В светлой горнице

Ирина ПАНОВА

«Старик»

Несколько слов о произведении Рубцова, которое представляется очень характерным для его твор­чества. Это стихотворение «Старик» из книги «Сосен шум» (1966-1969 гг.)

Идёт старик в простой одежде.

Один идёт издалека.

Не греет солнышко, как прежде.

Шумит осенняя река.

Кружились птицы и кричали

Во мраке тучи грозовой,

И было всё полно печали

Над этой старой головой... и т.д.

Во все времена были праведники на Святой Руси - вот и этот старик из их числа. В стихотворении поэтическая энергия, как и почти всегда у Рубцова, накапливается к завершающей строфе: «С душою светлою, как луч!» Этой цели служит и пунктуация: вначале идут короткие предложения, каждое из них занимает строку.

Поэт не раскрывает образ, мы не знаем, куда идёт старик, знаем только, что «издалека», не знаем, чем он живёт (просит милостыню?), он беден («в простой одежде», несёт на горбу котомку). Первая строфа - чисто информационная, отвечает на вопросы что, где, когда? — старик идёт по берегу реки, и происходит это осенью. Затем предложения становятся распространёнными, меняется время глагола - с настоящего на прошедшее, даётся характеристика пейзажа («И было всё полно печали»). Старик страдает от холода и голода, но мир не без добрых людей, какая-нибудь старушка, встреченная на дороге, поможет «Христа ради». Старик добр («Глядел он ласково и долго / На всех, кто встретится ему»), он за всё благодарит судьбу (вернее, Бога — так бы поэт сказал в наше время). Он - типичный представитель народа (у него и глаза голубые), он по-русски молчалив и скромен, однако готов нести свой крест до конца, всё свершить, что ему уготовано, отстаивать свою правду («не боится чёрных туч»).

Вот почему старик знаком нам как личность, вот почему мы вместе с поэтом знаем, что у него светлая душа!

Образ старика, с его добротой, высокими душевными качествами - в одном ряду с образами русских людей, в основном крестьян и крестьянок, которыми мы так восторгаемся в стихах Рубцова («Русский огонёк», «На ночлеге», «Хлеб», «Жар-птица» и др.)

Тональность стихотворения «Старик» - минорная, это элегия, употреблены выражения «всё полно печали», «во мраке тучи грозовой»; тревога разлита в природе, и птицы кружатся и кричат, как пророческое предсказание худших времён. Но образ старика противостоит мраку, он действительно как светлый луч в надвигающихся грозовых сумерках. Душа народа, говорит этим стихотворением поэт, - вот единственная нам опора и поддержка во всех невзгодах.

Теперь немного о том, с помощью каких поэтических приёмов Рубцов создал это стихотворение.

Мы уже говорили - зачин; в первых одной-двух строках он сообщает главную информацию: издалека идёт нищий старик, затем тема развивается (на эту особенность лирики Рубцова первым обратил внимание В.В. Кожинов в своей книге «Николай Рубцов», 1974). Обратим также внимание на повторы (идет - 3 раза, глядит - 4 раза, в простой одежде - 2 раза). Поэт употребляет (тема требует!) очень скупые и обычные определения, эпитеты: простая одежда, грозовая туча, старая голова, голубые глаза, тихие, скупые слова, черные тучи, светлая душа. Вводятся разговорные выражения: идёт себе, пособит, на горбу, зябко. Метафоры и сравнения использованы скупо: осенняя река, с душою светлою, как луч.

Рифмы в стихотворении точные (за исключением долго - ёлку), причем очень удачно найдено: зябко - бабка, на горбу - судьбу. Глагольное окончание кричали рифмуется с печали (высшее мастерство!). Мужские рифмы чере­дуются с женскими, использован четырёхстопный ямб, любимый поэтом.

О зиме

Среди описаний природы у Рубцова чаще всего встре­чаются зима, снег, холодный ветер, вьюга, метель. Видимо, в противодействии этим силам наиболее ярко проявляется характер человека, а если он бездомный, бесприютный, то такая погода для него враждебна вдвое.

Интересно сравнить два стихотворения поэта: «Первый снег» (1955) и «Зимняя песня» (1965). Между написанием их десять лет - не такой уж большой временной отрезок, но какая разница в мироощущении, тональности, философском осмыслении жизни!

Тема в обоих произведениях одна: наступление зимы, снег; оба написаны, как песни: в них по пять песенных строф, первая строфа повторяется рефреном в конце (окольцовка — как припев в песне); в обоих простые душевные слова; ярко переданы картины зимы, настроение автора; обе вещи необыкновенно гармоничны.

