Печальный дом

Андрей СМОЛИН

Именно так назвал своё эссе об этом адресе Рубцовых в Вологде Вячеслав Белков. Конечно, сам дом не может быть «печальным» или, скажем, «радостным». Всё зависит от нашего восприятия. Зная историю семьи Рубцовых того периода, мы понимаем, что в этом доме у них радости почти и не случалось… Итак, отправляемся на улицу Ворошилова, 10. Почему 10? Ведь дом стоял почти посредине этой улицы, а нынешняя Галкинская не самая короткая улица Вологды. Дело в том, что в 1959 году ул. Ворошилова продлили за счёт ул. Красноармейской до Кировского сквера. Тогда-то дом под номером 10 и стал номером 32 (буду делать и такие уточнения для будущих исследователей биографии Н.Рубцова).

Ворошилова, 10

Ворошилова, 10 (самый ранний из известных снимков). Во всей видимости, Рубцовы поселились по этому адресу в конце июня или начале июля 1941 года. Предполагаем, что хозяин квартиры ушёл в действующую армию. В.Белков установил и имя хозяйки квартиры (как мы знаем, свою роль она сыграла и в жизни Коли Рубцова). Это ведь о ней расскажет сам поэт: "…Отец ушёл на фронт. Соседка злая не даёт проходу".

Соседи по дому, потом, правда, обижались: мы же порядочные люди, это ведь хозяйка квартиры Ульяновская!.. Но поэту тут нужна была типичная история, иначе бы пришлось объяснять откуда взялась эта «хозяйка» в его стихотворении.

Сейчас буду просто цитировать своего друга Вячеслава Белкова, мне нет смысла что-то тут пересказывать вслед за ним. «Итак, деревянный двухэтажный дом, Ворошилова, 10… В угловой комнате на первом этаже (22 кв. метра) поместились и хозяйка комнаты Анна Алексеевна Ульяновская и семейство Рубцовых – отец, мать и пятеро детей… В комнате – четыре окна, печь, посредине стоял стол. Дети спали на сундуке. Кухня была общая с соседями». Можно добавить, что дом был многоквартирный, с тремя входами. За домом разбивались грядки. Внутренний двор был большой: сарайки и многометровые ряды поленниц (двор этот я хорошо помню, у меня в доме напротив жил товарищ детства, мы часто исследовали потаённые закутки этого квартала). Где-то тут и растил Коля Рубцов свой аленький цветок…

Да, почему пятеро детей? В конце октября 1941 года в семье Рубцовых вновь случилось прибавление. Новорождённую назвали Надеждой. Она всю свою коротенькую жизнь и прожила в этом доме. «Якобы Александра Михайловна, – снова цитирую В.Белкова, – плохо кормила младшую дочку и говорила: «Девку мне эту не надо…» Чего только не скажешь в сердцах!» Но если честно, понять А.М.Рубцову теперь можно. Всего скорей, она уже серьёзно болела. Вряд ли ещё в Вологде был голод. Да тогда мало кто и верил, что война затянется надолго (именно такие настроения были среди мирного населения после предвоенной пропаганды). Но жизнь-то всё равно становилась всё хуже и хуже, а надо было поднимать и остальных детей. Ведь мы не знаем, ходили ли Коля и Боря Рубцовы в детский сад. Значит, они были под опекой матери. И весь этот семейный груз Александре Михайловне приходилось тащить на себе, Михаил Андрианович, вероятно, уже находился на полуказарменном положении, дома не бывал неделями. В сентябре Алик и Галя пошли в школу. Зима с 1941 года на 1942 год выдалась суровой… И даже природа повлияла на судьбу Коли Рубцова.

Ворошилова, 10

Школа, в которой училась Галя Рубцова

Немного комментария к фотографиям. Очень долго мы знали фотографию, на которой «печальный дом» снят наискось слева. Теперь появились и другие виды. Остаётся загадкой на какие окна обратить внимание: слева или справа? Известно, что окна квартиры выходили на улицу. Но какие из них точно – установить уже, вероятно, не представляется возможным… Нужно обратить внимание, что самый ранний снимок этого дома тот, что с балконом. Именно таким его и видел Коля Рубцов. Тут же фотография и школы, где училась Галя Рубцова. Пятилетний Коля мог иногда ходить с матерью встречать сестру, ведь учились в войну в три смены, последняя заканчивалась уже глубоком вечером. Но наш рассказ о доме на Ворошилова, 10 будет ещё продолжен. И тогда уже этот дом покажется не только «печальным», но и «трагичным»…

