Легеды и были о Рубцове

Вячеслав БЕЛКОВ

Борису Тайгину

От автора

Чтобы стать великим поэтом, надо все раздать и идти.

Впрочем, можно и на месте сидеть, лет тридцать с небольшим. Да и раздавали не все из великих. Важнее другое — надо услышать и исполнить божью волю. «Восстань, поэт, и виждь и внемли, исполнись волею моей...».

Проглядели

Один из руководителей Вологодской области как-то сказал: все у нас хорошо тут с писателями и художниками, вот только завелся один сорняк, проглядели, — Николай Рубцов. Портит нам показатели, так сказать...

Не увенчан...

Слава Богу, что Рубцов никогда не был никаким лауреатом, не получал премий и наград. Он похоронен на обычном кладбище, среди обычных людей, как и жил — среди людей.

Одно время я даже боялся, что Рубцову дадут какую-нибудь премию посмертно—как Михаилу Светлову. Но... не хлопотали и не выхлопотали. В конце концов, решил я, должен же быть хоть один великий писатель неувенчанный и бедный.

Рубцов не был членом партии и членом профсоюза. Книжечка члена Союза писателей тоже ехала к нему очень долго. Поэт не был членом оргкомитетов и просто комитетов, членом комиссий и подкомиссий, редколлегий, бюро и советов. Не был почетным членом и просто членом. Ай-я-яй, Николай Михайлович...

Хорошо бы

На машинописном сборнике поэта «Волны и скалы» Василий Белов написал 11 ноября 1981 года: «Требуется переиздать миллионным тиражом». Давно пора.

Далеко видел

В тотемском музее хранится удостоверение: «Матрос Рубцов Н.М. действительно является классным дальномерщиком Военно-Морского флота. Подпись: командир в/ч, номер такой-то, капитан третьего ранга Гринчук».

Но Рубцов далеко видел не только в море. Не только на корабле. Он далеко и глубоко видел в истории, в жизни. Такое «удостоверение» подписали ему наши лучшие писатели и миллионы российских читателей.

Из хроники

В самом конце 1958 года (отправлено 26 декабря) Рубцов получил ответ из газеты «Комсомолец Заполярья», из Мурманска. Сотрудник газеты пишет о красивостях, стилистических ошибках в стихах молодого поэта, об отдельных его удачах...

Сейчас это письмо выставлено в Тотемском музее на всеобщее обозрение. И как другие экспонаты, только добавляет Рубцову славы.

Люди и время

Рубцов был человеком своего времени. Вместе со всеми он увлекался в молодости Хемингуэем и его книгами, любил знаменитого футболиста Эдуарда Стрельцова, хорошо отзывался о Ленине, размышлял об успехе Владимира Высоцкого... Как всякий русский, Рубцов с восхищением относился к Александру Невскому. Поэт хотел даже написать о Невском поэму, и называл своего будущего героя «светозарным».

Были, конечно, и вневременные пристрастия. Святыми были для Рубцова имена Пушкина, Тютчева, Есенина...

Биография

Одну из своих первых автобиографий Николай Рубцов написал в 1952 году, когда устраивался на работу в тралфлот:

«Я, Рубцов Н. М. родился в 1936 году в Архангельской области в с. Емецке. В 1940 г. переехал вместе с семьей в Вологду, где нас и застала война. Отец ушел на фронт и погиб в том же 1941 году. Вскоре умерла мать, и я был направлен в Никольский детдом Тотемского района Вологодской области, где кончил 7 классов Никольской НСШ в 1950г. В том же году я поступил в Тотемский лесотехнический техникум, где кончил 2 курса, но больше не стал учиться и ушел. Подал заявление в Архангельскую мореходную школу, но не прошел по конкурсу. В настоящий момент подаю заявление в Тралфлот. Н. Рубцов.»

В автобиографии этой, как мы теперь знаем, есть неточность. Отец поэта не погиб, и, возможно, вообще не был на фронте. К началу войны ему было уже за сорок, у него была ответственная разъездная работа. Примерно в 44-м году у отца уже была в Вологде новая семья... Будущим исследователям Рубцова предстоит ответить — насколько Николай был уверен в том или ином факте своей биографии, а насколько ему приходилось додумывать...

