В темном затоне - рубашкою белой.

Юрий БЕЛИКОВ

В российском календаре есть даты, которые сначала предсказаны, а потом не могут бытовать вне личностного ореола тех, кому эти предсказания принадлежат, Завтра, 19 января. Крещение. А вот и то самое предвиденье: "Я умру в крещенские морозы. Я умру, когда трещат березы". Их автор - Николай Рубцов. Исполняется 31 год со дня его трагического ухода.

Есть в русском народе черта, свойственная, конечно, не только ему, но благодаря некой древней и неотчетливой тайне составляющая его национальное самосознание. На Руси обожают канонизировать. Вот был Николай Кровавый - теперича причислен он к лику Святых. Так же и с Рубцовым. Ходил-бродил по земле "какой-то болотный попик", как нарек его однажды Юрий Влодов, московский поэт и собутыльник Рубцова. Ныне же это имечко стало чудотворной иконою, творчество расхватано по песням.

Пожалуй, по количеству написанной на рубцовские стихи музыки он даст фору своему славному прародителю - Сергею Есенину. Хотя вроде бы очевидно, что Есенин мощнее и ярче. А у Рубцова краски приглушены, смутно-мерцательны... Понятное дело - Вологда не Рязань, но как сказал уже после смерти своего младшего собрата Евгений Евтушенко: "А навеки хозяин приляжет - бродят строчки его по Руси".

Бродят... Я часто хватаю себя за рукав - когда на душе безысходно, читаю вслух рубцовское "Утро утраты". В его творческом наследии оно стоит особняком, обычно цитируют "Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны..." или "Звезду полей", а мне ближе "Утро...":

Человек не рыдал, не метался

В это смутное утро утраты

Лишь ограду встряхнуть попытался,

Ухватившись за копья ограды.

Вот пошел он. Вот в черном затоне

Отразился рубашкою белой.

Вот трамвай, тормозя, затрезвонил,

Крик водителя: "Жить надоело?!"

Когда попадаю в тишину, окаймленную строгими морозными елями, ввинчивающимися в полную луну, вместе с паром выдыхаю строки:

И всей душой, которую не жаль

Всю потопить в таинственном

     и милом,

Овладевает светлая печаль,

Как лунный свет овладевает миром.

В звукоряде, как известно, семь нот. Мне кажется, Рубцов уловил из них только одну, но самую слаборазличимую, разлитую в природе и по этой причине трудно из нее извлекаемую. А уловив, оставил нам, чтобы слезы на глаза наворачивались:

Не грусти на холодном причале,

Теплохода весною не жди.

Лучше выпьем давай на прощанье

За недолгую нежность в груди...

Прижизненная нежность его к родной земле и ее людям была действительно недолгой - в пространстве тридцати пяти лет. Но уже более тридцати лет, почти приближаясь к прижизненной, живет посмертная нежность Рубцова. Я сам был свидетелем ее подчиняющей силы.

Мы ехали в такси с пермским бардом, лауреатом Грушинских фестивалей Женей Матвеевым, написавшим целый цикл на стихи великого вологодца. Чтобы не было скучно в дороге, Матвеев решил исполнить искрометно-ироничную рубцовскую "Элегию":

Стукну по карману - не звенит.

Стукну по другому - не слыхать.

Если только буду знаменит,

То поеду в Ялту отдыхать.

Водитель так проникся этими строчками, что, когда нам нужно было выходить и соответственно расплачиваться, наотрез отказался от денег. Прямо-таки как в стихотворении "На ночлеге":

Знаю, завтра разбудит только

Словом будничным, кратким столь,

Я спрошу его: - Надо сколько?

Он ответит: - Не знаю сколь!

Рифмы-то уж до чего простецкие: "только-сколько", "столь-сколь", а ведь существуют и, судя по всему, обречены на "долгую нежность". Прочтем, к примеру, "Доброго Филю", тоже ставшего песней:

Я запомнил, как диво,

Тот лесной хуторок,

Задремавший счастливо

Меж звериных дорог...

Там в избе деревянной,

Без претензий и льгот,

Так, без газа, без ванной

Добрый Филя живет.

Филя любит скотину,

Ест любую еду,

Филя ходит в долину,

Филя дует в дуду!

Мир такой справедливый,

Даже нечего крыть...

- Филя! Что молчаливый?

- А о чем говорить?

Я точно знаю, что этот Филя молчалив до сих пор, потому что со сменой вех для него по большому счету ничего не изменилось: все та же глянцевая ложь и обжираловка на виду всего народа, та же трескотня о реформах и перекройке аппарата. Еще Пушкин учил нас слушать и слышать, как "народ безмолвствует". А Филя -тот самый народ и есть. И сегодня, как и тогда, во времена Рубцова, говорить ему не о чем.

Давно замечено, что поэтам не везет на жен. А ежели семейный кров пытаются наладить поэт и... поэт? Гумилев с Ахматовой расстались рано. А Евтушенко с Ахмадулиной? У Рубцова была муза-мучительница -Людмила Дербина. Однажды из-под пера ее вырвалась такая вот строфа:

Когда-нибудь в пылу азарта

взовьюсь я ведьмой из трубы

и перепутаю все карты

твоей блистательной судьбы!

Перепутала... Впрочем, временами он и сам, будучи непомерно ранимым, мог превратиться в мучителя. Юрий Влодов пересказывал мне эпизод (передан он через вторые руки. и поэтому я не ручаюсь за стопроцентную фактографичность), как перевозбужденный Рубцов, наткнувшийся на свою подругу в Вологодском Союзе писателей (она якобы пришла просить рекомендацию для вступления в Союз), вдруг выкрикнул:

- Иди домой - котлеты жарь!

А дома он очнулся связанным:

- Ну кто из нас - поэт?

Случка - скопом,

деньги - лажа.

Скучно, Гоголь,

жизнь - все та же.

Только проще смерть.

Вот Пушкин

на дуэли был... Поэт!

Колю ж с Вологды - подушкой.

Сволочи?

Да нет подружка...

Это уже причинно-следственную прогрессию гибели российских поэтов вывел пермяк Юрий Асланьян. Полтора года назад в Перми во дворе собственного дома ударом женской ноги в висок был убит поэт Борис Гашев, наследовавший творчество Рубцова. Пушкин - из-за женщины, Рубцов - руками женщины, далее идут в ход ноги. Эх, бабы-бабы!..


Источник: газета "Трибуна" (Москва) - 18.01.2002