Понятно, что эти заметки записывались в рабочую тетрадь давно. Но как тут не обрадоваться свежим новостям. Буквально на днях вологжанин Андрей Волков поделился своими воспоминаниями: «Рубцовы жили в угловой комнате на первом этаже. Их окна по два слева и справа от угла. Слева от входа в дом два окна моих бабушки и дедушки Шадруновых, Александра Алексеевича и Зинаиды Ивановны. Третье окно во двор - это коридор, четвёртое - крохотная комнатка тети Шуры Тюриной. В 1950-е годы Ульяновская жила в комнате второго окна от крыльца направо. Та часть дома уже не была обшита «вагонкой». Запомнилось, что потолки там были обшиты деревянной рейкой и покрашены, а в левой части дома потолки отштукатурены с розетками и тягами (вроде лепнины)».

Ну вот! Ещё в 1980-е годы Вячеслав Белков успел записать воспоминания соседей Рубцовых по Ворошилова, 10. Но таких подробностей и у него не зафиксировано. Так и кажется, что сейчас к тому распахнутому окну с занавеской подъедет телега, Михаил Андрианович Рубцов будет передавать в окно Александре Михайловне продукты – паёк на многодетному семью. «По пути из Красных казарм на вокзал, – снова цитируем очерк В.Белкова «Печальный дом», – «заедут домой, шаранут с телеги мешок муки, крупы, бутыли со спиртом прямо в окно передадут. Тётя Шура ходит по комнате и ест – в одной руке кусок масла, в другой руке кусок хлеба». Странно, что соседские дети запомнили «бутыли спирта». Наверное, это могли быть какие-то лекарства? Жидкий кальций, например (я в этом плохо разбираюсь). Но и спирт, конечно, тоже был: «Бывали пьянки. Взрослые с Ульяновской выпивали. Отец же был снабженцем…»

Ещё один читатель полюбопытствовал: почему нет забора, хотя на другой фотографии он есть? Заборы ушли на дрова в войну! Уж не знаем, по какому принципу их там делили соседи между собой (наверное, и ссоры возникали), но это тоже реалии военного времени. Напомним, что зима 1941-42 годов была суровой и многоснежной!

Кто-то скажет: зачем теперь и нужны подробности той далёкой и трагической эпохи? Всего лишь с одной надобностью: хочется запечатлеть житейскую атмосферу вокруг будущего выдающегося поэта Николая Рубцова. Вячеслав Белков так писал об этом: «Когда по отрывочным свидетельствам пытаешься восстановить жизнь Николая Рубцова, особенно самые далёкие от нас детские годы, то не покидает чувство неудовлетворённости. Всё время чего-то не хватает. Видимо, не хватает каких-то житейских подробностей – вещей. Кукол, чашек, сапожек… Не знаешь, что окружало Колю. Какая мебель у них была, о чём они разговаривали тогда, какая была погода, наконец!» Это, действительно, важно! Ведь известно, что человек формируется именно в возрасте до 5-7 лет. И все его будущие достижения и «комплекс» всего характера надо искать в этом возрасте. В следующей главе нашего очерка мы и попробуем воссоздать атмосферу 1941-42 годов в Вологде. Помогут мне тут воспоминания моей мамы, которая жила в войну на той же улице Ворошилова, всего в двух кварталах от Ворошилова, 10… Тут я словно отдаляю что-то, чтобы и не начать рассказывать о подлинной трагедии детства Коли Рубцова…

Да, некоторые фотографии, как мне кажется, помогут восполнить какие-то представления о том времени. Вот такое платье по фасону могла носить Галя Рубцова. А повестка из военкома пришла в соседний квартал от Ворошилова, 10. (ул. Железнодорожная – это современная Ветошкина, дом №9 по ней – почти угловой с Ворошилова)… В госпиталь на Калинина Коля Рубцов почти наверняка ходил к Софье Андриановне (тёте Соне), она там работала в столовой…

Не однажды Вячеслав Белков называл дом на Ворошилова, 10 – самым истинным «вологодским адресом» Николая Рубцова. Отчасти это справедливо. Во всяком случае, это последний семейный очаг в детстве будущего поэта. Вячеслав Сергеевич Белков успел записать воспоминания соседей семьи Рубцовых. Почти все они в 1941-42 годах (нас сегодня интересует именно этот период) были ещё подростками. Надо вспомнить и их: Зинаида Ивановна Шадрунова, Зита Александровна Нужина, Андрей Игоревич Волков… Их память и сохранила бесценные свидетельства о том времени.