Ах, кто не любит первый снег

В замерзших руслах тихих рек,

В полях, в селеньях и в бору,

Слегка гудящем на ветру!

Но, если первая песня написана восторженным молодым поэтом, который не может сдержать своего восхищения первым снегом («Ах, кто не любит первый снег...»), то вторая идет от сердца печального, прошед­шего трудную жизнь человека: «Были пути мои трудные, трудные, /Где вы, печали мои?»

Человек противится своей тоске, хочет разогнать печали: «Ты мне тоску не пророчь!»; «Кто мне сказал, что надежды потеряны? /Кто это выдумал, друг?». И хоть он говорит о себе: «Сам я улыбчив и рад!», всё же в каждой строке стихотворения «Зимняя песня» - тоска, одиночество; чувствуется, что уход героя из деревни, разлука с ней, может быть, навсегда - тяжелым камнем лежит у него на сердце:

В этой деревне огни не погашены.

Ты мне тоску не пророчь!

Светлыми звёздами нежно украшена

Тихая зимняя ночь.

Очень явно проступает разница в тональности двух произведений: мажор-минор. И картины природы окрашены в разные краски: «Первый снег» весь искрится, серебрится на солнце, в деревне празднуют дожинки, разлита атмосфера праздника, играет гармонь, лось красуется на берегу, скачут кони, а снег - как стаи белых голубей. «Зимняя песня» - это элегия, и слова нам являются соответствующие: светлые звёзды, тихая ночь, мгла заметеленная, глохнет покину­тый луг...

Еще одна особенность, характерная для песенного текста: в «Зимней песне» мы видим повторы не только первой строфы, но и отдельных слов; светятся*светятся; трудные-трудные; трудное-трудное; кто мне сказал....

Эти два шедевра Рубцова (на них положены различные песни) - пример его невероятно искусной звукописи, очень требовательного отношения к слову, пример создания гармонии, подчинения данной задаче всех стихотворных средств. И еще — это свидетельство того, как отражалась в душе поэта, а значит в его творчестве, сложная жизнь, выпавшая на долю Рубцову.

Лесная сказка

В 1968 году Рубцов пишет произведение «Разбойник Ляля», которому даёт подзаголовок «Лесная сказка». Оно интересно для нас прежде всего тем, что это крупная форма - поэма, не характерная для творчества поэта. Представляет собой обработку местной легенды и написано не по сказочным канонам: зачин «жили-были», концовка «и я там был» и т.д. - а в жанре поэмы или баллады с легендарным сюжетом (сам автор в тексте называет своё произведение также повестью).

В отличие от сказки, здесь, например, точно названо место действия: окрестности Ветлуги; и начало, и конец здесь своеобразные:

Мне о том рассказывали сосны

По лесам, в окрестностях Ветлуги... - начало

 

Но грустить особенно не надо.

На земле не то еще бывало. - завершение

В произведении четыре действующих лица: разбойник Ляля, его сподвижник Бархотка, любовница Ляли Шалуха и княжна, которую на беду полюбил атаман и из-за которой и разгорелся весь сыр-бор. Конфликт произошел не из-за ревности, как обычно бывает, а из-за предательства Ляли: обещал Бархотке клад за то, чтобы тот выкрал княжну и привёз её атаману, но потом отказался от своего слова: мол, сам лихой разбойник, добудешь себе всё, что захочешь, а ему, Ляле, клад нужен для того, чтобы начать новую жизнь с княжной.

Рубцов не дает развёрнутую характеристику персо­нажей, характеры только обозначены. Наиболее чётко предстаёт сам Ляля (имя поэтичное, но странное для разбойника). Он грозный, проворный, долговязый, злой, одноглазый, циклоп, хмурый, он скачет по слободке, взметая пыль, его боятся жители («не пикнет даже муха\»), он ненавидит господ. Полюбив княжну, мечтает бросить разбойную жизнь, построить дом с окнами на море и цветущим садом... Бархотка же - «только волей неба не покойник», он правая рука атамана, горячий и удач­ливый. ... О женщинах сказано и того меньше: о княжне - то, что она прекрасна и благородна, о Шалухе - что любила Лялю и осталась ему верна до конца - пришла умирать на его могилу.

