Наедине с Рубцовым

Нинель Старичкова

Коле не нравилось, что он занял "его диван", не на шутку сердился:

- Ты что это улегся? Это же мой диван.

Когда Виктор пытается встать добродушно разрешает:

- Ладно, лежи, лежи...

На этот раз, вбегая в комнату, он не обращает на него внимания, сразу ко мне: "Неля, выходи за меня замуж!"

- Как это? Прямо сейчас?

Он восторженно улыбается: "Вот как у нас, писателей, бывает? Пойдем?" Смотрю на него вопросительно со смешанным чувством смущения и удивления. Коля сбивчиво, почти по-детски возмущаясь, начинает изливать жалобу:

- Она на меня кричит. Просит деньги. Я не могу. Лучше ты сама отдашь.

- Какие деньги? Кому?

- Три рубля за газ. Но я же уезжал! Меня там три месяца не было...

Выпалив все это, он выбегает на балкон (осень в этом году затяжная, теплая), садится на скамеечку, начинает громко, на всю улицу читать стихи, жестикулируя руками.

Что читает? "В минуты музыки..." Я вспоминаю эти стихи, как "гимн любви".

"В минуты музыки печальной 

Я представляю желтый плес, 

И голос женщины прощальный, 

И шум порывистых берез.

Как будто вечен час прощальный, 

Как будто время не причем... 

В минуты музыки печальной 

Не говорите ни о чем ".

Опять в моем воображении невидимая мне женщина, его к ней постоянная любовь. Поэтому не воспринимаю сделанное мне предложение всерьез.

Мама сидит на кровати (уже собиралась спать), Виктор - на диване. Я стою у комода с трешником в руке. Я слушаю его стихи.

Коля прочитал все стихотворение и вышел с балкона уже другим человеком. Подошел ко мне, пряча свои глаза.

Я стою в загипнотизированной позе от только что услышанных стихов, от необычного предложения.

- Ну? Пойдем?

Вздрагиваю от этих слов, как от толчка (выхожу из гипноза) поднимаю на него глаза, а он опускает свои. Но уже заметил в моей руке три рубля. И куда-то, в пол, произносит:

- Почему я так? Я могу и сам. Просто положить деньги на стол. Правда?

Чувствую, что Коля делает поворот на 180 градусов.

"Правда! - машинально отвечаю я. - Возьмешь свои рубашки?" (после стирки).

- Нет. Сама принесешь, - отвечает он.

- Хорошо. Принесу завтра рано утром, часов в восемь.

Коля берет из моих рук трешник и убегает так стремительно, словно боится, что буду его догонять.

- Обрадовался... Нужно-то всего три рубля... И такой устроил спектакль! Вот завтра проспится и поговорим.

Приняв такое решение, ложусь спать. Утром беру с собой рубашки и иду на Набережную VI Армии. Там меня поджидал сюрприз: Коли дома не оказалось.

- Ну, конечно, это был спектакль! - убеждаю себя и, не задерживаясь, иду домой.

Вспоминаю, что меня приглашала учительница Л.Н. Хазова (она была начальником пионерского лагеря, где я только что работала). На ходу принимаю решение: "Поеду в Молочное. Выходной день. Еще довольно рано. Успею сходить в лес за грибами."

Мама удивляется моему быстрому возвращению.

- Что случилось?

- Ничего. Его просто нет дома.

Вернулась домой к вечеру. Мама сообщила, что сразу же после моего ухода приходил Коля, но не один, с мужчиной. Спросил обо мне. Взял приготовленный пакет с рубашками и ушел.

На второй день пришел вечером. Пришел, как обычно приходят домой. Ни слова о вчерашнем. Чем-то встревожен. Что-то хочет сказать, но не решается.

Спрашиваю сама: "Коля, что это было, шутка? "

Он виновато улыбается: "Я несерьезно, я играю. Поговорим еще всерьез."

Так и не решившись ничего сказать, поспешно уходит.

Что-то с ним неладное. Что-то произошло. Но что? Прошло два дня. Коля не появляется. Волнуюсь. Решаюсь после работы (после 1-ой смены), днем, пойти к нему.

Да. Я не ошиблась. Сорвался. Пьян.

- Как хорошо, что ты пришла, я собирался к тебе. Пойдем.

- Как ты пойдешь? Ты же пьян.

Он встал, прошелся по комнате, чтобы я убедилась, что он может идти.

