Один день Николая Михайловича

Сергей КРУЛЬ

То, что Рубцов является ныне поэтом общепризнанным, народным, объяснять никому не надо — томики его стихов давно разошлись миллионными тиражами и в антологиях и сборниках всякого толку поэту отведено достойное, уважаемое место. Достаточно сказать, что в школьном учебнике по литературе в разделе поэзии XX века среди прочих великих имен (Блок, Есенин и Ахматова) упомянут только один ниш современник — Николай Рубцов. А исследователь из Вологды Слава Белков, с которым я познакомился на фестивале, всерьез полагает, что на сегодня Рубцов самый читаемый поэт России.

Потому неудивителен растущий интерес к творчеству Рубцова, его чистым и светлым, как сам вологодский воздух, стихам, его мятущейся, неуспокоенной и ищущей гармонии и покоя душе.

Шестой год подряд в Вологде, начиная с 1998 года, проводится фестиваль "Рубцовская осень", куда со всего края, а также из Москвы и Петербурга, съезжаются поэты, музыканты, критики и просто любители рубцовской поэзии. Прослышав про фестиваль (для этого достаточно покопаться в интернете), я еще в начале июня решил устроить себе праздник и поехать в Вологду (однажды я был там с концертами в 1994 году, но тогда еще не было фестиваля и не было памятника поэту в Петровском скверике).

Приятно, когда твои мечты сбываются. Потрясешься каких-нибудь 36 часов в железнодорожном вагоне, подремлешь, свернувшись калачиком, на полке, и ты уже в далекой северной Вологде. Моей соседкой оказалась дама из департамента правительства Вологодской области, которая подробнейшим образом рассказала все о последних нововведениях, закончив пространный рассказ тем, что "Вологду вы не узнаете — за девять лет она неузнаваемо изменилась". Я вышел из вагона, и моему взору предстал тот же провинциальный вокзал, старые поблекшие дома, запруженная автомобилями площадь. День обещал быть теплым и радостным - в девятом часу солнце старалось вовсю, заливая не по-осеннему горячим светом все пространство вокруг. Поплутав немного, на улице с красивым названием Предтеченская я нашел Дом радио, где мне предстояла встреча с Ириной Цветковой, главным организатором фестиваля. Ею оказалась черноволосая полноватая женщина с энергичным блеском в глазах. "Вы Сергей?" быстро спросила она "На меня не смотрите, я легла в седьмом часу и совсем не спала. Значит, будем действовать так..." День начал приобретать конкретные очертания.

Покончив с текущими делами и купив билеты на обратную дорогу, во втором часу пополудни я был у памятника Рубцову Там уже стояли микрофоны, скамейки для зрителей, повсюду толпился народ и на всё это движение удивленно взирал поэт с крохотным чемоданчиком в руках (друг и биограф Рубцова Сергей Багров утверждает, что поэт никогда с ним не расставался и держал в чемоданчике вовсе не стихи и бумагу, а свеклу или морковь для обеда). Внизу, по течению реки, маячили фигуры рыбаков, дополняя осенний романтический пейзаж, и лишь надпись "ЛДПР", сработанная красящим баллончиком на стене брошенного склада, отчетливо виднеющегося с противоположного берега, напоминала о том, что вокруг бушует полноводная демократическая жизнь. А народ все прибывал, и сквер быстро заполнился, за оградой, на проезжей части набережной - везде были люди.

Первая часть фестиваля началась. Желающих выступить набралось так много, что действо порядком затянулось, временами принимая форму школьной самодеятельности семидесятых годов, когда ученики с улыбкой на устах бойко декламировали порученные учителем стихи. Выступления школ порою повторяли друг друга, не прибавляя к чтению стихов ничего своего. Я смотрел на памятник, стараясь определить его реакцию, но Рубцов улыбался. Ему определенно все нравилось.

Мне поставят памятник на селе.
Буду я и каменный навеселе...

