«Он сидит передо мной за столом в черных сатиновых трусах до колен, в вылинявшей тельняшке. Едим прямо из сковородки картошку, жаренную на подсолнечном масле. В углу, на тумбочке, стоит гармонь, он .играет на ней и поет хриплым голосом свои прекрасные песни, за это я и прозвал его Орфеем»,—читаем мы в рассказе Вацлава Михальского «Орфей», посвященном памяти Николая Рубцова. Автор рассказа учился вместе с поэтом в Литературном институте, многое мог бы, наверное, вспомнить теперь. Но он написал не воспоминания, а произведение, оригинальное по замыслу и исполнению, напоминающее притчу, в которой поэт — главный персонаж. Заканчивается оно словами: «...на могиле Орфея поставлен памятник с надписью: «Большому русскому поэту...»

Поэзия Николая Рубцова (1936—1971) стала значительным явлением современной литературы, вошла в духовную жизнь народа. "И убеждают в этом не только статьи критиков и литературоведов, которые просто пестрят упоминаниями имени Рубцова, цитатами из его лирики, но и другие факты жизни стихов поэта в умах и душах людей. Эти факты, к сожалению, редко занимают науку, хотя они порою очень многое могут сказать о литературном процессе, об отдельных художественных явлениях.

Фактов «распространения» поэзии Рубцова накопилось уже достаточно много. Приведем хотя бы некоторые из них, самые, может быть, любопытные. Нас будут интересовать прежде всего примеры взаимодействия стихов поэта с другими произведениями литературы. искусства, влияние личности Рубцова на других художников.

Начнем с факта, возможно, не самого характерного—имя поэта упоминается даже в приключенческом фильме «Петровка, 38». А в телевизионном художественном фильме «Мелодия на два голоса», поставленном по одноименной повести А. Афанасьева, героиня читает его стихи. Один из персонажей этой кинокартины говорит о поэте примерно следующее: «Вроде он флотским парнем был, а какие красивые слова отыскал!»—о строках из стихотворения Рубцова «Волнуется южное море»: 

Я видел, как ходят матросы

С тоскою в глазах на закате, 

Когда задыхаются розы 

В бредовом своем аромате.

В другом художественном фильме читались с экрана «Журавли». И это, конечно, не все примеры использования лирики поэта (или просто упоминания его имени) в кино. 

Московский театр имени М. Н. Ермоловой ввел стихи Рубцова в спектакль «Стечение обстоятельств» по пьесе Александра Вампилова. И это, видимо, не случайно, поскольку талантливейший наш драматург, тоже погибший в расцвете лет, очень любил рубцовскую лирику.

Помню, как взволновала и обрадовала вышедшая несколько лет назад грампластинка. На ее конверте рядом с портретом композитора Вадима Салманова строгими крупными буквами выведены четыре имени: Ф. Тютчев, С. Есенин, П. Шелли, Н. Рубцов. О многом говорит читателям, любителям поэзии и музыки сам факт объединения этих поэтических имен. Лирика Николая Рубцова по праву встала в один ряд с творениями прославленных поэтов прошлого. Музыка В. Салманова (1912—1978) тоже явление незаурядное, она давно получила высокую оценку. О последних работах автора музыкальный критик Г. Белов пишет, в частности: «Лебединой песней» » композитора стали вокальные и хоровые произведения на стихи Н. Рубцова. Есенинской песенной ясностью и простотой чувств, тихой торопливостью, задумчивостью прозрачно-бледных красок севернорусской природы, близкой сердцу композитора, осенними, прощальными настроениями стихи Рубцова оказались созвучны новым творческим намерениям Салманова. В цикле «Минуты музыки» впечатляет мудрая экономность, эмоциональная строгость и образная значительность музыкального воплощения стихов...» Остается добавить, что подлинными соавторами композитора стали исполнители — Борис Марешкин (тенор) и Мария Kapандашова (фортепиано). 

Верно замечено, что высокая лирика скорее всего приходит к людям через песни. И Рубцов здесь не исключение, пожалуй. Назовем хотя бы некоторых композиторов, положивших на музыку десятки его поэтических шедевров. Это А. Лобзов, И. Егиков, А. Морозов, А. Дулов, А. Градский, В. Сураев... В богатом интонациями рубцовском стихе они услышали близкую по духу музыку и записали ее. Песни самодеятельного композитора и исполнителя Александра Дулова — «Грустные мысли» и «Размытый путь» — вышли на гибкой пластинке, а песни довольно известного композитора А. Градского на слова Рубцова были подготовлены для кинофильма с несколько странным названием «Красиво жить не запретишь».