Мы и ещё раз попробуем воссоздать атмосферу раннего детства Коли Рубцова. Итак, представим себе семейную ситуацию. Семья живёт в комнате площадью 22 кв.м. Это отец, мать, двое подростков (Алик и Галя), двое почти погодков-дошкольников (Коля и Боря), новорождённая Надя. Можно ли долго усидеть дома? Конечно, все дети старались больше времени проводить вне дома. И конечно – во дворе! Вологодские дворы того времени – образ жизни большинства юных вологжан почти с утра до глубокого вечера.

Детвора, без различия возрастов, составляла единую дворовую «команду». Обычно им место отводилось на «заднем дворе», между сарайками и поленницами дров. Хотя почти везде было что-то вроде и лужайки для игр.

Наверное, многие предполагают, что дети в войну только и делали, что сидели по бомбоубежищам. На самом деле в тыловой Вологде война ощущалась разве что наплывом беженцев да длиннющими очередями за продуктами и керосином. Случались, конечно, «воздушные тревоги» для всего города. Но Вологду фашисты не бомбили. До сих пор гуляет легенда, что немецкие лётчики не смогли её разглядеть с воздуха: настолько она была укрыта зеленью деревьев.

Но вряд ли дети об этом знали. Дети, как это и должно быть в детстве, очень много… играли! Игры были разнообразнейшие! Конечно, футбол тряпичными мячами! Особенно распространена была лапта! Тут, понятно, двора было мало, лапта по правилам требует большого пространства. «Бывало, – вспоминала моя мама, – обежим три-четыре квартала! Много играли в «войну». Только вот «белыми» или «фашистами» быть никто не хотел…» Ну, и всякие там «прятки», скакалки, «ножички», «пристенок»… Зимой в каждом дворе сооружали что-то наподобие ледяной «горки». Кто-то вспомнил, что Коля и Боря Рубцовы очень любили пускать ручейки во дворе. Значит, это весна 1942 года! Другой весны у Рубцовых в доме на Ворошилова, 10 уже не случилось! Да, после суровой и многоснежной зимы, запоздавшая весна принесла свои беды в дом на Ворошилова, 10.

«В апреле 42-го года, когда растаял снег, весь дом снизу затопило. – Так рассказывал об этих событиях В.Белков в своём очерке «Печальный дом». – Рубцовы так и жили о колено в воде. Электричества не было, горела коптилка. Другие жильцы куда-то переселились на время. А Рубцовых наверх не пустили – там жила семья Серовых, глава семьи был сотрудником НКВД». Без сомнения, «наводнение» и его последствия (сырость, грибок) в квартире Ульяновской обострили хронические заболевания Александры Михайловны Рубцовой. И, вероятно, сказались на здоровье маленькой Нади…

В это время отец, Михаил Андрианович, был призван в армию. В марте 1942 года был такой набор, когда призвали военнообязанных 1891-1905 годов (кстати, мало кто знает, что М.Рубцов воевал в Красной Армии ещё в 1919-20 годах). Отец Николая Рубцова как раз под него и попадал. Не так и давно его внучка, Елена Николаевна Рубцова, наконец-то установила, что служил он конвоиром 250-го конвойного полка НКВД. Основные его подразделения располагались в окрестностях Грязовца. Там был оборудован лагерь для военнопленных ещё с финской войны. Но бойцы полка выполняли и другие функции. В частности – сопровождение пленных с фронта. В одной из таких командировок Михаил Андрианович был ранен и сильно контужен. Так что отчасти Николай Рубцов был и прав, когда много позднее писал: «На войне отца убила пуля».