Но есть в этом произведении еще один персонаж - лес, густой, хвойный. Его описание идёт фоном на протяжении всего повествования, создаёт настроение, усиливает впечатление от представленной драмы. Недаром сказка названа лесной - лес в ней действует почти как одушевлённое лицо. Он мрачный, тёмный, враждебный обычному человеку, в нем сподручно скрываться лишь татям, поэтому он и именуется в поэме разбойным. То и дело мы встречаем выражения: лесистые скалы; лесной мрак; лесной гул; ветви, покрытые мглою; тайга, где воют ветры и шакалы; бор шумит порывисто и глухо; стонут сосны-вековухи; слетается воронья стая... Вот такая весёлая картина природы получается.

Автор и сам в лирических отступлениях пытается как бы смягчить впечатление, немного развеять мрак - это уже приведенная нами концовка поэмы и остроумное описание схватки Ляли с Бархоткой, в результате которой погибли оба:

Тут сверкнули ножики кривые,

Тут как раз и лёгкая заминка

Происходит в повести впервые:

Я всего не помню поединка.

Главное отличие этого произведения от сказки - православный элемент. Ляля, например, мечтает «завязать» с разбоем и говорит княжне:

Вот когда счастливый час настанет,

Мы уйдём из этого становья,

Чтобы честно жить, как христиане,

Наслаждаясь миром и любовью.

А почил Ляля «за оградой, / Под крестом, сколо­ченным устало». После смерти возлюбленного Шалуха бродит богомолкой с молитвами по деревням, «к людям всем испытывая жалость».

Конечно, в фольклорной традиции таких сказочных подробностей не встретишь, там скорее видим элементы язычества.

Очень хороши в «лесной сказке» многие описания. Например:

Но тотчас у берега глухого

Тень с веслом мелькнула и пропала...

Поздний час. С ветвей, покрытых мглою,

Ветер злой срывает листьев горсти...

Если бы не безвременная смерть Рубцова, «Разбойник Ляля» стал бы, вероятно, переходом поэта к крупным поэтическим формам.

Рассмотрим сейчас некоторые темы, характерные для творчества Николая Рубцова.

Глубинный пламень

«Все темы души - это вечные темы, и они никогда не стареют, они вечно свежи и интересны», - писал Рубцов в письме начинающему поэту. Тему души он связывал с оригинальным настроением, присущим только автору именно этого стихотворения.

Вообще слово «душа» очень часто встречается в Рубцовских стихах, и в ранних, и в последующих, так что процитировать все случаи употребления этого слова просто невозможно. Приведём лишь такие примеры:

Из души живые звуки

В стройный просятся мотив.

(«Весна на море», 1959)

 

И всей душой, которую не жаль

Всю потопить в таинственном и милом...

(«Ночь на родине», 1967)

Главное для человека - чтобы он был в ладу с собственной совестью. Рубцов неоднократно замечает, что гордится чистотой своей души:

«Поверьте мне: я чист душою»

(«Доволен я буквально всем...», 1967).

 

Перед этим строгим сельсоветом.

Перед этим стадом у моста,

Перед всем старинным белым светом

Я клянусь: душа моя чиста.

(«До конца», 1968)

Чувство безгрешности, моральной чистоты даёт человеку полное слияние с природой:

Сказать: - Я был в лесу листом!

Сказать: — Я был в лесу дождём!

(«В осеннем лесу», 1967)

Раз человек живёт по совести, раз он чист душой, значит, он может сказать о себе, что он хороший человек:

В этом городе мглистом

Я по-прежнему добрый,

Неплохой человек.

(«Осенняя песня», 1964)

Странствия по северу, югу («по рынкам знойного Чор- су»), мелькание городов и сёл, ускорение ритма жизни поэт сравнивает с морской стихией:

Я хочу, чтоб времени фарватер

Не оставив где-то в стороне.

Жизнь промчалась, как торпедный катер

Мчит навстречу взмыленной волне!

(«Желание», 1960)

А вот еще сравнение быстро мелькающих дней - мчится поезд и вместе с ним человек: «Уж не смею мыслить о покое, - / Мчусь куда-то с лязганьем и свистом...» («Поезд», 1969).

Город засасывает, прогресс техники давит на психику, человеку трудно остановиться в этом вечном движении. Поэтому как об особом благе он думает о своей «хорошей деревне»:

Там нету домов до неба,

Там нету реки с баржой,

Но там на картошке с хлебом

Я вырос такой большой.

 

Мужал я под грохот МАЗов,

На твердой рабочей земле...

(«Грани», 1966).

Поэт гордится тем, что он — частица своего народа, такой же, как все: «Я тоже простой человек» («Тот город зелёный», 1969).