Нельзя, конечно, обойти вниманием комплект из двух пластинок «Николай Рубцов. Стихи и песни», выпущенный фирмой «Мелодия». Композитор Александр Лобзов и певец Николай Тюрин в какой-то степени уже известны были поклонникам лирики Рубцова. А вот с артистом Александром Коршуновым, который читает стихи поэта, многие впервые познакомились по этим пластинкам. Составитель комплекта, критик и литературовед Вадим Кожинов предваряет наше знакомство такими словами: «За последние годы книги стихов Николая Рубцова были изданы почти миллионным тиражом, но многие даже самые горячие поклонники поэта не имеют этих книг в своих библиотеках... И есть все основания полагать, что этот альбом грампластинок, этот звучащий «двухтомник» поэта легко найдет дорогу к людям». Особую ценность придает альбому то, что он воспроизводит и авторское чтение стихов. Что же касается песен А. Лобзова, то наиболее удачны, на наш взгляд, «В горнице», «Зимняя песня», «Улетели листья с тополей...» : Любопытно воспоминание композитора о первой встрече в 1976 году со сборником стихов Рубцова: «Я остолбенел, когда прочитал эту книгу... «заболел» Рубцовым и в течение двух недель, запоем, написал семь песен... В современных песнях, звучащих с эстрады, мне зачастую не хватает задушевности, неповторимой интонации. И вдруг— Рубцов...» («Литературная Россия», 17 июня 1977 г.). Видимо, такое восприятие лирики Николая Рубцова и даже такое первое знакомство с нею довольно типичны... Можно было бы подробно рассказать и о музыке А. Морозова, Н. Ивановой на стихи поэта. Можно было бы назвать целый ряд публикаций о современной нашей эстраде, в которых упоминается имя Рубцова. Его стихи вспоминают всякий раз, когда речь заходит о противопоставлении серым и безликим песенным текстам поэзии подлинной, народной, насыщенной смыслом и красотой. Песни поэта люди поют и на свои нехитрые мелодии, и нелишне вспомнить при этом, наверное, что сам Рубцов напевал их под гармошку или гитару... 

Есть еще целый ряд фактов, уже чисто литературных, которые косвенным образом говорят о самобытности и мастерстве Рубцова-поэта, о значительности его творческого наследия. Строкой Николая Рубцова «В этой деревне огни не погашены» назвал, например, свой очерк о перспективной деревне Томской области журналист Г. Огневский. Еще одна строка — «Школа моя деревянная» — стала названием рассказа писателя Алексея Логунова. Статья о художнице Т. Мавриной в «Литературном обозрении» тоже именована по-рубцовски — «Душа хранит» (это название стихотворения и одного из прижизненных сборников поэта).

Объясним суть подобного заимствования. Сегодня можно твердо говорить, что все дело тут в почти предельной обобщенности фразы у Рубцова, в отточенности, единственности, а значит и убедительности его слова. Поэтические строки Николая Рубцова потому так прочно входят в нашу память и душу, потому так используются часто, что поэт отчетливо и концентрированно выразил наши общие мысли и настроения. Недаром вот уже скоро сто семьдесят лет люди повторяют батюшковское откровение: «О, память сердца! Ты сильней рассудка памяти печальной...» «Память сердца» — тысячи раз повторяемый афоризм, больше чем афоризм, а если и афоризм, то не житейский, а — высокодуховный. И вот свежий пример: сколько раз писали и говорили о деревенской школе детства, о школьных годах! Но нужен был Рубцов, чтобы выдохнуть это единственное и незабываемое: «Школа моя деревянная!..» Или еще более знаменитая строка, связанная с целым направлением в современной нашей поэзии— «Тихая моя родина!..»