Но это будет потом…

Кинотеатр им. Горького

Конечно, кроме игр во дворе, были и места прогулок в городе. Известно, что дети часто ходили в бывший Самаринский сад у Клуба Октябрьской революции (КОР) (по дорожкам которого, всего скорей, катали коляску или санки с маленькой Надей), в Детский парк, в кинотеатры им.Горького и «Искра». Уже взрослым Николай Рубцов написал такую зарисовку из своего военного детства: «…Однажды он < старший брат Алик> пришёл ко мне в сад и сказал: – Пойдём в кино. – Какое кино? – спросил я. – «Золотой ключик», – ответил он. – Пойдем, – сказал я. Мы посмотрели кино «Золотой ключик», в котором было так много интересного, и, счастливые, возвращались домой. Возле калитки нашего дома нас остановила соседка и сказала: «А ваша мама умерла». У неё на глазах показались слёзы. Брат мой заплакал тоже и сказал мне, чтоб я шёл домой. Я ничего не понял тогда, что такое случилось, но сердце моё содрогнулось...»

А случилось это 26 июня 1942 года… Но и этим событием наш рассказ о доме на Ворошилова, 10, ещё не завершается. Конечно, как вы понимаете, в войну никто с фотоаппаратом не ходил (было строжайше запрещено). Но попытаемся с помощью этих снимков воссоздать атмосферу вологодского дворика, конечно, во многом типичную и для дома на Ворошилова, 10. Даже и в годы войны…

В каждом дворе заливали такую горку

Игры на свежем воздухе

Итак, 26 июня 1942 года – один из самых чёрных дней в биографии Николая Рубцова. Его мама, Александра Михайловна, ушла из жизни в горбольнице на Советском проспекте. Но через два дня «старуха с косой» пришла и по адресу Ворошилова, 10. Господи, зачем ты прибрал такую малютку? Делаем выписки из воспоминаний Галины Рубцовой (Шведовой): «Умерла после мамы и маленькая Надя. Накануне она сильно плакала, плакала всю ночь… Ей было семь месяцев, а она выглядела трёхмесячной. К утру Наденька стала затихать. Я думала, что она уснула, и укрыла её. Взяла её на руки, а она ещё сильнее заплакала, так у меня на руках и умерла…»

К сожалению, Галина Михайловна не уточнила, где в это время были братья. То есть, могло ли быть так, что трагедия разыгралась на глазах Коли Рубцова? Тогда такой след она оставила его душе? Но, без сомнения, в эти дни он горестно вспоминал и о старшей сестре Надежде, которую, по его же словам, очень хорошо запомнил (Надя-старшая была вроде няньки для братика в Емецке и Няндоме, ушла из жизни 16-летней).

«Я смутно помню утро похорон…» – спустя много лет напишет Николай Рубцов. Да, для нас важно, что хоть и «смутно», но «помню». А потом и расскажет в прозе и в стихах следующее: «Часто я уходил в безлюдную глубину сада возле нашего дома, где полюбился мне один удивительно красивый алый цветок. Я трогал его, поливал и ухаживал за ним, всячески, как только умел. Об этом моем занятии знал только мой брат, который был на несколько лет старше меня».

«Стиль Рубцова-прозаика – писал Вячеслав Белков, – спокоен и прост. Но он захватывает читателя крепко-накрепко… Интересно, что история с аленьким цветком воплотилась у поэта в прекрасное стихотворение. Если грусть и трагедию можно назвать прекрасной…

…Этот цветочек маленький
Как я любил и прятал!
Нежил его, – вот маменька
Будет подарку рада!
Кстати его, некстати ли,
Вырастить всё же смог...
Нёс я за гробом матери
Аленький свой цветок.»

Признаться, меня многие годы мучает этот вопрос: а что это был за цветок? Ведь я прекрасно помню, что в тени сараек (действительно, в укромных местах двора) часто вырастали цветы явно не из полевых (к сожалению, спецификацию растений плохо учил на геофаке). Мне кажется, что это один из видов фиалок: небольшие, примерно 15-30 сантиметров, многоцветники, обычно тёмно-красные или фиолетовые, с таким «мохнатым» стебельком (вдруг кто и подскажет).

Итак, по-видимому, 28 или 29 июня 1942 года состоялись похороны Александры Михайловны Рубцовой. И вот тут для нас начинается почти детективная история. Дело в том, что пока никак не удаётся определить: на каком именно кладбище Вологды находится её могила? Сумятицу внёс… сам Николай Михайлович Рубцов! Однажды он сказал:

…Ведь шумит такая же береза
Над могилой матери моей.

