От автора

Творчество Николая Михайловича Рубцова (1936—1971) неотделимо от главных путей развития русской лирической поэзии второй половины XX века, оно органично вписывается в национальную поэтическую традицию. В нем с особой — возвышенной и трагической — силой отразились существенные черты и тенденции литературного процесса, обусловленные временем. За десятилетия, прошедшие после трагической гибели поэта, его имя прочно утвердилось в сознании читателей, а истинный, самобытный талант, предельно искреннее и живое поэтическое слово нашли отклик в их душах и сердцах. В своих стихах он проникновенно выразил и — в полном смысле этого слова — воспел родину-Русь, звезду ее бескрайних полей, таинственный и тревожный шум соснового бора, склонившиеся над рекой ивы и шелестящие на погосте березы, белоколонные храмы и занесенные снегом избушки, нелегкие судьбы их терпеливых и немногословных жителей, казалось бы, столь простых и обычных, но — «с душою светлою, как луч...»

В критической и исследовательской литературе обстоятельно раскрыты жизнь и творчество Рубцова, нравственная и художественно-эстетическая сущность его лирики, черты ее жанрового своеобразия, поэтики, роль в ней символики, классических и фольклорных традиций. По-прежнему остаются актуальными проблема художественного мира поэта, изучение его творчества в контексте общелитературного развития.

Надо сказать, что писавшие о Рубцове не ограничивались «заметками о жизни и творчестве» поэта (В. Кожинов), рассказом о «страницах жизни» и его «поэтическом мире» (В. Оботуров), но, как правило, сосредоточивались на какой-то одной, хотя и очень существенной грани, проблеме его творчества и дарования, к примеру народности и символике (В. Бараков), вопросах жанра и стиля (И. Ефремова), традициях и новаторстве, преломившихся в звуковой организации стиха (Е. Иванова).

В этой связи очевидно, что в основании сложного и целостного, многомерного поэтического мира Рубцова лежат не только стихии света и ветра, о которых писали В. Дементьв, М. Лобанов, В. Кожинов, не только сам по себе образ пути-дороги, судьбы поэта и родины, что подчеркнул Ю. Селезнев, но, быть может, прежде всего по-своему претворенные и воплощенные в его творчестве, находящиеся в вечном движении, обновлении, непокое изначальные первоосновы бытия: земля, вода, воздух (ветер), огонь (свет).

Впрочем, об этом сказано уже в первой книге о поэте, принадлежащей перу В. Кожинова. И еще там было интересное замечание о неотделимой от ветра и света «музыкальной стихии». Возможно, в этом и проявилось своеобразие восприятия Рубцовым «музыки сфер», гармонии вселенной, которую он слышал, ощущал вне себя, в окружающем мире и так остро переживал в собственной душе. Очевидно, то, что исследователи называют «музыкальностью» поэзии Рубцова, — шире понятия «песенности», «напевной интонации» или представлений о «звуковой организации стиха», «звуковых повторах», хотя музыкальное начало включает в себя и эти категории.

Разработка и освещение каждого из этих аспектов не снимает необходимости рассматривать творчество поэта в целом как систему. При этом уместнее идти от своеобразия его целостного и динамичного художественного мира, проявляющегося во всем — от проблематики до поэтики, от основных тем и мотивов, жанровой специфики до особенности стиля и стиха.

Предлагаемое пособие ориентировано на программы по литературе для средней школы, и, в частности на «Обязательный минимум содержания среднего (полного) общего образования», утвержденный Министерством образования России в 1999 году. В этом документе, имеющем рекомендательный, но в известном смысле и нормативный характер, из литературы XX века для чтения и изучения в старших классах предлагаются произведения видных прозаиков и поэтов второй половины столетия, «получившие общественное признание современников». В число немногих поэтов наряду с именами Б.А. Ахмадулиной, И.А. Бродского, А.А. Вознесенского, В.С. Высоцкого, Б.Ш. Окуджавы вполне закономерно и оправданно включено и имя Н.М. Рубцова.

Предназначенное в первую очередь для учителей, старшеклассников и абитуриентов, пособие рассчитано и на более широкий круг читателей, интересующихся судьбами русской поэзии. В нем дан очерк жизненного и творческого пути поэта, рассмотрены черты художественного мира, определяющие основные темы и мотивы его лирики, охарактеризовано жанрово-стилевое своеобразие его стихотворений, проанализированы наиболее значительные из них, сделана попытка определить его место в поэзии XX века и вклад в русскую культуру.