Газета «Комсомольская правда» назвала одну из своих постоянных рубрик «Минуты музыки», совсем по-рубцовски, а открывая другую рубрику — «Односельчане», газета пишет: «Помните, у Николая Рубцова: «Я вырос в хорошей деревне...» Наверное, то же могли бы сказать про свою деревню многие наши читатели...» Нетрудно заметить, что самыми запоминающимися, популярными становятся обычно первые строчки стихотворений поэта. Здесь уместно привести наблюдение В. Кожинова о важности первой строки в лирике вообще и в лирике Рубцова особенно: «Первая строка стихотворения всегда очень важна: это своего рода камертон, задающий всю мелодию. Но мало того: в лирической миниатюре... первая строка по своей весомости сравнима с прологом или начальной главой романа». Внешняя простота таких строк у Рубцова, по мнению исследователя, «оборачивается глубокой содержательностью».

Особого внимания заслуживает отношение к стихам Рубцова прозаиков. Известно, как высоко ценят его лирику Валентин Распутин, Виктор Астафьев, Василий Белов, Виктор Потанин, Андрей Битов... Последний, например, ставит строки Николая Рубцова в один ряд с русской классикой и говорит по этому поводу: «Особой гениальностью веет от стихов непостижимо простых по слову, не отягощенных метафоричностью и эпитетом. «Пора, мой друг, пора...», «По небу полуночи ангел летел...», «Девушка пела в церковном хоре...», «Тихая моя родина!» Здесь слова молятся в храме речи, а не выживают в водовороте языка и опыта» («День поэзии», 1981, стр. 235).

Стихи Рубцова (а в какой-то степени и его личность) послужили, можно сказать, материалом для нескольких прозаических произведений. Мы уже упоминали в самом начале о рассказе В. Михальского «Орфей». С помощью лирики Рубцова раскрывает сложный и обаятельный русский характер своего героя молодой писатель Василий Фирсов в рассказе «Федя Коровушкин».

Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье 

И высокий полет этих гордых прославленных птиц,— 

этими рубцовскими строчками провожает журавлей Федя Коровушкин, совершая при этом почти обряд прощания. Но суть в том, что вместе с печалью живет в его самобытной душе надежда. И в конце концов окружающие, кажется, понимают, что перед ними— «человек, давно и глубоко тоскующий о чем-то большом, чистом и неразгаданном».

Сибирский писатель Виктор Потанин, знавший, кстати сказать, поэта еще при жизни, в рассказе «В конце апреля» отстаивает вместе с героиней, молодой учительницей, самостоятельность мышления и настоящий поэтический вкус в противовес практицизму, формальному подходу к преподаванию литературы в школе. Молодая учительница читает на уроке стихи Рубцова.

«— Кому это нужно — Рубцов да Рубцов? Он даже в программе-то не стоит, а вы...

— Он по таланту не меньше Тютчева! Да, да — это так! — заволновалась Люся Кондратьева, и лицо ее побледнело...» («Литературная Россия», 18 января 1980). В рассказе хорошо передано, как идет борьба «в невидимой области духа», как лирика формирует убеждения и вообще — одаряет способностью иметь убеждения. А начинается все с волнения, неравнодушия...

В повести известного прозаика Анатолия Соболева «Награде не подлежит» стихи поэта вроде бы и не «действуют», но зато по-своему характеризуют главного героя: на его «журнальном столике, рядом с томиком стихов Николая Рубцова, белела повестка...» И все. Дальше уже о другом, о военном прошлом героя, но мы понимаем, что деталь эта важна для автора. Не случайно он приводит ее в самом начале повествования. Несколько измененной рубцовской строчкой назвал свою книгу (а эпиграф к ней тоже из Рубцова) писатель А. Филиппович—«Моя тихая Родина. Уральские записки» (Свердловск, 1978).

Кстати сказать, Рубцов не случайно посвятил стихотворение «Тихая моя родина» Василию Белову. В давнем коротком рассказе Белова «На родине» мы читаем: «Тихая моя родина, ты все так же не даешь мне стареть и врачуешь душу своей зеленой тишиной!..» Художники-земляки перекликаются здесь. (Выступая в январе 1986 года на вечере, посвященном 50-летию поэта, Василий Белов рассказал, что Рубцов использовал эту строчку осознанно и с разрешения: «Дай мне твою строчку... Не жалко?»—«Бери, пожалуйста...»)