Давая себе характеристику в стихах, поэт не может не задаться вопросом: что же всё-таки отличает его от других? И он отвечает на этот вопрос так:

...Тот глубинный пламень есть в душе,

Что всегда горит во мне и бродит,

Словно хмель в наполненном ковше...

(«Желание», 1960)

Что же это такое, какой это пламень? Конечно - творчество, поэзия! Автор знает наверняка:

... мне для счастья

Надо лишь иметь

То, что меня заставило запеть!

(Оттепель», 1962).

А какой путь выбрать в поэзии? Он учился у своих любимых русских и иностранных классиков, впитывал замечательный наш фольклор - песни, сказки, сказания, он шел «куда душа ведет», поэтому и придумывать ничего особенно не нужно было. В стихотворении «Я переписывать не стану...» (к сожалению, дату написания установить не удалось) поэт так и пишет: «И я придумывать не стану / Себя особого, Рубцова...». Он хочет оставить след в отечественной литературе: «...книгу Тютчева и Фета / Продолжить книгою Рубцова!» Так и случилось - он встал в один ряд с нашими лучшими творцами.

Николай Михайлович в письмах и заметках оставил очень много ценных мыслей и размышлений о поэзии, а из его поэтических произведений можно составить целый цикл - «Стихи о стихах».

С ранних лет он ощущает в себе этот органический дар — творить образы поэтическим словом. Так, еще в 1961 году в письме своей знакомой девушке Ларисе он замечает: «Перехожу с прозы на стихи, коими для меня удобней выражать мысли. А также и чувства.

Ах, отчего мне сердце грусть кольнула...

Созвучен с сердцем каждый звук стиха...»

В письмах друзьям и начинающим поэтам, произве­дения которых он редактировал и рецензировал, остались необыкновенно верные и точные замечания Рубцова о поэзии, о литературном творчестве. Сделаем несколько выписок из них, которые помогают понять его кредо (цитирую по изданию «Николай Рубцов. Русский огонёк». Стихи, переводы, воспоминания, проза, письма. В двух томах. Т1, КИФ «Вестник», Вологда, 1994).

«Органичность выражения, сложность и глубина содержания, совершенство и простота формы - вот главное»;

«Вологодский комсомолец» - газета унылая. Печатает удивительно неуклюжие, пустяковые «современные» местные стихи. Уж сколько раз твердили миру, что мы молотобойцы, градостроители и т.п., и всё твердят, твердят! А где лиризм, естественность, звучность? Иначе, где поэзия? Да еще многие из пишущих со своим легко­мысленным представлением об этом деле носятся, как курица с яйцом! Впрочем, это сейчас широко распростра­нено на Руси».

«Здесь (в деревне Никольское, лето 1964 г. - И.П.) за полтора месяца написал около сорока стихотворений. В основном, о природе, есть и плохие и есть вроде ничего.

Но писал по-другому, как мне кажется. Предпочитал использовать слова только духовного, эмоционально­образного содержания, которые звучали до нас сотни лет и столько же будут жить после нас».

«Не будь у человека старинных настроений, не будет у него в стихах и старинных слов, вернее, старинных поэтических форм. Главное, чтоб за любыми формами стояло подлинное настроение, переживание, которое, собственно, и создает, независимо от нас, форму. А значит, еще главнее - богатство переживаний, настроений..., дабы не было бедности, застоя интонаций, форм...»

Поэзия для Рубцова — Божья любовь, разлитая в мире, Душа поэта устроена так, чтобы ловить её и передавать другим, она - мостик от одной души к другой. Отсюда и знаменитая формула поэзии, выведенная Рубцовым: «И не она от нас зависит, а мы зависим от неё».

Поймать поэтическую жар-птицу, приручить молнию мысли, сделать её ручной - какая редкая это удача! Как нужно дорожить счастливо найденным словом или выражением! «Прирученная молния», «огонь, высеченный из слова» - вот образы Рубцова. Главное для него - труд, напряженная работа над строкой. И чистота души, без которой не стоит и за дело браться.

Каждый, кто пишет стихи, рано или поздно отвечает на вопросы: почему (вернее: зачем?) мне это дано, к чему обязывает, куда ведёт, как строить жизнь, чтобы не расплескать бесценный дар Божий? Рубцов не раз в своем творчестве возвращается к этой теме, отвечает на поставленные вопросы честно, тонко, ненавязчиво, как бы подводя читателя к открытию, сделанному поэтом для себя, в своей душе.

