Голгофа на двоих

Владимир СЕРЕБРОВ

Роковые судьбы поэтов повторяются с какой-то дьявольской закономерностью: Батюшков, Пушкин, Лермонтов, Есенин, Маяковский, Мандельштам, Гумилев, Цветаева, Кедрин, Тальков. Не обошла стороной коса смерти и вологодских поэтов - Клюева, Ганина, Башлачева, Шадринова.

Особое место среди них занимают трагическая судьба и жизнь Николая Рубцова, в которой, по существу, было мало светлых дней, кроме тех, когда он оставался один на один со своей музой - единственной представительницей женского пола, которая прославила и обессмертила его. Женщины же реального мира, с которыми он был близок, не смогли повлиять на поэта благоприятно, не скрасили его быт, не стали помощницами, не вдохновляли его. Одна из них разорвала линию жизни, которая могла бы продлиться, по расчетам одного социолога (и, видимо, астролога), почти до 80 лет.

«Женщина в черном», персонаж драматической пьесы Ю. Леднева, - это она, Людмила Дербина, красивая, подающая надежды поэтесса, которую Рубцов любил несмотря на то что предвидел роковые последствия этой любви. Даже в тот момент, когда возлюбленная схватила его за горло, поэт закричал: «Люда, я тебя люблю!»

В 1995 году в Германии вышел в свет сборник поэзии и прозы русской провинции. В нем были опубликованы стихи Л. Дербиной и ее автобиография, в которой она пишет, что катастрофа произошла ранним утром 19 января 1971 года. Рубцов погиб, а она неожиданно для самой себя стала преступницей. Далее она приоткрывает завесу событий и сообщает, что то, что случилось с ней и Н. Рубцовым, является для нее самой тайной судьбы, которую она не может разгадать до сих пор.

В. Астафьев в газете «Труд» за 27 января 2000 года обнародовал свое мнение по поводу гибели Рубцова, недвусмысленно обвиняя Дербину в убийстве поэта. Реакция последовала незамедлительно. 5 февраля в газете «День литературы» Дербина дает пояснение случившемуся в новой интерпретации. Она сообщает, что до последних лет для нее было загадкой, почему умер Рубцов. Но наконец она поняла, что он умер от инфаркта. У него было больное сердце. Во время потасовки ему стало плохо, он испугался, что может умереть, поэтому и закричал. Сильное алкогольное опьянение, страх смерти и еще этот резкий, с большой физической перегрузкой рывок, - все это привело к тому, что его больное сердце не выдержало. Никакой он не удавленник, и признаков таких нет. А она тогда якобы с перепугу решила, что задушила его, пошла в милицию и всю вину взяла на себя.

Вот, оказывается, как все было на самом деле?

16 февраля 2001 года в газете «Холмогорская жизнь» Дербина несколько уточняет свои предположения о смерти поэта: «Теперь я знаю, что, уткнувшись лицом в белье и не получая доступа воздуха, он задохнулся».

Значит, все-таки задохнулся, а не умер от инфаркта.

19 января 2001 года «Комсомольская правда» выдает сенсационную информацию. Спустя тридцать лет после трагической гибели выдающегося русского поэта проведено новое исследование. Результат ошеломляющий: петербургские медики подтверждают - поэта Рубцова никто не убивал.

8 сентября 2001 года газета «Новодвинский рабочий» помещает корреспонденцию «Исповедь», в которой сообщает о встрече Л. Дербиной с читателями. Журналист делает вывод: Дербина реабилитирована. И далее: но теперь люди стали понимать ее драму, а через эту драму им дороже стали и ее стихи, и ее сборник «Крушина».

В январе 2002 года (газета «Русский Север», № 3) в публицистический поединок с Л. Дербиной вступает вологодский писатель А. Цыганов. Дербина не остается в долгу и дает отповедь писателю, называя его клеветником и безумцем.

В середине января 2002 года в газете «Русский Север» появляется публикация «Зазеркалье Рубцова», в которой говорится, что на фотографии, запечатлевшей друзей Рубцова при открытии ему памятника в ноябре 1973 года, проявился неясный профиль Рубцова. Экстрасенс Юрий сразу увидел на фото образ поэта и заявил, что душа его не успокоена, мечется в поисках выхода. Он не обрел себе покоя. Рубцову нужна помощь. Что же хотел сказать поэт? Может, чтобы мы, люди, не оскверняли его имя пустословием, а то и злословием? Так заканчивается статья.