Еще два примера творческого взаимодействия. Вернее, примеры мощного влияния рубцовского духа и слова на молодых писателей-вологжан. Василий Фирсов (повесть «На родимщине») и Роберт Балакшин («Еще не поздно») не цитируют Рубцова, но по их прозе хорошо заметно, что они знают и любят рубцовскую лирику. И больше того — проза их порою идет за стихами Николая Рубцова след в след. Р. Балакшин пишет: «С веранды открывался вид на реку: на том берегу стеной желтели тополя, вдали виднелся белый Петровский домик... а внизу, у переправы, шумно бурлил винтом катер и с плота доносились звуки полоскаемого белья»  Мы легко узнаем вологодский пейзаж и тут же вспомним рубцовское стихотворение, которое так и называется—«Вологодский пейзаж»:

Там, за рекою, свалка бревен, 

Подъемный кран, гора песка. 

И торопливо — час не ровен!— 

Полощут женщины с мостка... 

А мимо, волны нагоняя, 

Летят и воют катера... 

Видны повсюду тополя...

Если прочитать стихотворение полностью да из прозы процитировать побольше, то в сходстве того и другого убеждаешься окончательно.

Нечто подобное (и тоже, видимо, почти не осознанно) произошло и с автором повести «На родимщине», когда он описывал родной деревенский простор, глубокое дыхание вечерней природы: «Не сама ли земля, не сама ли Русь дышит так глубоко и спокойно? И это ли и есть то вечное и изначальное, к чему шли, из-за чего страдали и бились русские люди и во времена Батыя, и во времена Наполеона, и совсем недавно, когда черная свастика закрыла часть светлого российского неба?..» Мы вспомним здесь прежде всего знаменитые рубцовские «Видения на холме» да и другие его стихотворения, где история всегда сплетена с современностью, а человек неотделим от матери-природы.

Оба приведенных только что примера (взяты они из сборника молодых прозаиков «Долги наши», Архангельск, 1981) являют собой случаи редчайшего по своей полноте взаимодействия поэзии и прозы, влияния первой вторую. Здесь влияние, конечно, слишком явное, прямое. И конкретное. Но думается, что поэзия Николая Рубцова оказывает и более широкое, опосредованное влияние на современную прозу (не говоря уже о русской лирике), на искусство.

Строки поэта цитируют, например, В. Степанов в романе «Приключения Букварева...» (Архангельск, 1981), С. Багров в повести «Третье диво» (вошла в его книгу «Сорочье поле», Архангельск, 1978), В. Будаков в pассказе «Миронова гора» из одноименной книги (М., 1982) и многие другие. Часто строки Рубцова приходят, действительно, «сами собой», как пишет в статье, тоже названной почти по-рубцовски — «Пусть солнце венчает...»—журналист Л. Самофалов: «Выехали из низины, глазу стало радостно по сторонам смотреть: поля ухоженные, везде порядок. Сами собой пришли на память слова поэта:

Пусть солнце венчает на пашнях

    обильные всходы 

Старинной короной своих

    восходящих лучей!»

Статья опубликована в журнале «Политическое самообразование» (1980, № 12). Здесь любопытно еще то, что Рубцов цитируется неточно и что имя его не упоминается, а просто — «слова поэта».

Известный критик Ф. Кузнецов одну из своих книг, посвященную «судьбам деревни в современной прозе», назвал «Самая кровная связь». Упоминается Рубцов и в статье В. Панченко о деревне в украинской прозе «Самая жгучая связь» («Литературное обозрение, №3, 1978). Строфе «С каждой избою и тучею...» повезло в смысле популярности, кажется, более всего. Но трудно, просто невозможно подсчитать, сколько раз цитировались, использовались другие стихи поэта - «Звезда полей», «В горнице», «Зеленые цветы» и многие-многие другие. Статья Стрелковой названа «Жить в своем народе» («Литературное обозрение», № 4, 1981), а заметки журналиста А. Ехалова о старой крестьянке — «...И нет тебе покоя». Вроде бы и нет никакого шума вокруг поэта, вокруг творческого наследия, но он всегда рядом, как бы незримо присутствует среди нас, строки его, как видим, живы и необходимы. И это самый верный признак значительности поэзии Николая Рубцова. 

Строки замечательного поэта всегда приходят на память, когда люди затрагивают что-то самое главное, родное и сокровенное, когда хотят сказать о своей земле и любви к ней. Многие писатели, журналисты ставят строки Рубцова эпиграфом к своим произведениям. У «Царь-рыбы» Виктора Астафьева, например, два эпиграфа. Один из Халдора Шепли, другой — из Рубцова:

Молчал, задумавшись, и я, 

Привычным взглядом созерцая 

Зловещий праздник бытия, 

Смятенный вид родного края...