Когда-то в конце семидесятых мне попалась на глаза тонкая, почти детская книжка стихов "Первый снег". Имя поэта было неизвестно, но строчки, простые, ясные, звенящие, запали в душу сразу и надолго. Видимо, автор владел секретом поэтического мастерства, тем редким даром обаяния, которое позволяло его стихам беспрепятственно и легко проникать в душу читатели. Иначе чем объяснить его популярность среди самых разных слоев населения, возрастов и социальных групп (если выражаться канцелярским языком)? Стихи Рубцова подкупают искренностью и чистотой, брызжущей радостью и нежной томительной грустью, они начисто лишены агрессивности и голой рассудочности и всегда оставляют на сердце тоненький лучик надежды, вселяя в нас веру и ожидание настоящей любви.

Сергей Круль
Сергей Круль

Все это имеет, однако, и оборотную сторону. Я давно и серьезно занимаюсь творческим наследием Рубцова, у меня собрана достаточно полная библиотека его поэтических сборников, есть и книга Вадима Кожинова, одного из первых исследователей творчества поэта. Будучи в 1980 году в Москве, я разговаривал с Кожиновым по телефону. Помнится, он пел мне песню так, как пел ее сам Коля Рубцов - просто и бесхитростно. И меня поразило тогда несходство тонкой души поэта, его непридуманных стихов и того убогого, примитивного напева, на который он их пел. Должен объясниться, что я в некотором роде музыкант, и Рубцов для меня стал тем поэтом, чьи стихи я решил положить на музыку (песни и романсы на стихи Рубцова вошли в пластинку, вышедшую на фирме "Мелодия" в Москве в 1991 году). Но не так, как это делают другие, как, например, Морозов, который, как мне кажется, решил воспользоваться именем Рубцова, чтобы поднять рейтинг своей популярности, или Лобзов, который, возможно, искренне, но по незнанию, всего Рубцова положил на один и тот же цыганский мотив. Увы, так же, как нельзя каждое стихотворение поэта принародно объявлять гениальным (не Пушкин же он, в конце концов!), так же и нельзя втискивать поэта в прокрустово ложе любых музыкальных стилей и жанров. Собственно, поэту от этого хуже вряд ли станет, а выиграет ли от этого общий результат?
Каких только песен я не услышал на фестивале! Зачем, спрашивается, выходить на сцену, если твой мотив похож на старую окуджавовскую балладу или лирическую песню советских времен и не несет в себе ничего нового, оригинального и свежего? Но это уже разговор для профессионалов.

В общем, если отбросить в сторону мои ворчания, первая часть фестиваля завершилась на "ура". Было прекрасное выступление девушки из Череповца (к сожалению, не припомню ее фамилию), замечательно выступили представители Рубцовского центра из Петербурга - член Союза писателей России Николай Астафьев, прочитавший свои и очень неплохие стихи о Рубцове, и Надежда Царева, вдохновенно исполнившая под гармошку свою песню. Были и другие, интересные исполнители. Обрадовало, что и в Москве, наконец, появился свой фонд Рубцова, его директор Майя Полетова поздравила всех с праздником и рассказала собравшимся о проделанной работе и о планах фонда на будущее.

Время неумолимо двигалось, погасли огоньки видеокамер, и Ирина Цветкова объявила первую, уличную, часть фестиваля завершенной и пригласила всех в Вологодский кремль, где в консисторском дворике вечером должна состояться вторая, заключительная часть фестиваля. В образовавшемся перерыве для приезжих была организована экскурсия по рубцовским местам, чем я незамедлительно воспользовался. Сколько бы я ни читал о Рубцове, ни знакомился с воспоминаниями его современников, все же лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Когда "Газель" вместила всех желающих, Сергей Багров повел свой неторопливый и обстоятельный рассказ. Еще и еще раз я убедился в том, что существовали два Рубцова - поэт и человек. Задиристый и озорной, гуляка и мот, не имевший своего угла, выходивший читать стихи на городскую сцену в валенках, хлебавший пустой суп прямо с тарелки, бросавшийся в драку с одного слова, и рядом, тут же - тихая, невыразимо грустная поэзия, щемящая, тонкая, проникновенная и все понимающая.

