За снегом - русский огонек

Михаил Белоплотов

Поэта надо любить, - это главное. А то ведь обыкновенно бывает как? Жизнь проходит, поэт из нее выходит.., и вот уже летит поэт в свои родные небеса, - и теперь только его начинают вспоминать - добрым словом, и то не всегда. Говорят: "А ведь это ж был поэт!.." А при жизни те же люди с той же искренностью думали: "Да это ж - Колька-алкоголик! Ну, сочиняет иногда неплохие стишки! Да кто ж стишков не пишет? У меня самого этого добра полная тумбочка." Я говорю, разумеется, о братьях литераторах. Ну, не любят братья-литераторы братьев своих - других литераторов, особенно тех, кто не играет в групповые игры. И правда, за что такого любить? Какой в нем смысл? А Николай Рубцов, конечно, в общинные игры не играл, он наивно полагал, что поэт должен быть занят поэзией, и не техническими изысканиями, не неожиданными рифмами и оборотами - а вопросами мироздания, смыслом бытия, то есть все теми самыми старыми вечными темами, чем всегда и занят настоящий поэт. Потому-то и выглядит он при жизни часто смешно и нелепо. Кто же это в наше время - смысл жизни будет искать? Но я не собирался писать о жизни поэта, разбирать его биографию - все давно и полно сказано в его стихах. Но обычно как только произносится имя Рубцова, следом слышно как дрожат слезы в голосе и вот уже произносится это ужасное слово - "выстраданная!" - так говорят о его поэзии, из самых добрым и искренних побуждений, разумеется, с тем чтобы противопоставить его другим поэтам - искусственным и выдуманным. Действительно, ни стихи, ни сказку - нельзя придумать, их можно только произнести, рассказать. Стихотворение рождается от строчки к строчки, а не придумывается заранее, оно словно проявляется из тьмы, как фотография в лотке с проявителем. Но не "выстраданная" она, а выдохнул ее поэт, поскольку поэзия является таким же неотъемлемым процессом его жизни, как дыхание. Поэт живет жизнь, пишет стихи - не разделяется это одно от другого. А страдают над строчками как сочинители иного рода, для кого процесс написания стихов чисто письменное дело, для кого стихи помимо как черные буковки на бумаге (или на экране) - не существуют, для кого стихи не участвуют в космогонии мира. У поэта стихи составляются из другого материала. Николай Рубцов - прекрасный чистозвучный русский поэт; любите его стихи - остальное само скажется.

Николая Рубцова давно привычно подставляют в строку: Кольцов - Клюев - Есенин. Строго говорю - это спорное сближение, выстроенное чисто по внешним признаком, более по житейским характеристикам, чем по пиитическим. Все они очень разные поэты, о каждом из них мы еще будем говорить. Сюда следует добавить еще Владимира Соколова, Николая Тряпкина и некоторых других. И непременно - Велемира Хлебникова. Сегодня же - пока - на сей момент - короткий запев о Николае Рубцове. Короткий - потому что не успел, - упустил из виду очередную годовщину его смерти. "Я умру в крещенские морозы", - написал Рубцов и, как сказал - так и сделал. Слово поэта - пророческое слово, к сожалению.

Пробежимся буквально бегом по его стихам, как по первому снегу. И они и летят, и лежат - как снег, только не тают, не стареют, не тратятся, - жизнь растаяла, стихи остались. Пробежимся, проговорим, напомним - душе.

Загородил мою дорогу
Грузовика тяжелый зад. -

Дальше поэт неожиданно поворачивает и говорит совсем не то, что ты уже готов был интонационно услышать.

И я подумал: слава Богу, -
Село не то, что год назад! -

Такое неожиданное вранье, что стоишь и моргаешь - от неожиданности. Ничего особенного - просто начинается театр поэта. А в театре сцена - внутреннее - может говорить прямо обратное тому, что она - как бы сообщает внешне. Рубцов скоморошничает, обыгрывает чисто советское поэтическое восхищение "новой сельской жизнью".

Теперь в полях везде машины.
И не видать худых кобыл... -

Он прекрасно понимает о чем говорит, это вовсе не случайная проговорка; это "не ангел в нем сказался", это он сам - Николай Рубцов. Поэт гораздо умнее, чем о нем часто думают окружающие его "серьезные" люди. В подтверждение привожу его экспромт другу, где все понятия расставлены по своим местам:

Реки не видел сроду
Дружок мой городской.
Он смотрит в нашу воду
С любовью и тоской!
Вода тепло струится,
Над ней томится бор.
Я плаваю, как птица,
А друг мой - как топор...

А вот еще одна - скользящая, как утренний снег, зарисовка.

ПРАЗДНИК В ПОСЕЛКЕ

 

Сколько водки выпито!
Сколько стекол выбито!
Сколько средств закошено!
Сколько женщин брошено!

Где-то детки плакали...
Где-то финки звякали...

Эх, сивуха сивая!..
Жизнь была... красивая! -

Все схвачено и сказано мгновенно и точно. А вот еще одна "Сказка-сказочка" - в развитие предыдущей.

Влетел ко мне какой-то бес.
Он был не в духе или пьян.
И в драку сразу же полез:
Повел себя как хулиган.

И я сказал: - А кто ты есть?
Я не люблю таких гостей.
Ты лучше с лапами не лезь:
Не соберешь потом костей!

Но бес от злости стал глупей
И стал бутылки бить в углу.
Я говорю ему: - Не бей!
Не бей бутылки на полу!