Юровских предпослал строки поэта одному из своих рассказов, вошедших в книгу «Журавлиные корни» (М., «Современник», ). Строфу «С каждой избою и тучею...» взял эпиграфом к своей книге очерков «Колодец у дороги» (М., «Молодая гвардия», ) В. Арсеньев. Впрочем, всего не перечислить...

Не менее характерно, что к творчеству Рубцова, к его облику обратились многие художники: — Борис Непомнящнй, Юрий Воронов, Валентин Едемский, Ольга и Евгений Мартышевы... Книги поэта были иллюстрированы известными графиками — Владиславом Сергеевым, Генриеттой и Николаем Бурмагиными. Есть скульптурные изображения поэта, появились первые рубцовские экслибрисы. 

Москвич И. Купцов вспоминает о лауреате Государственной премии СССР художнике Викторе Попкове, певце русской жизни и природы: «Сумерки сгущались. Мы читали стихи Николая Рубцова о горнице, где светло от ночной звезды, о молчаливой заботливой матери, о завядших к вечеру ранних цветах и дряхлой лодке на речной мели. Грусть наполнялась живительным чувством движения и обновления бытия». Этот фрагмент стоило привести не только потому, что он говорит о близости художника и писателя, но и потому, что перед нами — непосредственный читательский отклик на стихи. 

Студенты Череповецкого пединститута создали лабораторию по изучению словаря Рубцова. Будущие учителя, они принесут любовь к науке и поэзии в школу, детям. Раз уж мы заговорили о науке, надо назвать хотя бы два факта, две работы: статью К. А. Шиловой (Вологда) «Есенинская реалистическая традиция и поэзия Н. Рубцова» и работу молодого ученого М. В. Кудрявцева (Вильнюс) «Семантическая валентность экспрессем «душа», «ветер», «небо» в поэзии Н. Рубцова». 

Особое внимание следует уделить стихам о поэте. Многие, видимо, согласятся, что Николаю Рубцову удалось сказать о некоторых русских поэтах очень запоминающиеся слова. О Сергее Есенине, например, он написал так, как почти никому не удавалось за последние десятилетия:

Версты все потрясенной земли, 

Все земные святыни и узы 

Словно б нервной системой вошли 

В своенравность есенинской музы!..

О самом же Рубцове строки такой силы и точности, пожалуй, еще не написаны, хотя уже многие поэты посвятили ему свои стихи.

Начнем с лучших стихов-посвящений, с авторов хорошо известных. К образу Николая Рубцова, к его лирике обращались и обращаются в своем творчестве Станислав Куняев и Евгений Евтушенко, Анатолий Передреев и Николай Старшинов, Александр Романов и Виктор Коротаев... Последний, например, посвятил Рубцову несколько стихотворений. Три из них составили триптих «Памяти Николая Рубцова». В сборнике «Воспоминания о Рубцове» (Архангельск, 1983), куда вошел и триптих В. Коротаева, автор, кстати, коротко рассказывает и об истории его создания, в частности о замысле стихотворения «Потеряем скоро человека...».

Большинство стихов-посвящений, обращенных к Рубцову, написано уже после его смерти. Во время же короткой его жизни приветствовали поэта стихами (чаще всего шуточными) Ст. Куняев, Б. Шишаев, И. Олиферовский и некоторые другие. Самое известное из них — стихотворение Куняева «Если жизнь начать сначала...» — написано в 1964 году. Оно вошло в сборники поэта, в его «Избранное» (1979), в интереснейшую книгу прозы и критики Куняева «Свободная стихия». Напомним первую строфу стихотворения:

Если жизнь начать сначала,

В тот же день уеду я

С Ярославского вокзала

В вологодские края... 

Есть какая-то едва уловимая веселая искорка в этом стихотворении, но живет внутри большая, важная мысль, которую автор однажды выразил так: «Со дня нашего знакомства Рубцов стал для меня одним из необходимых поэтов. Ощущение того, что где-то живет и пишет Николай Рубцов, поддерживало меня — да и не только меня — в нерадостных порою раздумьях о судьбах нашей поэзии». И Куняев обращает к Рубцову строки: «Я скажу, мол, нет покою, разве что с тобой одним...»