Итак, мистическая сторона жизни и смерти Н. Рубцова продолжает проявляться и дальше.

Душа Рубцова, его дух просят помочь. В чем же? Видимо, в установлении истины, которая неизменна и не зависит от всевозможных измышлений, предположений, не меняется во временном пространстве.

Для установления этой истины повернем колесо времени на тридцать лет назад, к 70-м годам, к очевидцам, материалам и обстоятельствам дела.

Непосредственными участниками того нашумевшего уголовного процесса были вологодский поэт В. Коротаев и Н. Старичкова, близкая подруга Рубцова, а также сама Л. Дербина, которая подробно описала все происходившее с ней в воспоминаниях о Рубцове, опубликованных в журналах «Дядя Ваня», «Слово» и отдельной книжкой. В Государственном архиве Вологодской области имеется уголовное дело по обвинению Л. Дербиной (Грановской) в убийстве Н. М. Рубцова.

Собственно говоря, многие обстоятельства дела изложены самой Дербиной в стихотворной форме в сборнике «Крушина», изданном в Вельске в 1994 году.

Предваряя анализ этих оригинальных стихотворений, хочется отметить: автор предисловия к данному сборнику - доктор филологических наук А. Михайлов - пишет, что «в осмыслении своей трагедии Людмила Дербина идет путем полного признания вины и полной расплаты». Однако в самом первом стихотворении - «Жизнь сожжена и рассказана...» - Л. Дербина заявляет, что хочет написать песнь о своей жизни. Иными словами, то, что произошло, включая трагедию, связанную со смертью Н. Рубцова, автор считает возможным воспеть. И... воспевает.

Вначале осторожно: «что та любовь - смертельный поединок, /не знала я до роковых минут». Затем смелее: «Я знала - ты любишь меня /и силой возьмешь мою душу, /что это и есть западня, /и то, что ее я разрушу». Выходит, знала! И не только знала, но и вышла победителем. «Лишь где-то в крещенские дни /запели прощальные хоры, /и я у своей западни /смела все замки и затворы». Эти внешне поэтические строки почти документально передают обстоятельства страшных событий, так же, как и следующие: «Убийственно в яростном стрессе /слепое движение рук».

Идем дальше: «Невозможно, чтобы ты одолел, /покорил меня всю безраздельно, /самодержцем в глаза мне смотрел, /испугалась - ужели смертельно!» А он, влюбленный в нее: «не заметил ты грозной тоски, /дерзновенного бунта начало».

Силу своей любви Л. Дербина характеризует следующим образом: «Моей любви, как пропасти, страшились, /на дне которой - бурная река. /Поклонники в ней сгинуть не решились /и предпочли любить издалека. /Но был безумец... Мною увлеченный, /он видел бездну, знал, что погублю, /и все ж шагнул светло и обреченно /с последним словом: «Я тебя люблю!» Все так и было: поэт шагнул навстречу смерти со словами любви, что подтвердили в суде свидетели. Он никак не ожидал, что именно женщина, которую он полюбил, сможет сжать его горло и держать пальцы до тех пор, пока лицо не посинеет. Она сама в суде пояснила, что у Рубцова от ужаса волосы встали дыбом. Это вполне могло быть.

«И я, обессилев от муки /с ним быть не самою собой, /в свирепом отчаяньи руки /однажды вздыму над судьбой. /Рванусь, чтоб разбить и разбиться, /упасть и опять на дыбы! /И вдруг, как пугливая птица, /- улыбка на Лике судьбы...» Последняя строчка - торжество победы, предсказанной заранее. Эта победа воспевается в следующем стихотворении еще более зримо: «Подступает ко мне, наступает /мой последний решающий бой! /Неизбежен стремительный, страстный /и внезапный, как будто ожог, /сумасшедший, предельно опасный, /мой могучий, победный прыжок!»

Описывает в своих стихах поэтесса и сам суд. В представлении подсудимой, судья - маленький злобный гномик - тщился что-то понять, задавал внезапные вопросы, усматривая в ответах криминал. Он, упиваясь своей властью, злорадно прочел приговор: «В тюрьму? О, как скучно и длинно /гудит этот весь балаган! /В тюрьму? Ну а если невинна, /как в гневе своем ураган?!»

