С каждой избою и тучею,

С громом, готовым упасть.

Чувствую самую жгучую,

Самую смертную связь!

Эти строки написаны в Никольском, селе, ставшем для Рубцова любимой «малой родиной», чей облик зримо проступает во многих его стихах.

Никольское стоит на берегу Толшмы, правого притока Сухоны, немногим более чем в 20 километрах от пристани «Устье-Толшменское». Летом, сойдя с теплохода, до села можно пройти по старой лесной дороге вдоль берега Толшмы, о которой мне рассказала позже в Никольском хозяйка, пустившая на ночлег. По новой, спрямленной дороге в село ходит рейсовый автобус.

...Наверное, я был «запрограммирован» в этой поездке на совпадения с рубцовской поэзией. В первом же доме, куда постучал спросить о ночлеге, открыла старушка, пустившая без долгих разговоров. Я спросил, как звать ее.

— Зови, — говорит, — баушка. Или баушка Маша. У нас просто. 

Все было как в стихотворении «Русский огонек». И в горнице глаза невольно обвели стены, ища «желтые снимки» в простой оправе. 

Я был совсем как снежный человек, 

Входя в избу (последняя надежда!), 

И услыхал, отряхивая снег:

— Вот печь для вас

      и теплая одежда. 

Потом хозяйка слушала меня, 

Но в тусклом взгляде 

Жизни было мало, 

И, неподвижно сидя у огня, 

Она совсем, казалось, задремала... 

Как много желтых снимков на Руси 

В такой простой и бережной оправе! 

И вдруг открылся мне 

И поразил 

Сиротский смысл

   семейных фотографий:

Огнем, враждой

Земля полным-полна, —

И близких всех душа не позабудет!..

— Скажи, родимый,

Будет ли война?

И я сказал: — Наверное, не будет.

— Дай бог, дай бог... 

Ведь всем не угодишь. 

А от раздора пользы не прибудет. — 

И вдруг опять:

— Не будет, говоришь?

— Нет, — говорю, —

       наверное, не будет... 

Спасибо, скромный русский огонек, 

За то, что ты

    в предчувствии тревожном 

Горишь для тех,

      кто в поле бездорожном 

От всех друзей отчаянно далек...

Оставив вещи, пошел посмотреть детдом. Он неподалеку, окнами на речку, бегущую внизу у пологого спуска.

Начинало уже смеркаться, когда я подошел к большому деревянному дому с заколоченными окнами. Здесь никто не живет. Крыльцо обрушено, внутри темно, пахнет сыростью. Кругом крапива, и во дворе какая-то необыкновенно густая трава, как и везде у брошенного жилья.

Вспомнилось, как рассказывали мне в Тотьме, дом этот намечено отремонтировать. Здесь будут жить учителя никольской школы, что по соседству, а одну из комнат, где была спальня воспитанников, намечено сделать мемориальной и восстановить обстановку, бывшую здесь при Рубцове.

Я смутно помню 

Позднюю реку, 

Огни на ней,

И скрип, и плеск парома, 

И крик «скорей»! 

Потом раскаты грома 

И дождь... Потом 

Детдом на берегу. 

Вот говорят, 

Что скуден был паек. 

Что были ночи 

С холодом, с тоскою, — 

Я лучше помню 

Ивы над рекою 

И запоздалый 

В поле огонек, 

До слез теперь 

Любимые места! 

И там, в глуши, 

Под крышею детдома 

Для нас звучало 

Как-то незнакомо, 

Нас оскорбляло 

Слово «сирота».

...Спать меня «баушка Маша» положила на лавке, на соломенном тюфяке. Он хранился в сенях, и солома была холодной и остро пахла житом.

За перегородкой «баушка Маша» уложила внука, привезенного к ней на лето, легла с ним и рассказывала мне про Рубцова. Она, оказалось, хорошо его знала и помнит его по наездам в Никольское уже в бытность взрослым.

За окном сонно шуршал дождь. Серый квадрат стекол чуть-чуть светился и долго не хотел гаснуть. Где-то за ним, рядом, стоял и дом с горницей Рубцова...

Я думал о том, что не удалось найти холм, который Рубцов упомянул в стихотворении «Видения на холме». Возможно, это и аллегория, но мне все же представляется, что есть в окрестностях Никольского холм, где растет трава, пружинящая, если плашмя упасть на нее, и где «древностью веет из дола...» тихой ночью. И висит над тем холмом та же «звездная люстра» Рубцова, хоть и скрытая теперь одеялом облаков.

Утром, поблагодарив за ночлег и хлеб, я уезжал из Николы. Было грустно. Но успокаивал себя тем, что придут сюда другие. Придут, чтобы отыскать «звезду полей», придут проводить журавлей и помахать им на прощание.

Хотелось верить, что любовью к этому уголку России поэт поможет многим из нас и очистить душу истинной поэзией, и Родину свою лучше узнать.

г. Вологда — г. Тотьма — с. Никольское — Москва

---

Публикуется  по журналу "Турист" (1983, №10).