Он вдруг схватил мою гармонь.
Я вижу все. Я весь горю.
Я говорю ему: - Не тронь,
Не тронь гармошку! - говорю.

Укнулся бес в какой-то бред
И вдруг завыл: - О Божья мать!
Я вижу лишь лицо газет,
А лиц поэтов не видать...

И начал книги из дверей
Швырять в сугробы декабрю...
...Он обнаглел, он озверел!
Я... ничего не говорю. -

И опять и с социальной, и с медицинской точки зрения - все совершенно точно сказано; и с драматургией полный порядок. А так же этически и эстетически. У настоящего поэта эстетика всегда совпадает с этикой - между ними нет зазора, поэту не требуются "подтяжки и натяжки" что лучше показать свое лицо.

И конечно невозможно не вспомнить "Доброго Филю" - это просто ключ к русской ментальности, или - к русскому характеру, если вспомнить старое обозначение того же явления.

Я запомнил, как диво,
Тот лесной хуторок,
Задремавший счастливо
Меж звериных дорог.

Там в избе деревянной,
Без претензий и льгот,
Так, без газа, без ванной,
Добрый Филя живет.

Филя любит скотину,
Ест любую еду,
Филя ходит в долину,
Филя дует в дуду!

Мир такой справедливый,
Даже нечего крыть...
- Филя! Что молчаливый?
- А о чем говорить?

Тишина - как самодостаточность; когда в мире все в порядке - об чем суетиться? Никто никому не мешает, когда все стоит на своих местах, - даосская схема бытия. Как будто не было еще ни религиозных, ни социальных катаклизмов, мир еще не вывернулся шерстью внутрь, душа еще не поссорилась с разумом и помнит себя и бережет свое окружение.

А вот почти та же картина, в том же равновесии сил, - но произнесенная уже от лица самого поэта ("картина" - я здесь употребляю - как драматургический термин, а не в обозначение холста живописца).

Стукнул по карману - не звенит.
Стукнул по другому - не слыхать.
В тихий свой, таинственный зенит
Полетели мысли отдыхать.

Но очнусь и выйду за порог
И пойду на ветер, на откос -
О печали пройденных дорог
Шелестеть остатками волос.

Память отбивается от рук,
Молодость уходит из-под ног,
Солнышко описывает круг -
Жизненный отсчитывает срок.

Стукну по карману - не звенит.
Стукну по другому - не слыхать.
Если только буду знаменит,
То поеду в Ялту отдыхать...

И опять - заметьте - Рубцов нисколько не сомневается ни в себе, ни в восприятии себя "современниками". Современников я беру в кавычки поскольку современниками могут считаться лишь те, что движутся в одном дыхании, живут в одном понимании. "Нет, никогда, ничей я не был современник." (О.Мандельштам)

А вот картина обратная - как тень к свету; поскольку все явления мира - парны.

В ГОСТЯХ

 

Трущобный двор. Фигура на углу.
Мерещится, что это Достоевский.
И желтый свет в окне без занавески
Горит, но не рассеивает мглу.
Гранитным громом грянуло с небес!
В трущобный двор ворвался ветер резкий,
И видел я, как вздрогнул Достоевский,
Как тяжело ссутулился, исчез...

Не может быть, чтоб это был не он!
Как без него представить эти тени,
И желтый свет, и грязные ступени,
И гром, и стены с четырех сторон!

Я продолжаю верить в этот бред.
Когда в свое притонное жилище
По коридору в страшной темнотище,
Отдав поклон, ведет меня поэт...

Куда меня, беднягу, занесло?
Таких картин вы сроду не видали.
Такие сны над вами не витали,
И да минует вас такое зло!

...Поэт, как волк, напьется натощак.
И неподвижно, словно на портрете,
Все тяжелей сидит на табурете,
И все молчит, не двигаясь никак.

А перед ним, кому-то подражая
И суетясь, как все по городам,
Сидит и курит женщина чужая...
- Ах, почему вы курите, мадам?
Он говорит, что все уходит прочь
И всякий путь оплакивает ветер,
Что странный бред, похожий на медведя,
Его опять преследовал всю ночь,
Он говорит, что мы одних кровей,
И на меня указывает пальцем,
А мне неловко выглядеть страдальцем
И я смеюсь, чтоб выглядеть живей.
И думал я: "Какой же ты поэт,
Когда среди бессмысленного пира
Звучит все реже гаснущая лира,
И странный шум ей слышится в ответ?.."
Но все они опутаны всерьез
Какой-то общей нервною системой:
Случайный крик, раздавшись над богемой,
Доводит всех до крика и до слез!
И все торчит.
В дверях торчит сосед,
Торчат за ним разбуженные тетки,
Торчат слова,
Торчит бутылка водки,
Торчит в окне бессмысленный рассвет!
Опять стекло оконное в дожде,
Опять туманом тянет и ознобом...
Когда толпа потянется за гробом,
Ведь кто-то скажет:
"Он сгорел ... в труде."

Ветер срывается с городской кровли и летит далее, далее по белому свету - ищет лицо человеческое, ищет живой огонек домашнего тепла, - ведь где-то есть он - за ночью, за метелью, за снегом?

Мир держится словом поэта. Из слова поэта слагается язык, от языка рождается нация - как культура; поскольку это одно и тоже. И лишь много позже является государство и присваивает себе все эти дары - вкупе с первородством.


Источник: Русский переплет