И вот уже Дербина чувствует «в своем конце свое начало» и в желании прославиться в качестве поэтессы становится цинично откровенной и смелой: «В глуши свои слагая строфы, /потомством буду прощена», - изрекает новоявленная пророчица. «А современников гоненье, /весь их спесивый непривет /за будущее поклоненье переживу. Ужели нет? /Пусть я не Данте Алигьери, /и будет мне поменьше честь, /однако и в моем примере /загадка рока тоже есть».

И, наконец, к финалу книги Л. Дербина поднимает забрало и открытым текстом говорит: «Зовут пантерой и медведицей, /ужасною волчицей злой, /додумались и до нелепицы - /назвали дамой козырной. /Так знайте! Чем пренебрежительней /вы отзоветесь обо мне, /тем стану я обворожительней, /очаровательной вдвойне! /Какие бы характеристики /вы ни давали мне, глумясь, /все зеленей легенды листики, /все удивительнее вязь /судьбы из тайного и явного, /где тень и свет переплелись, /загадка монстра своенравного /и роль изгоя удались. /Когда же вы с недоумением /прочтете том моих стихов, /меня вы назовете... гением. /Ах, что за гений без грехов?!»

Занавес закрывается. Последний акт исполняется Дербиной на авансцене в страстном монологе, с церемонными поклонами и трагикомическими жестами: «Последний акт, он не разыгран. /Кто шут из нас, а кто герой, /избранник кто, а кто не избран, /еще не ясно, милый мой... /Но я скажу, подняв забрало: /«Ах, я не шут и не герой! /Ведь я жила, а не играла. /Ведь я была самой собой!»

Хорошие стихи, не правда ли?! Почти шекспировские. И недвусмысленно говорят о том, что Дербина не играла - она сама написала трагедию, сама же срежиссировала ее и сама воплотила в жизнь.

В своих воспоминаниях о Рубцове Н. Старичкова пишет, что Грановская (Дербина) зашла в зал судебного заседания самоуверенная, спокойная, даже с усмешкой на губах. При допросе ее судом заявила: «Я - поэтесса Дербина! Он принижал меня как поэтессу. Я поняла, что мы не будем вместе, и решила его уничтожить». Вот она - причина «гнева», вот она - истинная картина происшествия, вот они - мотивы преступления.

Н. Коняев в повести «Ангел родины» пишет о том, что Дербина в телефонном разговоре с ним так оценила поэтический дар Рубцова: «По сравнению со мной Рубцов был в поэзии мальчишкой». Сам же Рубцов, по свидетельству В. Коротаева, на поэтические опыты Дербиной смотрел снисходительно. Так вот где собака зарыта! Видимо, все-таки не зря некоторые авторы вспоминают Моцарта и Сальери.

Из всех материалов дела, из показаний самой Дербиной, наконец, даже из ее стихов вытекает очевидное: она желала смерти Рубцова, предпринимала определенные действия для наступления этого результата и не приняла никаких мер для оказания помощи, когда увидела, что Рубцов находится в опасном для жизни состоянии.

Объективности и справедливости ради, если исходить из показаний Дербиной об обстоятельствах происшествия, она вынуждена была защищаться от намерений и действий «противника». При этом нельзя не учитывать того, что по физическим данным Дербина значительно превосходила Рубцова. Однако все это - уже вопросы квалификации, область юриспруденции. Юристы вышестоящей инстанции подтвердили приговор, не найдя в нем никаких недоразумений или ошибок. Здесь важно одно - смерть поэта наступила в результате действий именно Дербиной, чего она и сама не скрывает. Это - факт. Это - истина объективная и неоспоримая.

Откуда же вдруг появилось утверждение, что Николай Рубцов мог умереть по другим, «бытовым» причинам? Ведь дело не рассматривалось надзорной инстанцией, повторная экспертиза не проводилась, никаких вновь открывшихся обстоятельств не возникло и не установлено.