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Жизненный и творческий путь поэта

Детство и юность

Николай Рубцов родился 3 января 1936 года в поселке Емецк Архангельской области, куда незадолго до этого из Вологды переехали его родители. В семье он стал четвертым ребенком и после него родилось еще двое детей. Отец его Михаил Андриянович работал в леспромхозе начальником ОРСа (отдела рабочего снабжения), мать Александра Михайловна была домашней хозяйкой.

В 1937 году Рубцовы переехали в Няндому по новому месту работы отца. Вскоре Михаил Андриянович был арестован и 11 месяцев провел в камере предварительного заключения, после чего (нечастый в те времена случай) его освободили за отсутствием состава преступления. Конечно, эта беда не могла не сказаться на судьбе и положении семьи и малолетних детей, забота о которых целиком легла на плечи Александры Михайловны.

В воспоминаниях вологодского писателя Сергея Багрова есть интересные размышления о том, от кого будущий поэт унаследовал свой характер: "Можно только предположить, что умением вдохновляться и вдохновлять, зажигательным смехом, жестами, мимикой и походкой он скорее похож на отца. А задумчивой грустью глубокого взгляда густоресничных коричневых глаз, добротой и отзывчивостью души, ранимостью чувств, сострадательной нежностью и способностью радоваться за тех, у кого сегодня успех, несомненно — на мать".

Что же касается музыкального и песенного таланта, то, ссылаясь на свидетельство старшей сестры поэта Галины, Багров отмечает, что "Михаил Андриянович виртуозно играл на тальянке и хромке, пел тревожащим тенором песни и на всех посиделках был заводилой. Видимо, страстной игрой на гармошке и приманил он к себе кареглазую Шуру, свою будущую жену. Так же, как и она, приманила его к себе своим талым голосом, который был слышен не только на праздниках и вечерках, однако и в храмовом хоре молоденьких певчих. Так и пошло по родственной линии: песня — от матери, музыка — от отца". Кстати, все Рубцовы любили и умели петь, а Николай уже в детстве научился играть на гармонике и гитаре.

В 1940 году семья вернулась в Вологду, где их и застала война. Отец, как довольно долго считал Николай, погиб на фронте, хотя в действительности Михаил Андриянович остался жив и завел в Вологде новую семью. Мать же умерла в июне 1942 года, и дети остались одни. Все это глубоко потрясло мальчика, пробудив в его душе острейшие переживания. И не случайно именно к этому времени относятся первые упоминания о его стихах.

По свидетельству автора "Жизнеописания Николая Рубцова", вологодского писателя Вячеслава Белкова, первое стихотворение относится к лету 1942 года, когда умерла его мать:

Вспомню, как жили мы 

С мамой родною — 

Всегда в веселе и в тепле. 

Но вот наше счастье 

Распалось на части — 

Война наступила в стране...

Есть и другие известия о самых ранних стихотворных опытах будущего поэта. Архангельский журналист Валентин Каркавцев, занимавшийся исследованием жизни и творчества Рубцова, писал: «Потрясенный смертью матери, шестилетний Коля летом 1942 года убежал в лес и пропадал там неделю. Когда вернулся, прочел сестре Гале стихи, в которых были такие строки:

Но вот наступило

Большое несчастье —

Мама у нас умерла.

В детдом уезжают

Братишки родные,

Остались мы двое с сестрой.

"Это я под елкой написал", — сообщил Коля. Наверное, этот неумелый опыт был первым».

Думается, что эти строки говорят об искренности, непосредственности выраженных в них чувств, которые и в дальнейшем определяли жизнеощущение Рубцова. Рано лишившись родителей, Николай со всей остротой ощутил горечь сиротства, скитаний и бездомности. Очерчивая основные вехи своего жизненного пути, трудовой биографии, он писал: «С пяти лет воспитывался в различных детдомах Вологодской области, в частности, в Никольском Тотемского района. Там закончил семь классов, и с тех пор мой, так сказать, дом всегда находился там, где я учился или работал. А учился я в двух техникумах — в лесотехническом и горном, работал кочегаром тралового флота треста "Севрыба", слесарем-сборщиком... в г. Ленинграде, шихтовщиком на Кировском (бывшем Путиловском) заводе, прошел четыре года военной службы на эскадренном миноносце Северного флота».

И хотя сам поэт был очень скуп на слова, говоря о себе, каждую строку этой лаконичной автобиографической справки можно развернуть с опорой на воспоминания его друзей и на его собственные стихи.