Напряженным ритмом, страстью покоряет другое стихотворение Ст. Куняева — «Памяти поэта», тоже не раз публиковавшееся. Автор умеет соединить бытовое и поэтическое, рядом с некоторыми деталями личной жизни поэта показать глубинную суть его личности и творчества. Именно в этом стихотворении находим мы такие слова о Николае Рубцове:

Давай поймем,

что наша жизнь — завет,

что только смерть

развяжет эти узы,—

ну, словом, все,

что понимал поэт

и кровный сын

великой русской музы. 

Надо сказать, что есть авторы, которым стихи-портреты удаются особенно хорошо. Таким автором является, например, Анатолий Передреев. Он посвятил замечательные стихи Николаю Заболоцкому, Александру Яшину, Владимиру Соколову... Его стихотворение, посвященное памяти Рубцова, называется «Кладбище под Вологдой» и отличается социальной остротой, точностью, сердечным участием. Нельзя без волнения и горечи читать это философское и одновременно очень злободневное стихотворение. Цитировать его отрывками не хочется, остается отослать читателя к уже упомянутой книге воспоминаний о Рубцове...

По мнению критика Л. Таганова, «Е. Евтушенко создал поэтический портрет своего собрата по перу, портрет в своем роде неповторимый:

Есть в российских поэтах бродяжье,

как исправиться их ни проси,

а навеки хозяин приляжет—

бродят строчки его по Руси.

Над могилою Коли Рубцова

серый дождичек обложной...» 

Хотелось бы, конечно, чтобы в стихах о Рубцове была определенная дистанция между ним и автором, чтобы авторы избегали фамильярности... В стихотворении Николая Старшинова «Рябина от ягод пунцова...» Рубцов тоже назван Колей. Правда, Н. Старшинов здесь сдержан, он не пытается блеснуть хлестким определением, бойким житейским афоризмом.

Значительную лепту в создание коллективного портрета Николая Рубцова внесли своими стихами вологодские поэты. Кроме уже названных, это—Борис Чулков, Юрий Леднев, Олег Кванин. Есть стихи о поэте -у Л. Патралова, Г. Александрова, В. Ельтипифорова... Можно назвать Е. Вдовенко, И. Таяновского, В. Петрова. Интересные стихи есть у П. Маракулина, Б. Укачина, С. Макарова, С. Сорокина и других. Даже когда пишут о Рубцове-человеке, на первый план постепенно и бесповоротно выходит его поэтический облик, его слово. Как, например, в финале стихотворения Е. Яковлева «Рубцов»:

Он вырос под этой звездою, 

Я книжку его сберегу. 

Как странно, что слово простое 

Горит огоньком на снегу. 

Как странно, что мы обретаем 

Друзей, когда их уже нет, 

Что слово их к нам прилетает, 

Как свет от потухших планет.

А Павел Маракулин заканчивает свое небольшое стихотворение о литинститутском периоде жизни Рубцова небезынтересным замечанием: «Смолкали даже лучшие поэты, стыдясь при нем читать свои стихи».

Всего на сегодняшний день опубликовано около пятидесяти стихотворений о Рубцове. Удача сопутствует пишущим о поэте не всегда, но все стремятся ясно высказать свое отношение к лирике поэта, к его личности.

Любопытно отметить стихи, которые вроде бы и не о Рубцове—поэт в них лишь упоминается. Такие факты тоже говорят о многом. Молодая поэтесса Валентина Мальми, к примеру, в стихотворении «Когда не поверят от сердца идущему слову...» отстаивает свою творческую самостоятельность, а заодно и право следовать традиции Рубцова. Подобную мысль выразил в одном из стихотворений и Сергей Чухин: «Наша юность росла под рубцовской звездой полевою...»

И закономерно, что сегодня в первую очередь в поле зрения людей попадают самые значительные стихотворения Рубцова, читетели обращаются к его стихам, наполненным серьезными и нередко тревожными раздумьями о судьбах страны и народа, о родной природе. Национальным и нравственным символом стало стихотворение «Русский огонек», огромный духовный, нравственный потенциал заключен во многих других стихотворениях и отдельных строчках поэта: «Россия, Русь! Храни себя, храни!», «И буду жить в своем народе!», «Люблю я деревню Николу...», «Пусть душа останется чиста!..» 