Вышли на улицу. И... О, ужас! (Я не подумала, что это опять спектакль). Он стал рывками, как при сильном встречном ветре, расставив руки, продвигаться вперед, подбадривая себя громкими возгласами: "Вперед! Только вперед! "

Уговариваю его вернуться.

"Что его так развезло? Казалось, был не очень пьян. Нам же не добраться до дома..."

Коля продолжает продвигаться такими же рывками, словно "борется с ветром". Так мы добрались до перевоза (тогда перевозили на лодке, а уж потом - катер).

Веду его, помогаю усаживаться в лодке. Люди смотрят на меня: дал, мол, Бог мужичка, возится с ним. Но никто не сказал ни слова в поддержку, ни в осуждение.

Вышли на берег. Теперь Коля дает крен, уже "не борется с ветром".

Дотащились до скверика на углу Советского проспекта и улицы Калинина.

- Давай посидим! - говорит.

Сели на скамью возле фонтанчика. Коля достает из кармана листок, развернул, чтобы я видела, что это письмо. "Не то ли это письмо, которое он скрывал от меня. А теперь так доверчиво, открыто: "На, читай! "

Но он не говорит "читай". Знает, что я его прочту, когда отдаст мне. Он пишет записку на обороте (на коленях) и подает мне со словами:

- Сходи в Союз, попроси у Лизы пять рублей для меня. Здесь все написано. Я подожду.

Читаю записку: "Лиза, ты говори с ней, полностью ей доверяю. Н. Рубцов".

И тут схитрил: "Не с Нелей, а с ней". (Словно с автором письма или с кем-то другим.)

Показала Лизе записку. Она улыбнулась: "Сам что ли не может? Где он? "

"На скамейке, - отвечаю, - сидит, ждет".

Лиза опять улыбнулась и вернула записку-письмо.

Читаю письмо. Так вот почему он сорвался! Он не может устроить свою семейную жизнь. Не может... А если не хочет? Связь поддерживает. Пишет. Сам приезжает. К нему приезжают. Шлет посылки. Но почему же из этого делать тайну?!

Поскольку это письмо было доверено Рубцовым мне и раскрывает взаимоотношения с Гетой, то привожу его, как ценный документ.

Вот какое письмо Коля получил осенью 1968 года (орфография сохранена):

"Привет из Николы!

Коля здравствуй!

С приветом к тебе Гета и Ленуська.

Твое письмо, конечно, очень короткое получили, за которое большое спасибо!

Я хотела выехать 27 августа, но получив письмо, не выехала! Где ты сейчас? Опять ничего не пишешь. Лена все собирается в Вологду к папе жить, а ты видимо не хочешь, чтобы мы были вместе с тобой. Давай лучше не будем сердиться друг на друга, решим все по-хорошему. Ведь тебе надоело так жить. А мне уже давно надоело ждать и сама не знаю чего, да и Лене нужен отец.

Погода бывает разная, тепло и холодно. Грибы не растут. За ягодами ходили один раз. Скоро, наверное, поеду в Тотьму, на семинар.

Ты представляешь, как мне надоело тут работать?! Были в отпуске С. Серков и В. Аносов. Вовка да и Сережка хотели заехать к тебе.

Нового больше ничего нет. Будут деньги, купи Лене зимнее пальто или шубу, еще надо бы комнатные тапочки 25 размера. Здесь ведь ничего нет. Ну, тапки и не купишь, ладно, а пальто обязательно, у нее не в чем ходить. Пиши купишь или нет, я буду заказывать куда-нибудь, если ты не купишь.

До свидания. Ждем письма. Пиши обязательно".

С таким письмом (теперь уже в моем кармане) иду обратно. Иду быстро, почти бегом.

Издали увидела, что Коли на скамье нет. Посмотрела туда — сюда. Пошел навстречу, увиделись бы. Да и как он один пойдет, если едва до скверика дотащились? Недоумевая, пошла домой.

Открываю дверь. Вижу Коля сидит за столом и "улыбка до ушей, хоть завязочки пришей". За компанию и мама с ним улыбается.

Оказывается, что шел следом за мной. Я - по его поручению, он - ко мне домой. И вовсе не такой пьяный, каким прикидывался.

Видимо, нервный срыв стал проходить. Коля успокаивался. Я призналась, что прочитала письмо и упрекнула за то, что столько времени старался это удержать от меня в тайне. Я не хочу, чтобы он ломал свою личную жизнь из-за меня.

