Николай Рубцов и… две Ларисы Васильевы

Леонид ВЕРЕСОВ

Это журналистское расследование началось с автографа, подписанного Васильевой Л.Н. Записка адресовалась Н.М.Рубцову и хранилась им среди личных бумаг. Она чудом уцелела, никогда не публиковалась и не комментировалась.

Ксерокопию документа я снял в частном музее Н.А.Старичковой и Н.Н.Александрова при жизни Нинель Александровны, весной 2008 года. Теперь после смерти Старичковой, данная публикация посвящается ее светлой памяти…

Лист бумаги содержал в себе некую неясность. Почему к Николаю Михайловичу обращались с просьбой и переводе стихов это понятно. Он первоклассно перевел на русский осетинского поэта Хазби Дзабалова, в чем-то схожего с ним по внутреннему миру. Но почему Л.Васильева, последние годы жизни поэта его задушевный друг, обращается к Рубцову на "вы" и еще путает его отчество ("Николай Иванович")?

На одном из литературных вечеров череповецкого литературного объединения мне запомнилось выступление И.Ю.Захарова, поэта, прозаика, переводчика о его опытах перевода английской поэзии. Игорю удалось тогда опубликовать свои переводы в журнале "Иностранная литература", где  зав.отделом была Л.Н.Васильевой. Он же нашел номер телефона Васильевой. Мы с И.Захаровым еще удивлялись, бывают же такие писательницы: совершенное знание языков, теоретик и практик переводческого искусства, крупный поэт, публицист, прозаик (книги о кремлевских женах и детях). Но рискнуть на разговор с Васильевой я все же решился из-за истины и любви к творчеству Рубцова.

Я дозвонился в редакцию, зачитываю ей эту записку, мямлю что-то, мол, хотя вы столько пишете, сильно заняты, но ради памяти Рубцова, ради дружбы с ним, прокомментируйте документ, забытый почти 40 лет. И вдруг оглушает ее спокойный ответ: "Извините, я только перевожу стихи и не дружила с Рубцовым, вы меня спутали с другой Ларисой Васильевой…"

Встречались в жизни Николай Михайловича и женщины-друзья, коллеги по поэзии, просто умные собеседницы.

Но всем, кто знаком с биографией Н.М.Рубцова, известно об удивительно трогательных отношениях поэта с Л.Васильевой, тогда еще молодым поэтом. С ее разрешения в статье публикуются выдержки воспоминаний из книги "Облако огня" (М.,1988). И надеюсь читателю сразу станет понятно, что ни о каких официальных обращениях на "вы" между Рубцовым и Васильевой не могло идти и речи.

Воспоминания о Рубцове Л.Васильевой из книги "Облако огня" (М.1988г.)

- Меня  не пускают в Дом литераторов. Проведи.
- Почему не пускают? Ты пьян?
- Ничего подобного! - он дохнул. Запаха спиртного не было.
- Почему не пускают?
- Не знаю. Пропуска нет. Несолидный, наверно.
 

Какой уж там солидный. Маленький, щупленький, рано облысевший, весь съеженный, как будто от холода, хотя вечер летний, теплый.
 

Провела.
 

- А теперь до свидания,- он повернул в сторону.
- Куда ты, посидим вместе.
- Нет уж, ты такая здоровенная девка, а я от горшка два вершка.
- Чушь. Я хочу с тобой поговорить.
- И я хочу. Дай свой телефон.
- Потеряешь.
- Ты дай. Не потеряю.
 

Рубцов звонил мне часто, и говорили мы подолгу, сначала бессвязно, как-то неуверенно, а потом - не остановишь. О чем? В общем, о литературе, кто нравится, не нравится, что написал, что написала.
 

Годы спустя Станислав Куняев спросил меня:
- Неужели это с тобой Николай часами говорил по телефону?
 

…Теперь, кажется, понимаю, почему он так любил говорить по телефону. По ту сторону трубки он был высок, силен, уверен в себе, раскован, смел. Со мной говорил очень яркий человек, не смущающийся никакими своими физическими несовершенствами, умный, меткий, чрезвычайно наблюдательный. Его характеристики были резки, жестки и весьма точны.
 

Случайно встретила я Николая на площади Пушкина, на повороте с Тверского бульвара у старого дома, ныне снесенного, где было "Молочное кафе". Без телефона разговор не шел.
 

- Из всех пишущих женщин я предпочитаю тебя, - сказал он мне с явным сознанием, что говорит нечто совершенно мне необходимое. Я была польщена.
- А я из всех пишущих мужчин - тебя. - Оба засмеялись.
- Нет, лучше по телефону,- сказал Рубцов и пошел прочь….

В 1969 году вышла в свет моя вторая книга стихотворений "Огневица". На одной ее странице было стихотворение "Полдень":

 

Окно раскрыто в завтра. На ступенях
крыльца сидит Николушка Рубцов.
Стакан зажат в руке, а на коленях
Обертки от зеленых леденцов.

Он встал, пошел - чужой судьбе вдогонку
иль собственной судьбе наперерез,
глазами провожая пятитонку,

встречая взором поределый лес.