В составленном В. Белковым "Жизнеописании Николая Рубцова" и некоторых мемуарах рассказывается о том, что после смерти матери старших детей взяли к себе родственники, а младшие — Коля и Боря — попали в Красковский детский дом недалеко от Вологды. В октябре 1943 года Николая перевели в другой детдом — в селе Никольском Тотемского района. Там он начинает учиться в школе, обнаружив немалый интерес и серьезность в отношении к занятиям. Об этом говорят и похвальные грамоты, полученные им по окончании первого, третьего и четвертого классов за отличные успехи в учебе.

Эти военные, полные лишений, полуголодные годы были для детдомовских ребятишек очень нелегкими, особенно зимой. Но воспитатели и учителя делали все, чтобы скрасить их существование и восполнить недостаток семейного родительского тепла. В поздних стихах Рубцов вспоминал: «Для нас звучало как-то незнакомо / И оскорбляло слово "сирота"». И в другом стихотворении: «Люблю я деревню Николу, / Где кончил начальную школу». Видимо, оттуда идет зародившееся в детстве и ставшее столь прочным в последующие годы ощущение «малой родины».

По словам одноклассников, жили они тогда наперекор войне дружно и весело. Кроме школьных занятий и чтения книг были и всяческие развлечения, интересные игры, проказы — все, что свойственно возрасту. Это отразилось и в написанном девятилетним Рубцовым стихотворении "Зима", автограф которого сохранился и под которым стоит дата: 1945 год, с. Никольское Вологодской обл.

Скользят

Полозья детских санок

По горушечке крутой.

Дети весело щебечут,

Как птицы раннею порой.

Летом, естественно, свои удовольствия: купанье в реке, рыбная ловля, катанье верхом на лошадях, которых Коля любил водить на водопой, дальние походы с вечерними кострами и песнями под Колину гармошку и многое-многое другое. Однако дело не сводилось к играм и забавам. Как вспоминала одна из соучениц Рубцова Нина Василькова:

"Летом большую часть времени мы отдыхали, но и работать тоже приходилось: готовили сено и веточный корм для овец, косили на детдомовских коров, картошку пропалывали и окучивали вручную — тяпками. И Коля вместе со всеми. Загорелый, волосы солнцем выжжены. А глаза, почти угольно-черные, так и горят".

В 1950 году, окончив семь классов, Николай попытался поступить в Рижское мореходное училище, а затем в художественное училище в Ленинграде, но в обоих случаях неудачно. Чтобы как-то продолжить образование, он поступил в Тотемский лесотехнический техникум. Проучившись там два года, он оставил его и подал заявление в Архангельскую мореходную школу, но не прошел по конкурсу. Однако мечта о море была столь сильной, что Николай устроился подручным кочегара на тральщик "Архангельск".

В эти годы юноша Рубцов напряженно ищет себя, стремясь определить свой жизненный путь и призвание, о чем говорит написанное еще в 14-летнем возрасте, в пору окончания средней школы стихотворение "Два пути" с его нехитрой аллегорией: многолюдному тракту, по которому движется большинство путников "на телегах, в седлах и пешком", противопоставлена собственная, пока еще довольно неясная и неизвестно куда ведущая дорожка или тропинка:

А от тракта, в сторону далеко,

В лес уходит узкая тропа.

Хоть на ней бывает одиноко,

Но порой влечет меня туда.

Кто же знает,

может быть, навеки

Людный тракт окутается мглой,

Как туман окутывает реки...

Я уйду тропой.

Нелегкая работа на рыболовном траулере, где ему пришлось быть не только кочегаром, но и поваром, очевидно, в чем-то разочаровала Рубцова, и в июне 1953 года он вновь решает идти учиться — на сей раз в горно-химический техникум Кировска Мурманской области. Но и этот выбор оказался неудачным: через полтора года он оставляет техникум, некоторое время живет у старшего брата Альберта в поселке Приютино под Ленинградом и работает слесарем-сборщиком на военном испытательном полигоне.

Здесь, в Приютине, он познакомился с Таей Смирновой — своей первой и, как это часто бывает, неудавшейся любовью. Фотографию этой красивой девушки с надписью: "На долгую и вечную память Коле от Таи. 30.08.54" он хранил всю жизнь (См.: Шаткова К. "Волны и скалы жизни": Николай Михайлович Рубцов в Ленинграде и Ленинградской области (1955 - 1962). Реферат // ''Сороконожка". Литературный альманах. Вып. 1. Всеволожск. 1998, С. 41. В биографическом очерке Н.М. Коняева окончание надписи, приводится иначе: "30/VIII—55 г. Красоты Приютино здесь нет, она не всем дается, зато душа проста и сердце просто бьется"). Николай был серьезно влюблен в нее, посвящал ей стихи. С ее же стороны чувство было, очевидно, недостаточно глубоким: она не выдержала длительной разлуки и вышла замуж за другого. Разлучившие их жизненные обстоятельства были связаны с новым, серьезным поворотом в судьбе Рубцова.