А в тралфлот будущий поэт попал, около года работал подручным кочегара на тральщике.

В резервации

Горькие, но во многом справедливые, строки Юрия Кузнецова:

...Поля покрыл железный хлам,

И заросла дорога в храм,

Ржа разъедает сердце родины.

Сплошь городская старина

Влачит чужие имена,

Искусства нет — одни новации.

Обезголосел быт отцов,

Молчите, Тряпкин и Рубцов,

Поэты русской резервации.

Автор заостряет ситуацию, он как бы протестует, кричит: разве возможна гармония в такую эпоху, разве может поэт воспевать сейчас гармонию!.. Когда-то и Александр Блок воскликнул: «Молчите, проклятые книги!..» Но, думаю, что нужны и гармоничные поэты лада и красоты. Особенно, если они так же талантливы, как Рубцов. Без красоты жить нельзя.

Из Японии

Недавно я получил из Японии письмо от Еко Наоно, которое она написала по-русски: «...Коротко познакомила читателей с жизнью и творчеством Николая Рубцова и перевела первое стихотворение из его сборника «Избранная лирика»... Мне тоже очень нравится простота и искренность слов Рубцова и чувствую в его стихах душу народа, и тот простор русской земли. Но передать такие оттенки в переводе —очень трудная вещь...»

Спасибо этой молодой японке за трудолюбие, умение и уважение к нашей родине, - к нашему поэту.

Знак времени

«Я уеду из этой деревни...». Одно из любимых стихотворений читателей и почитателей Рубцова. Многие увидели в этой «Прощальной песне» отражение своей судьбы. И действительно, это знак нашего времени, 50—70-х годов — «Я уеду из этой деревни...». Поэт точно уловил и сильно выразил общее настроение. То, что отец Рубцова ощутил, уезжая из деревни в 20-е годы, его сын пережил лет тридцать спустя.

Веселый бунтарь

Машинописный сборник Рубцова «Волны и скалы» (1962) — это, по-моему, книга игры и бунта. Поразительное сочетание, возникшее в молодой, но уже обожженной душе. Игра и бунт. Рядом со «звукописными» и ироническими стихами — стихи остросоциальные, серьезные. Вот игра:

Паром. Паромщик.

      Перевоз.

И я с тетрадкой и с пером.

Не то что паром

      паровоз —

Нас парой весел вез

       паром...

Здесь же «Морские выходки», «чья-то равнобедренная дочка...», искрометный «Разлад», множество шуток. А вот и бунт:

К мужику микрофон

       подносят.

Тянут слово из мужика.

Рассказать о работе

       просят

В свете новых решений ЦК...

И бунт против скопидомства — «Снуют. Считают рублики...». И знаменитое — «Ах, что я делаю!..». И стихотворение «Поэт», в оригинале которого строки «Еще мужчины будущих времен... разгонят мрак бездарного режима...».

Возможно, в то время это был самый сильный протест в нашей поэзии. У Рубцова по поводу сборника «Волны и скалы» могли быть, как говорится, неприятности с КГБ. Но его стихи — это не только мощный, но и очень талантливый протест.

Покоя нет

Интересно бывает проследить, как со временем меняется в литературе тот или иной образ, та или иная мысль.

Некрасов, следуя определенным традициям народной нравственности, называет идеалом крестьянской жизни—«покой, богатство, честь». Всем известны пушкинские строки:

На свете счастья нет,

но есть покой и воля...

Свое слово сказал о «покое» и Лермонтов: «Я ищу свободы и покоя!..». И еще: «А он, мятежный, просит бури. Как будто в бурях есть покой!».

Александр Блок, во многом продолживший Пушкина в нашей поэзии, высказал уже мироощущение человека и художника 20-го века:

И вечный бой!

Покой нам только

      снится...

И в этом же стихотворении, «Покоя нет!»

Николаю Рубцову покой, видимо, уже и не снился. Он довел это чувство до трагического предела: «Уж не смея мыслить о покое, мчусь куда-то...». А вот совсем другое его ощущенье

Светлый покой

Опустился с небес

И посетил мою душу!