Хоть в нем еще вчера не отпылало,
но завтра тихо брезжило уже;
и все, что я ему не рассказала,
теснясь, в моей туманилось душе;

и жгуче, будто от разлуки с братом,
волненье наплывало на глаза.
Асфальт чинили. Вперемежку с матом
звучал напев. Скрипели тормоза.

Рубцов позвонил мне из Вологды:
- Почему ты называешь меня Николушкой?
- Не знаю. Так получилось. Не нравится?
- Нравится. Приятно. Как княжича из "Войны и мира".
- Там Николенька. А само стихотворение как?
 

До чего же любим мы, стихотворцы, похвалу. Спра­шиваю и жду восторженного отзыва, сердце, кажется, не бьется, как будто вопрос всей жизни решается. Точно заметил Карл Маркс в письме Вейдермейеру: "Поэт - каков бы он ни был как человек - нуждается в похвалах… Я думаю, что такова уж их природа… Их нужно приласкать, чтобы заставить петь".
 

- Не знаю… Грустно очень. Отпеваешь меня?
- Чепуха. Само стихотворение - как? Хорошее или плохое?
- Так ведь оно обо мне - что в нем может быть хорошего.
 

Хохочу, кладу трубку. Нет, все-таки Николай - прелесть, умница, вот уж в самом деле природный ум и такт. Откуда что берется?
Откуда? Да все оттуда же, из северного родника жизни, оттуда, где почерпнул Николай строки:
 

В горнице моей светло,
Будто от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды.

Последняя встреча была месяца за два до его гибели. Тоже случайная, тоже на улице.
- Мне плохо жить,- я помню эти слова, как будто они сказаны были минуту назад.- Мне плохо жить. Возьми меня в свою семью, к ребенку и мужу. Я буду тихий. Попишем вместе. Ты в одном углу, я в другом.
 

Я ответила как-то неуверенно, и он свернул разговор. А я по сей день чувствую себя виноватой: если тогда взяла бы его в свою семью?..

Итак, Лариса Николаевна Васильева в 70-90-е годы поэт успешный и много печатавшийся. Перечислю несколько ее сборников стихов: "Льняная луна", "Огневица", "Роща", "Светильник", "Листва" и др. В конце 20 века Л.Васильева публикует книги "Кремлевские жены", "Дети Кремля", "Жены русской короны" и другие, которые принесли ей всенародную известность. Она точна и в характеристиках и в фактах, и уж конечно же не могла когда-то в конце 60-х годов перепутать отчество Рубцова, зная его довольно близко. Автору статьи удалось пообщаться с Л.Н.Васильевой на Рубцовской осени 2008 года в Вологде, перед ее встречей с читателями, 21 сентября в конференц-зале областной библиотеки и выяснить, что она прекрасно знает Л.Н.Васильеву свою полную тезку и даже ее отец одно время работал редактором в "Иностранной литературе". Но то что они обе связаны с именем Рубцова было для нее открытием.

Поэтесса Лариса Васильева и Леонид Вересов, автор статьи
Поэтесса Лариса Васильева и Леонид Вересов, автор статьи.

Таким образом, автограф был написан рукой Л.Н.Васильевой, но переводчицы с венгерского и английского языков. В ее переводах издавались произведения Т.Вулфа, М.Голда, В.Марикони, Ф.Каринты, Ш.Каняди, К.Сакони, И.Сабо, Б.Булчу и др. Васильева автор книги "Зеркало: Книга переводов" (М., Советская Россия, 1985).

Сейчас Л.Н.Васильева входит в редакционную комиссию журанала "Иностранная литература", заведующая отделом художественной литературы журнала.

Лариса Николаевна вспомнила в телефонном разговоре и свое письмо к Рубцову (посокрушавшись на тогдашнюю небрежность с отчеством поэта). И вспомнила ответное письмо Рубцова ей. В нем Николай Михайлович не обострял вопрос с отчеством, а просто его не поднимал или не заметил. Он все же спрашивал Васильеву: "…а почему ты ко мне на "вы" обращаешься?" Видимо, и он не знал, что это совсем другая Васильева обращается к нему с предложением. От участия в переводах Рубцов вежливо отказался, сославшись на занятость и желание все-таки писать свои оригинальные стихи, а не рифмовать мысли других поэтов. Письмо это, к сожалению, у Ларисы Николаевны не сохранилось. Сейчас-то она, конечно, считает Рубцова классиком русской поэзии, а в конце 60-х годов 20 века, он, в лучшем случае, был как писали "талантливый, самобытный русский поэт" – одно из многих поэтических дарований России.

Так одна Лариса Васильева оставила в судьбе и жизни Николая Рубцова яркой след, а другая Лариса Васильева лишь по касательной сумела притронуться к его творчеству.

Однако автограф Л.Н.Васильевой конца 60-х (без даты и, к сожалению, без конверта) все же заслуживает публикации, ибо связан с Рубцовым, а это интересно многим любителям поэзии. Итак, одной загадкой Рубцова стало меньше, но хочу надеяться любви к поэзии Н.М. Рубцова только прибавилось.


Материал предоставлен автором