Ещё одна рубцовская осень...
Павел Шабанов
Плачете как будто надо мною Но гляделки отчего-то сухи Только капнет горькою слезою Пьяненький Сережа Чухин…
Николай Рубцов (из ненаписанного) |
Ранней весной 1998 года на улице Энгельса разбирали старый дом на вывоз.
Изрядно подвыпившие мужики с пьяной бесшабашной смелостью быстренько снесли крышу и чердачное перекрытие и принялись сбрасывать бревна второго этажа. В это время от дома на противоположной стороне улицы подошла очень старая женщина в еще более старой одежде и, указывая на крайнее левое окно на втором этаже, сказала: «Вот в этом окне стоял Коля Рубцов».
Я завелся с пол-оборота… На какое-то время я забыл, что дом этот разбирают для меня и вцепился в рукав старухи. Застарелый перегар подсказал мне средство сделать ее разговорчивой, я грамотно ее опохмелил и вскоре узнал, что в конце сорокового года в этом доме несколько недель жила семья Рубцовых, и как-то все уехали и остался только запертый в квартире маленький Коля Рубцов. Семья приехала лишь на следующий день к вечеру, и почти все в это время Коля стоял, упершись ручонками в стекло и плакал. Похоже, его просто забыли в спешке. Когда уже собрались выламывать дверь, приехали его родные, и история эта забылась, и только сейчас, когда с треском стали выламывать оконные косяки, она вспомнила это маленькое происшествие на Златоустинской…
На Златоустинской? Мне почудилась какая-то нестыковка, я знал, что была когда-то Златоустинская набережная, и какое отношение к ней может иметь дом № 33 по Энгельса, стоящий от реки больше чем в полукилометре?
В это время раздался нарастающий шум, из стены между окнами выпал целый фрагмент, вслед за ним, хрипло матерясь, свалился плотник, Николай Кротов.
Я сунул бутылку с остатками водки старухе, и поспешил к дому, готовясь к самому худшему; по счастью, все обошлось, не было даже ушибов.
Со второго этажа я видел, как старуха, бережно прижав бутылку, пошла к многоквартирному двухэтажному дому напротив, и отметил в памяти - вот тот дом, наискосок через дорогу…
Ну, что ж – тенденция, однако. В свое время я познакомил Славу Белкова с директором детдома, в котором был Коля Рубцов (она жила в соседнем подъезде в моем доме на Панкратова), а теперь вот еще ему маленький подарок…
Погрузили и отправили «шаланду» с бревнами, я улучил момент и пошел к дому, в котором скрылась старуха. На крыльце блестела пустая бутылка. Дом встретил меня стойким запахом заброшенности. В нем давно никто не жил…
Чуть позже я узнал, что улица Энгельса раньше называлась Златоустинской.
Попытки отыскать эту старуху ни к чему не привели.
Осталась только вот эта история.
Была ли она на самом деле, придумана ли она полностью, или трансформирована причудливым алкогольным воображением – Бог весть…
Вот только она полностью вписывается в общий тон жизни поэта…
Я жил невдалеке от дома, в котором долгие годы жил отец Николая Рубцова, но никогда не делал даже попытки узнать - в каком именно из частных домов Октябрьского поселка жил Михаил Андрианович Рубцов…
Я чуть больше полугода прожил в интернате, пока моя мама лежала в больнице, а потом в санатории, и помню это неизбывное ожидание чуда, что вот кто-то приедет и заберет… Уверяю вас - ожидали все, без каких бы то ни было исключений…
У меня чудеса случались.
Однажды совсем неожиданно приехали Бондарчуки, у которых мы когда-то жили на квартире, и забрали на зимние каникулы в ставшую мне родной белорусскую деревню Радково, а потом летней ночью появилась мама и забрала меня навсегда…
И вот этого чуда не случилось в жизни Коли Рубцова - при живом отце он жил в детдоме, и он ни разу его даже не навестил…
Можно только представить, какой рубец на сердце оставило ожидание невоплощенного чуда…
В преддверии очередного всплеска всеобщей любви к мертвому поэту, я вдруг подумал - а ведь, наверное, еще живы многие из тех людей, руками которых жизнь наотмашь била Николая Рубцова…
Трудно ли было определить Колю Рубцова в один детдом с братом Борисом? Какие высшие государственные интересы заставили разлучить братьев?