Раз уж у него есть жена, то тут ничего не попишешь. Завидую ей. И очень хочу увидеть его дочку. Так ему и высказала.

На первое (о жене) никак не отозвался. Зато на вопрос о дочери весь просветлел.

- Какая она? - спрашиваю.

- Худенькая. Зубиков спереди нету. Ножки тоненькие. Я приходил... В садике ребятишки бегают, а она стоит такая грустная и все смотрит на меня.

Своим расспросом, наверное, разбередила Колину душу. Он стал вспоминать, как гулял с Леной на улице, как прутиком на снегу учил писать ее буквы. И она повторяла его: чертила знаки.

- Как она быстро все запомнила!

Коля говорит с такой нежностью, с такой любовью к дочери, что, кажется, для него нет ничего на свете выше отцовского чувства.

- Вышли мы с ней на улицу. (Продолжает рассказывать.) Там луна. Лена спрашивает: "Что это?" Говорю: "Луна". Прошло много времени. Вышел с ней гулять снова, повернула ко мне личико и говорит: "Нет луны". И как она все это запомнила?! Еще маленькая совсем...

- А один раз я был наверху (это он имел в виду кладовочку на чердаке, где обычно писал стихи). Смотрю: она ползет, ползет по лестнице ко мне, а в руках моя рубашка. Спрашиваю: "Лена, зачем ты мою рубашку несешь?" А она мне отвечает: "Чистая". Вот она у меня какая!

- Да, - соглашаюсь. - Чудесный у тебя ребенок!

А про себя думаю: у меня такого счастья нет и, возможно, не будет. На правах доброго знакомого Коля по-прежнему часто бывает в моей квартире. Ни он, ни я не переходим грань дозволенного. Я рада, что вижу его.

Сидит, молчит и вдруг выскажется: "У меня рот большой, у Геты - тоже, а у Нели - маленький". Улыбается чему-то своему.

В один из таких вечеров (незапертая дверь открылась) входит Юрий Рыболовов. Вернее, сначала слышим фразу - пароль: "Всех ягод лучше - красная смородина", потом с улыбкой на лице появляется сам.

Рубцов смотрит на него удивленно: "Как ты сюда...?" Потом смотрит на меня опять на него: "Ты к ней, что ли?" Юрий молчит и улыбается. Отвечаю я: "Он приходит туда, где ты."

- Да, - Коля согласно кивает головой, - ко мне он приходит... 

Не знаю, то ли Коля вспомнил наши грибные вылазки в Липином Бору, то ли взволновала моя неожиданная поездка за грибами в Молочное, так или иначе, он вдруг высказал желание съездить за грибами к Чухину, в Погорелово.

Я поддержала эту мысль. Согласился составить компанию Юрий и подошедший в это время Виктор.

Так как Юрий не вологжанин (останавливался на ночлег у знакомых), а вставать надо рано утром, решили, что он останется ночевать здесь. Коля уступил "свой диван" Виктору. Разложили рядышком тюфяки для Коли и Юрия. Я, по обыкновению, улеглась с мамой и очень долго не могла заснуть. И, видимо, совсем не спал Коля, потому что громко прикрикнул на ворочавшегося соседа: "Да не лягайся ты!"

Собираемся в дорогу. Увидела у Юрия фотоаппарат. Говорю: "Возьми его с собой!" Немножко перекусили. Взяли одну корзину на всех и пошли на вокзал. Пошли через центр, где я купила пышную лепешку с картошкой.

Собирались не надолго. Но есть что-либо надо. Правда, Коля говорил, что не надо ничего брать: "Едем к Чухину!" И этим все сказано. К Сереже Чухину - что в свои родную семью.

Пока шли к вокзалу, сначала Виктор попросил отломить кусочек, а за ним и Коля: "А мне-е..?" Так дорогой и съели этот белый пирог.

Автобуса ждали недолго. Но в Погорелове с Сережей Чухиным только увиделись и все. Мы с автобуса вылезаем, а он навстречу бежит (уезжал в Москву, в институт).

Дом Чухина оказался на запоре. Постояли возле него. Виктор прилег на деревянном мосточке. По этому поводу Коля даже замечание сделал: "Ты что все время лежишь? (Видел часто лежащего на диване.) Ноги тебя что ли не держат?" Возле крыльца лежал почерневший от копоти котелок. Наверно, не раз они с Сережей на рыбалку брали. Коля бросил его в корзину со словами: "Там пригодится." Кстати, он и корзину нес.