Становление таланта

Осенью 1955 года Николая призвали на военную службу. Четыре года он служил на эскадренном миноносце Северного флота в звании матроса, старшего матроса, а к концу службы — старшины второй статьи. Видимо, теперь, наконец-то, сбылась его романтическая, из детства, и связанная с морем мечта, о которой он не раз вспоминал в стихотворениях, в частности, в одном из них под характерным названием — "Начало любви":

Помню ясно,

Как вечером летним

Шел моряк по деревне —

     и вот

Первый раз мы увидели ленту

С гордой надписью

    «Северный флот».

................................................

Среди шумной ватаги ребячьей,

Будто с нами знакомый давно,

Он про море рассказывать начал,

У колодца присев на бревно.

Он был весел и прост в разговоре,

Руку нам протянул: «Ну, пока!»

...Я влюбился в далекое море,

Первый раз повстречав моряка!

Служба на боевом корабле с ее суровыми буднями стала для Николая настоящей школой жизни, важным этапом проверки себя, мужания и становления характера. Но это же время было и существенной вехой в формировании его духовного мира, тем более что оно совпало с временем "оттепельных" надежд, возросшего интереса к литературе, поэзии, творчеству крупнейших поэтов XX века: Александра Блока, Сергея Есенина и других. "Морская романтика", отразившаяся во многих тогдашних стихах Рубцова, по мере приближения срока демобилизации заметно уступала место другим, более стойким жизненным впечатлениям, привязанностям и ориентирам.

Весной 1959 года в письме из мурманского госпиталя своему другу и однокашнику Валентину Сафонову, с которым он служил на Северном флоте, Рубцов пишет: "Ночами часто предаюсь воспоминаниям. И очень в такие минуты хочется вырваться наконец на простор, поехать куда-нибудь, посмотреть на давно знакомые памятные места, послоняться по голубичным болотам да и по земляничным полям или посидеть ночью в лесу у костра и наблюдать, как черные тени, падающие от деревьев, передвигаются вокруг костра, словно какие-то таинственные существа. Ужасно люблю такие вещи".

Эта тяга домой, к истокам, на "малую родину", в "страну детства", еще нескоро смогла реализоваться. Осенью 1959 года Николай демобилизовался и начал работать на Кировском заводе в Ленинграде — сначала кочегаром, затем слесарем и ших-товшиком. В это время он учится в вечерней школе, занимается в литературном объединении "Нарвская застава", знакомится с молодыми ленинградскими поэтами: Глебом Горбовским, Виктором Кривулиным, Константином Кузьминским, Александром Кушнером, Борисом Тайгиным, Эдуардом Шнейдерманом и др.

Характерно, что, в отличие от того места, которое занимала в его стихотворениях 50-х годов "Морская служба" (это название одного из них), заводская или рабочая тема никак не отозвалась в его поэтических опытах, кроме, быть может, единственного стихотворения "В кочегарке" (1959). Вообще за годы учебы в техникумах, работы на заводах, службы на Северном флоте Рубцов писал стихи, которые, конечно же, не сводились к узко и поверхностно понимаемой "современности" и требованиям момента.

Ранний этап литературно-поэтических занятий отмечен прежде всего поисками себя. Это было еще во многом время ученичества, связанного с обращением к самому разному художественному опыту и традициям. За небольшим исключением выходившее из-под пера Рубцова не выделялось из общего стихотворного потока тех лет — поры массового увлечения стихами, эстрадного поэтического "бума", возникшего в условиях хрущевской "оттепели".

В эту пору, во второй половине 50-х — начале 60-х годов, Рубцов начинает печататься в газетах "На страже Заполярья" и "Трудовая слава", в коллективных сборниках и альманахах "На страже Родины любимой" (1958), "Полярное сияние" (1959), "Первая плавка" (1961), "И снова зовет вдохновенье" (1962) и др. Одно из опубликованных во флотской газете стихотворений — "Отпускное" — уже с первых строк воспроизводит образный ряд, мелодику и интонацию написанных ранее задушевных "Деревенских ночей" (1953) и одновременно несет следы казенной риторики, усугубляющейся тем, что речь в нем идет от лица условного лирического "я", которое трудно соотнести с судьбой и личностью самого поэта:

Над вокзалом — ранних звезд мерцанье.
В сердце — чувств невысказанных рой.
До свиданья, Север!
До свиданья,
Край снегов и славы боевой!