Хотелось бы видеть его соучеников по литературному институту сейчас - пусть бы они, несомненно, гениальные, теперь сказали, что Рубцов - «поэт средних возможностей».
И выяснить фамилию администратора Центрального Дома Литератора, который в 1963 году схватил за шиворот Рубцова, а когда тот стал вырываться, это расценили как пьяную драку и на следующий день его отчислили из института.
Через месяц, правда, восстановили, разобравшись.
Но как было прожить этот месяц?
А официантка в том же ЦДЛ, великолепный образец советского холуя, в июне месяце 1964 года нахамившая Рубцову, и администратор, сдавший его в милицию? В милицию повели троих, но куда по дороге делись те двое, которые теперь, поди, числят себя среди лучших друзей Рубцова?
И опять исключили из Института…
По счастью, мелькнула мимолетная улыбка судьбы - публикации в «Юности» и «Молодой гвардии», и какое-то время он мог жить в селе Никольское, но эти деньги вскоре кончились, и вскоре в сельпо был вывешен портрет тунеядца Рубцова. Кто-то дал распоряжение, кто-то, высунув от старательности язык, майстрячил это да-дзы-бао…
Сейчас они, наверное, рассказывают о том времени как об особо плодотворном периоде в жизни Рубцова, во время которого он написал свыше пятидесяти стихотворений…
А женщина-таксист, решившая поживиться всей трешкой при 64 копейках на счетчике, и мент с соответствующим мента литетом, отправивший после разбора конфликта ректору Литературного института протокол, в результате чего снова Рубцова отчислили.
Про тещу говорить не будем, теща - она и есть теща…
Продолжать можно, кажется, до бесконечности - до заседания в Обкоме КПСС по поводу принудительного лечения в ЛТП, до…
Он был просто неприспособлен к этой жизни с двойной моралью и тройными стандартами - думать одно, говорить другое, а делать третье…
Так что трагический конец - вполне в логике того образа, что отпечатался в моем воображении - маленький одинокий мальчик беззвучно плачет за темным стеклом…
Трудно было ожидать другого конца - раньше бы его настигла пуля вертухая в тюремном коридорчике, а в 71 году хватило Дербиной…
Льдом заплыли буквы золотые
Как на дереве живом заплывшие зарубки…
Плохо ты хранишь себя, Россия.
Топчут грудь твою Дантесы в юбках.
Николай Рубцов.
(из ненаписанного стихотворения на смерть Гены Осиева)
Думаете, это все?
Как бы не так!
Примерно десять лет спустя Станислав Зайцев на дом родителей писателя Багрова в Тотьме повесил мемориальную доску с надписью: «Здесь у писателя С. Багрова бывал поэт Николай Рубцов».
И что же? Кто нам поведает имя того деятеля Вологодского облисполкома, который, заходясь злобой, велел памятную доску немедля снять: «Уберите! Здесь Рубцов у Багрова водку пил!»
Только не подумайте, что пишу я эти строки, в надежде напиться теплой крови обидчиков Рубцова.
Я совсем о другом.
…Ненастной ночью я привел домой поэта Сергея Чухина и до утра он, по детски беззащитный, спал на диване, а я в это время насмерть бился с женой на кухне, доказывая, что его нельзя выгонять, что это не пьяный незнакомый мужик, а настоящий, большой поэт, знакомством с которым она потом будет гордиться.
Этим же летом произошла его трагическая гибель.
Через несколько лет, расставляя на книжной полке книжки с Сережиными автографами, она никак не могла вспомнить эту ночь, как я ей не напоминал.
Подругам она рассказывала, как Сережа всегда был желанным гостем в нашем доме…
Что уж мы так любим мертвых поэтов?
Что нам мешает любить живых?
Второй этаж дома, вывезенный с улицы Гоголя, я поставил в поселке Майский. Жил в нем, пока строился дом, потом там была мастерская, сейчас сделал дом для мамы.
Иногда, пройдя мимо того окна, на которое показывала старая женщина, вдруг понимаю, что видел в окне маленького мальчика. Коля Рубцов беззвучно плачет, уперевшись руками в стекло…
Источник: