Шарфик из козьего пуха

Юрий ГРИБОВ

Есть на вологодской земле городок с таинственным и непереводимым названием - Тотьма. Посторонние люди заглядывали сюда редко: далека и ухабиста дорога, да и не было здесь ничего, кроме клюквы, грибов и речной рыбы.

Но вот с недавних пор полузабытая деревянная Тотьма стала привлекать к себе внимание. И обязана она этим повышенным вниманием Николаю Рубцову. Это к нему, замечательному русскому поэту, идут и едут теперь люди. Едут и наши россияне, и иностранцы. Николай Михайлович Рубцов, всегда деликатный и совестливый, не может встать и побежать гостям навстречу, потому что он высечен из камня. Скульптор изобразил его во весь рост. Рубцов сидит на скамейке, тонкие свои пальцы сцепил на колене, на плечи небрежно пальто накинуто, и задумчиво смотрит он куда-то вдаль, как бы пронизывая взглядом всю Россию, которую он так нежно любил...

Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи...
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои...

Да, из этих скромных северных краев шагнул в русскую поэзию деревенский мальчишка Николай Рубцов. В начале войны пятилетним ребенком остался он сиротой, попал в детский дом, где прошла его юность. Со школьных лет чувствовал, как в ранимой душе его кипят мысли и желания, которые хотелось передать стихами. Этот талант, посланный самим Богом, не давал ему покоя. Он удивлял учительницу необычными взрослыми вопросами, казался старше своих лет...

А когда подошло время армейской службы, Рубцов попросился в моряки. И его взяли: телом крепок, развит, смел. Попал на Северный флот, был дальномерщиком на эскадренном миноносце, дослужился до старшины 2-й статьи. Флотская жизнь ему очень нравилась, он отпустил пышные усы, изображал из себя бывалого морского волка. Друзья по палубе любили Колю Рубцова за легкий веселый нрав, за то, что он лучше всех на гармошке и на гитаре играл, охотно читал свои стихи. А он уже не только их регулярно писал, но и печатал во флотской газете, участвовал в работе литературного объединения, выделяясь мастерством и зрелым взглядом на все события в стране и в мире...

Четыре года на флоте пролетели незаметно. Сойдя на берег, Рубцов не знал, куда податься, где якорь бросить: никто, в сущности, бывшего детдомовца не ждал. Помыкался он в Ленинграде, поработал кочегаром на Кировском заводе, а потом махнул в Москву поступать в Литературный институт.

- Смелый ты, однако, парень, - сказали ему в приемной комиссии. - У тебя же всего семь классов образования...

- Ну, примут, не примут! - сверкнул глазами Рубцов. - Пусть хоть вот этот сборничек прочитают!

И он положил на стол рукописную книжечку «Волны и скалы». Прочитав ее, строгие профессора не устояли против яркого, самобытного таланта, решили зачислить Рубцова в студенты, предложили ему в ходе учебы поскорее сдать экзамены за десятилетку экстерном...

Поэтическая жизнь Рубцова складывалась более или менее нормально, а вот в личной жизни ему не везло. Развалилась семья, а новую семью создавать он не торопился. В родной Вологде друзья с трудом исхлопотали ему маленькую комнатенку, и он там с радостью поселился. Не имел почти никакого имущества, разве что гармонь, подаренную Василием Ивановичем Беловым, да стол с кроватью.

Еще в институте ругали его за разные «художества», несколько раз исключали и снова восстанавливали. Спасали стихи. Они всех покоряли теплотой, лиризмом, душевностью и такой искренней любовью к Отечеству, что их нельзя было читать без слез.

В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды...

У Николая Рубцова сверхмузыкальный слух. «Я слышу печальные звуки, которых не слышит никто». «И пенья нет, но ясно слышу я незримых певчих пенье хоровое»... Недаром же многие его стихи превратились в песни. Их можно петь и без музыки. Музыка внутри самих стихов заложена, она рвется наружу. Рубцов обладает есенинским проникновением в тайники русской души. Два-три поэтических штриха - и вот уже перед тобой образ человека, его дела, любовь и страдания...

И Родину свою любимую он славил с историческим заглядом, с философским осмыслением. «Смотри, опять в леса твои и долы со всех сторон нагрянули они, иных времен татары и монголы». «Россия, Русь! Храни себя, храни!»

А как трогательно и образно писал он о детях, о зверях и птицах, о природе! Он жалел и медведя, в которого выстрелили из ружья, и зайчишку, «что друзей-то у него после дедушки Мазая не осталось никого». А вот еще про несчастную ласточку:

Ласточка носится с криком -
Выпал птенец из гнезда.
Дети окрестные мигом
Все прибежали сюда.
Взял я осколок металла,
Вырыл могилку птенцу.
Ласточка рядом летала,
Словно не веря концу.
Долго носилась, рыдая,
Под мезонином своим...
Ласточка! Что ж ты, родная,
Плохо смотрела за ним?

И юмористом Рубцов был метким, частенько над собой подтрунивал: «Стукнул по карману - не звенит, стукнул по другому - не слыхать!»

Жил он скромнее скромного. И одевался просто. Только шарфики у него всегда были красивые и нарядные. Однажды в Архангельске, где проходил выездной секретариат, я подошел к вологодской группе и, здороваясь с Рубцовым, с которым был знаком и раньше, обратил внимание на его элегантный шарф.

Нашему Коле есть кому такие шарфики дарить! - пояснил Виктор Коротаев. - Между прочим, из козьего пуха! Из чистейшего!

Стоявший в сторонке Рубцов застеснялся, милая улыбка тронула его губы. А писатели, еще не успевшие после вчерашних «обсуждений» поправить свои буйные головы, продолжали разыгрывать Колю...

На секретариате, который вел Сергей Михалков, Рубцова отмечали чаще других, предсказывали ему большое будущее.

А спустя несколько месяцев из Вологды пришла страшная весть: Коля Рубцов погиб! Вскоре стали известны и подробности его смерти: Рубцова задушила шарфом близкая ему начинающая поэтесса. Было это 19 января 1971 года. Все вспомнили пророческие стихи Николая Рубцова: «Я умру в крещенские морозы, я умру, когда трещат березы...» Так оно и случилось...

В эти дни Николаю Михайловичу Рубцову исполнилось бы шестьдесят пять лет. Всего-навсего. Рано умолк его поэтический голос. Вернее, умолк его человеческий голос, а поэтический с годами лишь набирает силу. Он встал памятником у себя на родине, его именем названы улицы и библиотеки. Его читают и поют. Поэзия Рубцова - это душа России. И Россия никогда не забудет своего верного сына и певца.


Публикуется по газете "Красная Звезда" (10.01.2001)