Говорят, поэзия - вершина всех искусств. У неё нет никаких аксессуаров, никаких вспомогательных средств. Если в других областях искусства творцы выражают образ или тему каждый доступными ему средствами: музыкант звуками, художник красками, скульптор видит образ объёмно и в материале - камне, металле, то поэт оперирует только одним - Словом, но с помощью этого средства он может передать и запахи, и фактуру, и тональность, и палитру. Да, мучения над словом иссушают, это «работа ума, бессонницей больного», по Рубцову. Но удачно найденное слово - какая это радость! Это «ручная молния» на ладони.

Замечательны стихи Рубцова о поэзии: «Брал чело­век холодный мертвый камень», «Окошко. Стол. Половики», «Стихи из дома гонят нас», «Поэзия» и другие. В каждом из этих произведений подчёркивается своя мысль. «Окошко. Стол. Половики» — мысль о том, какой титанический труд должен приложить поэт, чтобы создать достойное стихотворение: у него смешались день и ночь, он не спит, ему ничто не в радость, он исписывает гору черновиков, пока не добьётся нескольких белых- пребелых чистовиков. «Брал человек холодный мёртвый камень»: даётся сравнение - высечение искры из слова сродни творчеству скульптора, который оживляет камень, но зато получение такой искры, приручение слова - большое счастье для поэта. «Стихи из дома гонят нас» - мысль о том, что поэт должен знать жизнь, находиться среди людей, нельзя довольствоваться только материаль­ными благами, наслаждаться домашним уютом - так ничего не напишешь; недаром вьюга, холодный ветер воет- воет на отопление паровое, на электричество и газ (бездомному Рубцову эти привычные горожанину блага представляются верхом цивилизации). Вот почему «стихи из дома гонят нас».

В 1969 году Николай Рубцов пишет стихотворение «Поэзия». Задача очень ответственная для литератора, сложная: дать в сущности в нескольких словах опреде­ление той отрасли искусства, которой посвящена твоя жизнь. Поэт прекрасно справился с этой задачей, создал тонкое, проникновенное произведение, изысканное по форме и художественным приёмам. Подчёркивается мысль: поэзия неотделима от жизни народа; родная история, старина, «дымные века», родная природа — вот что даёт душе истинную радость («Такая радость на душе струится...» ):

Железный путь зовёт меня гудками,

И я бегу... Но мне не по себе,

Когда она за дымными веками

Избой в снегах, лугами, ветряками

Мелькнет порой, покорная судьбе...

Много стихотворений Рубцова (или отдельные строки) посвящены поэтам и писателям, прежде всего классикам. Они привлекают точными и четкими характеристиками творцов и их эпохи, показывают кругозор автора, его начитанность, его пристрастия в литературе. Так, об А.С. Пушкине говорят произведения: «Поэзия», «О Пушкине»; о Лермонтове — «Дуэль»; о Тютчеве - «Я переписывать не стану», «Приезд Тютчева»; о Фете - «Я переписывать не стану»; о Кольцове — «Поэзия»; о Достоевском — «В гостях»; о Есенине — «Я люблю судьбу свою», «Последняя осень», «Сергей Есенин»; о Блоке и Хлебникове — «Я люблю судьбу свою». Перу Рубцова принадлежат также стихи о современных поэтах: «Последний пароход (Памяти А. Яшина)», «Последняя ночь» (о Дмитрии Кедрине), «Памяти Анциферова».

Мы уже приводили удивительно ёмкую и точную характеристику Рубцовым А.С. Пушкина. А вот о Лермонтове:

Уже давно, как в Божью милость,

Он молча верил в смертный рок.

И сердце Лермонтова билось,

Как в дни обыденных тревог.

В стихотворении «Памяти Анциферова» пророчески звучат заключительные строки:

Но — пусто! Меж белых могил

Лишь бродит метельная скрипка...

Он нас на земле посетил.

Как чей-то привет и улыбка.

Не о себе ли самом сказал поэт эти слова?

В своих воспоминаниях о Рубцове его друзья и знакомые рассказывают о том, как поэт делился с ними своими размышлениями о творчестве литераторов. Так, Василий Макеев, учившийся с Рубцовым в Литинституте, передаёт его критический отзыв о собственных стихах: «Есенин пел про Русь уходящую, я пою Русь ушедшую, а у тебя никакой нет!» Или вот такие слова Николая Михайловича: «Конечно, Есенин из меня не получится. И Боратынский тоже. А вот стать бы таким поэтом, как Никитин, как Плещеев! Ведь хорошие поэты, правда? Русские поэты, правда?»

Мечта Рубцова осуществилась: его творчество - прямое продолжение линии Есенин - Кольцов - Никитин, обогатившей и прославившей нашу литературу.