Значит ли это, что он знал место могилы матери, хотя поэтический «текст» не может быть документом. По воспоминаниям Нинель Старичковой в другой раз Рубцов говорил с печалью в голосе: «Вон там, за мостом, похоронена моя мама». И укажет – на Кафедральный собор в честь Рождества Пресвятой Богородицы (церковь Рождества Богородицы) на Богородицком кладбище, в 1960-е годы варварски снесённом. А мост? «Горбатым мостом», старожилы Вологды помнят, называли деревянную эстакаду над железнодорожными путями в районе вокзала.

Вид на снесённое Богородицкое кладбище в Вологде,
слева - Горбатый мост, справа, бывшая 9 школа.

Да, пока есть большие сомнения по этому факту. Моя мама всю войну училась в 9-школе у Горбатого моста. И утверждает, что никаких похоронных процессий в сторону Богородицкого кладбища в те годы не было. Недавно опубликованы воспоминания ещё одной вологжанки, Любови Ивановны Сазоновой, которая жила в доме напротив этого кладбища. И она говорит о том, что в годы войны там не было захоронений, а кладбище, вплотную примыкавшее к железной дороге, всего скорее, усиленно охранялось. То есть, какие-то похороны сразу бы вызвали много вопросов у охраны.

Зато соседи Рубцовых по дому на Ворошилова, 10, вспоминают, что Александра Михайловна Рубцова (и, всего скорей, и Надя) нашли последний приют на Введенском кладбище Вологды. Это больше похоже на правду. А мост, опять-таки? Ну, наверное, Красный! Он был открыт для гужевого транспорта, а «катафалки» в войну – это простые телеги (не до пышности похорон было в то время). И раз Михаил Андрианович был в Красной Армии, то и похоронили её за «государственный счёт». И более того – в общей могиле! Вероятно, с красноармейцами, умершими в те дни в госпиталях. То есть, памятный знак матери Рубцова надо ставить на Воинском кладбище, как это сделано в память родителей Варлама Шаламова.

Биографы Николая Рубцова давно уже ведут поиски каких-то свидетельств по этому поводу. Будем надеяться, что их поиски помогут установить окончательную истину…

Как это ни странно, но после смерти Александры Михайловны Рубцовой, жизнь семьи Рубцовых в доме на ул. Ворошилова, 10, продолжалась. К сожалению, в рассказе о дальнейших событиях придётся использовать источник не самый надёжный. Это воспоминания сестры Николая Рубцова – Галины. Их записывали, когда Галине Михайловне было уже очень много лет, они не отличаются фактологической последовательностью. И кое-какие «легенды» о будущем поэте идут от неё.

Ну, скажем, известный нам первый «бунт» Коли Рубцова. По одной версии хозяйка Ульяновская потеряла карточки, а заявила, что их украл Коля Рубцов. По другой – сама Галя Рубцова послала шестилетнего мальчика в магазин «у Екатерины», а он их потерял. Она его сильно отругала. Есть и другие подробности этой истории. Но что делает шестилетний Коля?!. Он убегает из дома! Галина Михайловна приводила, опять-таки, разные данные об этом факте. Например, рассказывала, что Коли не было дома неделю. Она заявила в милицию, пришёл следователь с собакой, и собака нашла мальчика где-то в лесу, «под ёлкой»! Ну да, через семь дней собака найдёт следы в городе, в котором улицы затоптаны тысячами ног… Правда, я не знаю, может быть, есть и такие гениальные собаки!..

Тут же появляется легенда о том, что Коля в этом «побеге» сочинил своё первое стихотворение:

 

Вспомню, как жили мы
С мамой родною –
Всегда в веселье и в тепле…

Стихотворение длинное, со многими подробностями из той жизни. По словам Галины Рубцовой, она его записала вслед за Колей ещё в 1942 году. И оно – вот ведь чудо из чудес! – каким-то образом сохранилось (оригинала, впрочем, никто не видел). Просто надо знать, что сама-то Галина Михайловна вела очень подвижный образ жизни, много перемещалась по области, потом лишь оказалась в Череповце. Предположить, что сохранился именно этот листок из школьной тетрадки, скажем так, это из области ненаучной фантастики. Мне уже приходилось высказывать обоснованные сомнения в авторстве именно этого стихотворения. Хотя его по-прежнему много цитируют. Ну, что сделать, если кто-то легенды о Николае Рубцове ценит выше, чем правду жизни.

А вот другое стихотворение можно уже назвать «рубцовским», хотя тоже с известными сомнениями в его авторстве:

 

Раз, два, три,
Гитара моя, звени
Про жизнь мою
Плохую –
Мне хлеба не дают,
А всё не унываю
Да песенки пою.