Почти через тридцать лет после смерти Николая Рубцова судебно-медицинские эксперты высшей категории Ю. А. Молин и А. Н. Горшков из Санкт-Петербурга усомнились в том, что смерть наступила от механической асфиксии, ссылаясь на учебники судебной медицины, предполагая, что смерть могла наступить в результате острой сердечной недостаточности. До этого, после публикаций воспоминаний Дербиной, высказывались предположения о том, что поэт мог умереть от инфаркта или инсульта.

Конечно, заключение специалистов, хотя и не официальное и не основанное на подлинном акте вскрытия, имеет большую внушающую силу. Ю. А. Молин - доктор медицинских наук, профессор кафедры судебной медицины, заслуженный врач России, действительный член Международной академии интегративной антропологии. А. Н. Горшков - зав. медико-криминалистическим отделом областного бюро судебно-медицинской экспертизы. Однако нельзя забывать, что мнения эти - всего лишь предположения, и за них эти специалисты по закону не несут никакой ответственности. Еще более бездоказательны предположения граждан об инфаркте миокарда и инсульте головного мозга, о чем сами специалисты, кстати, и не упоминали. Но тут уж СМИ подлили масла в огонь, и давняя трагедия стала приобретать другую окраску, а окрыленная поэтесса начала активно создавать «правильное общественное мнение».

Поскольку тт. Молин и Горшков ссылались на учебники судебной медицины, мы также прибегнем к их помощи. Авторы учебников указывают следующие признаки механической асфиксии, развившейся в результате удушения руками: множественные повреждения от действия рук и ногтей в виде полулунных и продолговатых ссадин, кровоподтеки на шее, синюшность кожных покровов, особенно лица. При внутреннем исследовании обнаруживаются полнокровие органов, точечные кровоизлияния под наружными оболочками легких и сердца, наличие жидкой крови, вздутие легких. В одном из учебников также сказано, что при удушении возможна смерть от рефлекторной остановки сердца, особенно у лиц с заболеваниями сердечно-сосудистой системы. Почти все указанные признаки содержатся в акте судебно-медицинского исследования трупа Н. М. Рубцова. Комментарии, как говорится, излишни. Что же касается инфаркта миокарда и инсульта, то это вообще острые заболевания, вызванные различными причинами, никакого отношения не имеющими к данному происшествию.

Предположения, какими бы заманчивыми и правдоподобными ни были, остаются предположениями. Факты остаются фактами. А факты говорят о том, что смерть Николая Рубцова наступила от непосредственных, умышленных, осознанных действий Л. Дербиной. Они могут быть по-разному оценены юристами (а не медиками), однако состоявшийся приговор суда никто не отменял, и выводы, изложенные в нем, следует считать верными, объективными, документально установленными.

Даже если квалифицировать действия Л. Дербиной как убийство при превышении пределов необходимой обороны либо в состоянии аффекта, они все равно будут считаться преступлением, хотя наказание может быть назначено другое, менее строгое.

Заключительный аккорд «Крушины» сопровождается словами:

«Прошедшие без катастрофы,

Мой час возвыситься настал.

Не сомневайтесь, крест Голгофы -

Весьма надежный пьедестал!»

Что же тут сказать? Мы знаем стихи Рубцова, знакомы со стихами Дербиной. Кто из них гений, история уже показала. Оба они претендовали на это почетное звание, и оба поднялись на Голгофу, правда, один - в качестве мученика и героя, другой - преступника. С позиции общечеловеческой, христианской и космической морали действия Л. Дербиной в ту январскую ночь никак не могут быть признаны праведными и милосердными, даже если в последующем она раскаялась и получила церковное отпущение грехов.

Жизнь истинных поэтов, художников, композиторов зачастую таинственна, а смерть иногда загадочна и необъяснима. Что же касается Николая Рубцова, в жизни он был честным, скромным, порядочным и легкоранимым человеком, как сказала мне о нем при встрече вологодская поэтесса Н. Груздева, хорошо знавшая поэта. Смерть свою он принял «светло и обреченно», как написала сама Л. Дербина. Тайны его гибели практически не существует.

Замечательный русский вологодский поэт в своих стихах запомнился нам живым, душевным, добрым, сострадательным, любящим свою Родину - Русь, лиричным и светлым, и никакие «темные силы» не смогут замутить этот образ.


Источник: газета «Русский Север» - 26.02.2003, 05.03.2003