.............................................

Еду, еду в отпуск в Подмосковье!
И в родном селении опять
Скоро, переполненный любовью,
Обниму взволнованную мать.

Стихи молодого Рубцова привлекали своим задором, шутливой интонацией ("Я весь в мазуте, весь в тавоте, / Зато работаю в тралфлоте!"; "Дышу натруженно, как помпа!.."). В них, нередко в самих названиях, отразились характерные для молодости автора мотивы: перипетии любовного чувства ("Не пришла", "Повесть о первой любви", "Я тебя целовал...", "Соловьи"), романтика моря ("В океане", "Шторм", "Мое море", "Утро на море", "Весна на море" и т. п.).

Стихотворения эти различны по содержанию и настроению. В одних сама фактура, звуковая организация стиха, его ритмика и графическое построение, внешне воспроизводящее "лесенку" Маяковского, призваны передать динамику и экспрессию работы моряков в условиях разбушевавшейся стихии:

Забрызгана

  крупно

   и рубка,

    и рында,

Но час

отправления

  дан!

И тральщик

  тралфлота

  треста

"Севрыба"

Пошел

промышлять

  в океан...

Совсем в иной тональности и освещении предстает умиротворенная морская стихия в стихотворении, где смена времен года, дня и ночи передана в образах-олицетворениях, несущих в себе идею обновления природы, торжества ее животворящих начал, а само море, смирив свой буйный нрав, выступает нежным и ласковым одушевленным существом:

Вьюги в скалах отзвучали.

Воздух светом затопив,

Солнце брызнуло лучами

На ликующий залив!

.................................

Свет луны ночами тонок,

Берег светел по ночам,

Море тихо, как котенок,

Все скребется о причал...

Конечно, среди стихов, связанных с "Морской службой", можно найти немало "производственно"-описательных ("В дозоре", "Возвращение из рейса", "Учебная атака", "На вахте") и официально-риторических ("Матросская слава", "Сердце героя"). Несомненной данью официозу звучат буквально сошедшие с агитплакатов из комнаты политического просвещения казенные строки: "Зари коммунизма взлет / Все пламенней над страной. / И нынче на страже мира / Нас образ отцов ведет".

Тем дороже встретить среди ранних стихов, датированных 1953—1957 годами, такие подлинно рубцовские стихотворения, как "Деревенские ночи", "Первый снег", "Березы", "Воспоминание", в которых отчетливо выразились черты лирической индивидуальности большого русского поэта. Они захватывают и покоряют чистотой и непосредственностью, острым драматизмом чувства, выраженного, казалось бы, самыми простыми и обычными, но от этого тем более действенными словами:

Я люблю, когда шумят берёзы,
когда листья падают с берёз.
Слушаю, и набегают слезы
на глаза, отвыкшие от слез...

Всё очнётся в памяти невольно,
отзовётся в сердце и крови.
Станет как-то радостно и больно,
будто кто-то шепчет о любви.

Некоторые стихи Рубцова, относящиеся к 1957—1962 годам, непосредственно связаны с особенно ранившими его переживаниями: разлукой и любовной драмой. Первое из них, озаглавленное "После разлуки" (1957), с посвящением "Т.С." (Тае Смирновой), исполнено такой горечи от измены любимой, от нарушения ею обещания вечной любви, что он готов обрушить на нее самые страшные проклятья: "Мне клятвенных слов не надо!.. / Все ясно... / Три года тебе, подлюге, / Письма писал напрасно!"

И как отголосок этого бурного всплеска эмоций, как свидетельство того, что боль не утихла, как воспоминание о любимой, не дождавшейся его и поспешившей выйти замуж, появляется через пять лет, в 1962 году, сразу несколько стихотворений: "Повесть о первой любви", "Соловьи", "Пора любви среди полей...", где столь близкая его сердцу тема решается уже гораздо мудрее и просветленнее: "А любовь не вернуть, / как нельзя отыскать / Отвихрившийся след корабля!"

В период отрочества и юности Рубцов проходит стремительную эволюцию от первых стихотворных опытов к зрелым и самобытным произведениям 60-х годов. Об этом хорошо сказал исследователь его творчества и автор книг о нем Василий Оботуров: "От деревенского детства Николай Рубцов ушел к широким океанским просторам, в тесноту городов с пестротой их быта, чтобы снова вернуться к русской деревне и оттуда увидеть, с учетом всего своего опыта, весь мир и человека в нем".

стр.1