Существуют разные толкования происхождения поэзии - "когда б вы знали, из какого сора..." или "не может плохой человек быть хорошим поэтом". Мне ближе высказывание Пришвина, который утверждал, что поэзия существует по ту сторону добра и зла и отражает темный, глубинный слой души, по разным причинам не сумевший пробиться наружу и найти свое место в поведении поэта. Мечты, желания человека, его бесплодные порывы и загубленные страсти подолгу живут в душе, незаметные для друзей и окружающих. И лишь поэзия способна высветить душу насквозь, открывая ее полностью и для всех.

Финалом поездки по Вологде стала общая фотография возле печально известного дома на Яшинской, где усилиями Гали Москвитиной висит мемориальная доска, напоминающая прохожим, что в этом доме жил и погиб русский поэт Николай Рубцов. Старый панельный дом, обшарпанный, как сама Россия в наши времена. Грустно...Когда-то, девять лет назад, я пристал с расспросом к журналисту, очевидцу последнего дня Рубцова, 18 января 1971 года. Наивный, я хотел услышать правду. О чем? О том, что доведенный до отчаяния поэт в порыве ревности бросился за лопатой, чтобы расправиться с соперником, после чего, удерживая Колю, Люда Дербина удушила его? Да кто же это расскажет. Если только, конечно, вы не следователь.

Но я, кажется, ушел в сторону. Вернемся к описываемым событиям 12 сентября нынешнего года. День подошел к вечеру, и все собрались в уютном внутреннем дворике Вологодского кремля. Вечерняя программа отличалась от дневной в лучшую сторону и подготовлена была вполне профессионально, только (можно, я опять немного поворчу?) слишком уж большой крен сделан был в сторону молодежной музыки, ее всевозможных рок- и поп-ответвлений. Но все равно было весело и интересно. Поздним вечером всех приезжих (а их, надо сказать, было совсем немного - человек десять, в их числе и ваш покорный слуга) вместе с организаторами праздника собрали в комнате, где скромный банкет подвел фестивалю последнюю, окончательную черту. Солист Вологодской филармонии, по всей видимости, местное авторитетное лицо Громов произнес помпезную речь по поводу всероссийской известности фестиваля (это при десяти гостях, приехавших за свой счет?), а мне подумалось — как было бы хорошо, если при фестивале был бы свой оргкомитет, взявший бы на себя заботы по размещению гостей, а заодно и обязанности отбора и формирования фестивальной программы, в которой не нашлось бы места слабым и совсем уж самодеятельным номерам. Скромнее выступил автор идеи Роман Поляков, поблагодаривший всех участников фестиваля и выразивший надежду, что через год фестиваль "Рубцовская осень" снова соберет гостей.

Я уезжал из Вологды ранним утром, по пустому вокзалу гулял ветер, в куче мусора рылась бродячая собака, и какие-то люди угрюмо и сиротливо шатались по перрону. И вспомнились пронзительные строки, и до слез стало жаль чего-то родного и безвозвратно упущенного. Да, рубцовские места до сих пор влияют на душу, тревожа и врачуя ее одновременно.

А между прочим, осень на дворе.
Ну что ж, я вижу это не впервые.
Скулит собака в мокрой конуре,
Зализывая раны боевые.

 

Шумят машины, мчатся напрямик
И вдруг с ухаба шлепаются в лужу.
Когда, буксуя, воет грузовик,
Мне этот вой выматывает душу.

 

Кругом шумит холодная вода,
И все кругом расплывчато и мглисто.
Незримый ветер, словно в невода,
Со всех сторон затягивает листья.

Вологда-Уфа, сентябрь 2003 г.


Материал предоставлен автором