Заслуженный артист РСФСР гитарист Вячеслав Широков называет свой рубцовский цикл — «Русский огонек». И именно из этого стихотворения цитирует строки в своем рассказе уже упоминавшийся Виктор Будаков:

За все добро расплатимся добром, 

За всю любовь расплатимся любовь!

Возвращаясь к началу этих заметок, еще раз обращаясь к некоторым из перечисленных там фактов, мы убеждаемся, что стихи Николая Рубцова живут в современности полнокровной жизнью, более активной, чем стихи многих «громких» лириков. Впрочем, в добавление к перечисленным можно назвать и новые факты.

Известно, какое место занимает в лирике Рубцова тема Родины. Это больше, чем тем тема, это основа всего! Художник Генрих Асафов выбрал для обращения к читателям каталога своей персональной выставки (Вологда, 1983) эпиграф из Василия Белова: «Человек счастлив, пока у него есть родина». А в тексте обращения примечательно такое место: «Отразить свое время — первейший долг человека взявшегося за кисть... Для этого нужно горячо любить хотя бы одно конкретное место своей родины и жить его жизнью. Писать его и думать о его будущем. И это не будет местничеством. Это будет картина, как наш тополь, который не становится хуже оттого что не растет в Африке». Нетрудно заметить полное соответствие мысли художника идее одного из программных стихотворений Рубцова. В «Жар-птице» между лирическим героем и стариком происходит такой диалог:

— Так что же нам делать, 

    узнать интересно...

— А ты,— говорит,— полюби и жалей,

И помни хотя бы родную окрестность, ,

Вот этот десяток холмов и полей...

В комментарии искусствоведа к живописным работам Г. Асафова (которые, кстати, по темам и цветовому решению близки лирике Рубцова) отмечается «осознанное обращение к народным корням жизни и труда, искусства», связанное с землей «ощущение «долгов наших» перед отчим домом, боль за судьбу родной деревни...»

«Подорожник» — так назвал цикл песен для баса и фортепиано на слова Николая Рубцова молодой, но уже признанный композитор Михаил Ермолаев. Определяющей темой цикла, состоящего из девяти песен, тоже стала тема Родины.

Конечно, Рубцов не из тех поэтов, кого мы называем иногда «авторами двух-трех стихотворений». Стихотворения поэта довольно скоро входили и входят в читательский оборот, что отрадно. И все же нельзя сказать, что заветное рубцовское воспринято сегодня с исчерпывающей полнотой и тем более — безоговорочно принято. Нет, у Рубцова нет оппонентов (или почти нет), но ведь и определенная избирательность в восприятии может говорить нам об оценке. И оценка эта бывает порой весьма односторонней. Взять, например, рубцовское понимание и выражение деревенской жизни, деревни, прежде всего современной. Мы уже видели, что обильно цитируются рубцовскиe строки главным образом одной окраски — мажорной: «В этой деревне огни не погашены...», «Душа хранит», «Самая жгучая связь» и т. д. А ведь Рубцов — это и «Не купить мне избу над оврагом и цветы не выращивать мне...», «Красным, белым и зеленым мы поддерживаем жизнь...», «Все движется к темномy устью...», и, наконец, «Я слышу печальные звуки, которых не слышит никто...». Эти строки нужно рассматривать, конечно, в контексте целых стихотворений и вообще всей лирики поэта. И тут они, на наш взгляд, представляют собой значительные обобщения, касающиеся, кстати, уже не только деревни... Часто же критики и другие интерпретаторы рубцовского наследия вообще идут по поверхности и берут то, что сразу бросается в глаза. Так стало, скажем, с двумя стихотворениями—«Грани» и «Добрый Филя»... 

А уж если заходит речь о Белове, Абрамове, Личутине, то редкая статья обходится без упоминания или серьезного подключения поэзии Рубцова. Сейчас не нужно доказывать, что в лучших своих образцах так называемая «деревенская проза» глубоко современна, гражданственна; это же можно сказать и о рубцовской лирике, в этом единогласны авторы самые разные. Евгению Евтушенко, к примеру, принадлежат такие слова о Рубцове: «Склад его дарования был сугубо нетрибунным. Однако его гражданственность все время подспудно ощущалась, как подземное течение...». Сложнее, видимо, заметить, как заветное рубцовское отражается, проявляется в песнях на стихи поэта. На слова Рубцова написано более ста двадцати песен, и, естественно, при выборе текстов прежде всего, пожалуй, учитывалась изначальная мелодичность, лиричность того или иного стихотворения. Однако общее впечатление таково: все эти песни о родине, привязанности, доброте.