Во всяком случае, где-то интонационно оно напоминает первое известное нам стихотворение 1945 года «Зима»:

 

Скользят
Полозья детских санок
По горушке крутой.
Дети весело щебечут,
Как птицы раннею порой.

…Дальше опять начинается много странного в этом периоде жизни Коли Рубцова. Известно, например, что 12 июля 1942 года Коля и Боря Рубцовы были отправлены в Красковский дошкольный детский дом, это в 18 километрах от Вологды. Но вдруг, по воспоминаниям той же Галины Михайловны Рубцовой, Коля снова оказывается в Вологде. Совершил побег? Ушёл самовольно? Или всё-таки был направлен на лечение в Вологду, а уже из больницы его забрала сама Галя Рубцова?.. «Одно время его хотела усыновить женщина-соседка, – продолжаем делать выписки из воспоминаний Галины Рубцовой, – всё говорила, что «больно уж мальчик-то хороший, глаза-то как звёзды». «Отдайте его мне», – просила она… Потом она вдруг передумала, решила, что он хулиганистый. Я, конечно, заступилась: «Вот именно, что не хулиганистый, хороший мальчик».

Как видим, два совершенно противоположных мнения о характере будущего поэта. И эти «противоположности» будут потом чуть ли не «красной строкой» во многих мемуарах и уже о взрослом Николае Рубцове.

Но надо заканчивать нашу повесть о «печальном доме» на ул. Ворошилова, 10. Биограф Рубцова Вячеслав Белков так завершал свой очерк «Печальный дом»: «В 1951 или 1952 году Николай Рубцов пришёл на улицу Ворошилова. На нём был нераженький пиджачок, кепочка. На крыльце дома номер 10 сидела молодёжь.
- Я бы хотел посмотреть, где мы жили.
- Как твоя фамилия?
- Рубцов.
- Иди, смотри. Жили вы у Ульяновской, но её сейчас нет дома.
Зашёл, посмотрел и ушёл. И больше ему никто ни слова не сказал, и чаю стакан не предложил…»

Но вот у нас появилась уникальная возможность узнать то, чего Николай Рубцов тогда увидел в доме своего раннего детства. Недавно бывшая вологжанка Галина Матвеева поделилась такими мемуарами: «Я помню этот дом в 1953-54 годах по адресу Ворошилова, 34 (или – 32? – ред.). Моей бабушки родная сестра жила в этом доме (Тюрина Александра Ивановна 1901 г.р.), а бабушка с нами жила через два дома по Ворошилова 40, кв. 8. И поэтому на время затопления комнаты мы забирали т. Шуру к себе. Напротив комнаты т. Шуры жили родственники Рубцова, самого Колю я не помню. В этой комнате я была, мне запомнилось: в правом углу чёрная тарелка-репродуктор больших размеров с хриплым звуком, за дверями вместо кровати стоял сундук, на нём была солдатская шинель вместо матраца и чёрное тонкое одеяло, лампочка без плафона, вместо стола была широкая тумбочка. Женщина была одета: тёплый платок, фуфайка, кирзовые сапоги, поверх фуфайки был фартук. Когда т. Шура пекла пироги, она просила меня отнести угостить соседей Шадруновых и Рубцовых. Ульяновскую соседи не любили, она продавала "бормотуху" пьяницам и сама с ними пила».

Да, это драгоценнейшие крупицы воспоминаний. Биографы Рубцова предполагают, что этой Рубцовой могла быть Александра Андриановна Селина, первый муж которой действительно погиб на фронте. Возможно, с ней жил и брат Рубцова Боря, которого взяли из Красковского детдома в 1944 году. Но тут пока ещё много других загадок.

Идет слом дома на Ворошилова, 10 (32). Фото В. Лисова.

А этот дом был построен на его месте.

…А какова же судьба дома на Ворошилова, 10 (32)? В августе-сентябре 1969 года он пошёл на слом. Сохранились уникальные снимки этого события. Их сделал фотолюбитель В.Лисов. Между прочим, примерно в это время Николай Рубцов был в Вологде. И, всего вероятней, видел, как уходил в небытие «печальный дом» его детства. Жаль, что мы теперь никогда не узнаем, что он думал по этому поводу…


Источник: «Николай Рубцов. Тихая моя родина»