В нашей критике уже складывается представление о некоей хрестоматийности Рубцова, что иногда мешает, видимо, прочесть и воспринять стихи поэта как действующие и актуальные. Тут отчасти «виноват» сам Рубцов—он всюду добивался гармонии, совершенства, стремился к вечному... С другой стороны, порою считают, что творчество Рубцова уже сыграло свою основную роль в конце 60-х — начале 70-х годов. Теперь, мол, надо ждать нового «мессию», пророка и т. д. Эти два мнения в чем-то противоположны, но оба они нередко затемняют нравственные и творческие уроки Николая Рубцова.

Подлинное место и роль автора одновременно острейших в социальном смысле и совершенных стихотворений, думается, в нашей литературе все же определится!

Автором этих заметок собрано немало устных и письменных отзывов о стихах Рубцова. Их авторы в большинстве — рядовые читатели. Приведем здесь хотя бы два отзыва из уже опубликованных в литературе. Писательница Мария Корякина начинает свои воспоминания о поэте следующей цитатой из полученного ею письма: «Получили книгу Николая Рубцова. Спасибо, спасибо! Какие хорошие, какие удивительные стихи! Всю прочитали вслух. Сразу! Большое удовольствие! Замечательные стихи! Захотелось больше узнать о нем. И как это так получилось? Погиб талант...» Интересные свидетельства находим мы и в письмах к поэту Ст. Куняеву. Вот одно из них: «В предисловии к моей книге Вы пишете, что я, видимо, люблю Заболоцкого и Рубцова. Заболоцкого действительно люблю. А Рубцова я сначала не понял. Простоватым он мне показался. Но со временем стал значительно ближе, чем после первого чтения» (Ст. Куняев. «Свободная стихия». М., 1979).

Выступая однажды перед читателями, критик Вадим Кожинов говорил (записано автором этих заметок): «Николай Рубцов приходит к народу. Нет никакого сомнения, что сейчас это имя известно миллионам читателей. И не только имя — известны стихи. Где бы я ни был, я сталкиваюсь с тем, что Рубцова не просто знают, но понимают, какой он поэт...».

Литературные вечера памяти Рубцова проходят ныне не только в Вологде, Череповце, Хабаровске, Великом Устюге, но и в Москве, Ленинграде, Иванове, на Алтае и во многих других местах страны. Стихи Рубцова звучат в Тотемской районной библиотеке, носящей имя поэта, в Копыльской библиотеке Белоруссии (журнал «Библиотекарь», № 7, 1982).

Представляя стихи поэта на страницах журнала «Аврора», Глеб Горбовский писал: «Популярность поэзии Николая Рубцова среди людей, читающих стихи, не затухает. Скорее — наоборот. Популярность, возникшая почти сразу же после гибели поэта, теперь перерастает в прочную закономерность приятия рубцовской музы как чего-то бесспорно истинного, устоявшегося, почти классичного. Лирика поэта издается теперь в самых разнообразных сериях, рубриках, библиотечках рядом со стихами А. Майкова и К. Батюшкова... Ф. Тютчева и А. Фета...».

Мы видим, что поэзия Рубцова живет, возвышает, борется. Диапазон воздействия ее очень широк. В ней черпают духовную силу и красоту люди разных вкусов и профессий, миллионы читателей, поэты и прозаики, художники, композиторы, журналисты. Люди разных возрастов, наконец. Приведем в заключение очень личные строки критика Владимира Коробова, который размышлял на страницах журнала «Наш современник» о нынешних читательских интересах, о детском чтении: «Дочь окончила первый класс отлично, на выпускном утреннике продекламировала с большим успехом «Про зайца» и «Побежала коза в огород» Николая Рубцова... С каким наслаждением роюсь я в книгах русских поэтов — от Пушкина до Рубцова! С какой великой радостью читаю и перечитываю дочери — лучшие из лучших! — стихи о Родине».

---

Публикуется  по журналу "Север" (1986, №5)