Но основной настрой Рубцова почти совпадает с блоковским: «Когда стою во мгле, душе покоя нет...».

Коростель

Стихи настоящего поэта — уже больше, чем просто слова. Они перерастают литературу и возвращаются в жизнь. Николай Дмитриев однажды написал:

...Я в ночные поля

Окунаюсь, как будто в купель.

Там уже по-рубцовски

В тумане кричит коростель.

И это действительно так. Сила воздействия рубцовских образов очень велика, особенно на людей пишущих... И еще: великий поэт зачастую как бы исчерпывает тему, образ. То есть тень его таланта на время «закрывает» тему для других авторов. У того же Н. Дмитриева есть строчки: «После песен Рубцова не лезут в строку журавли...».

Любовь и валюта

Наверное, лучше других выразил непродажность рубцовской музы Станислав Куняев. Его стихотворение опубликовано в 1988 году:

Прошу всемирную шпану:

езжайте в Лондон иль в Айову,

не лезьте в душу к Шукшину

 и не мешайте спать Рубцову.

Калина красная цветет,

душа хранит и верит в чудо...

А посему — раздельный счет:

кому —- любовь, кому — валюта.

 

О прозе

Осенью 1964 года Рубцов пишет в письме: «Все последние дни занимаюсь тем, что пишу повесть (впервые взялся за прозу)».

Есть основания говорить, что поэт все-таки дописал свою повесть из моряцкой жизни. В воспоминаниях о Рубцове мне дважды встречался тот факт, что повесть лежала в чемодане, который был украден у поэта. В 1990-м году я нашел в архиве Николая Рубцова две машинописные странички этой повести. Почему они сохранились? Может, в чемодане в тот бедовый час лежали не все 2—3 экземпляра повести? Кто поможет мне найти истину?..

У поленницы

Как-то раз по телевизору в живом исполнении прозвучала народная частушка:

Все стояла и страдала

У поленницы у дров —

Что-то милый не целует,

Видно, ходит без зубов!

Отличная строчка «У поленницы у дров» (да и первая строчка) подсказывает, что эта частушка вышла именно из народа, а не придумана записными и платными участниками художественной самодеятельности... А у Николая Рубцова есть тоже прекрасные строки:

...Mы с тобой не играли в любовь,

Мы не знали такого искусства.

Просто мы у поленницы дров

Целовались от странного чувства.

Удивительно совпадает строфа поэта с текстом частушки. Мы не знаем, слышал ли Рубцов эту частушку. Но если и слышал, то она повлияла на него не прямо, а через подсознание, через гены. В общем, поэт гениально угадал и сумел передать эту грустную (а иногда веселую) ситуацию у поленницы дров...

Об усопшем

Сразу после Пасхи, 17 апреля 1990 года на могиле Николая Рубцова в Вологде состоялась лития об усопших. Были пропеты пасхальные стихиры. Собравшиеся почтили также память С. Чухина, А. Варюхичева, некоторых вологодских художников, похороненных рядом с поэтом.

Вопросы

На встречах с читателями, когда я рассказываю о Рубцове, естественно задают много вопросов. Вот некоторые из них и мои ответы. Я не выбирал самые характерные. Например, вопрос о гениальности возникал не часто.

— Знал ли Николай Рубцов, что он гениален?

— Конечно, знал. Гений знает все, в том числе и то, что он гений.

— Был ли Рубцов верующим человеком?

— Да. Об этом говорят не только иконы в квартире, но его стихи. Едва ли поэт регулярно ходил в церковь. В 50—60-е годы это было не принято. Рубцов верил по-своему, и, конечно, он менялся в течение жизни, навязанный в школе атеизм не сразу выветрился.

В хлеву

О партийных деятелях он говорил так: «Они живут с коровьей философией (тут он загибал пальцы и считал) —

накормят,

напоят,

случат,

подоят,

съедят.

Как говорил поэт Александр Романов, о деревне у Рубцова была тоска и боль всю жизнь.

Было

Георгий Дмитриевич Соколов по заданию обкома партии сопровождал писателей в поездке по Волго-Балту. На вечере поэзии в 94-м он вспоминал: «Был конец августа, на теплоходике из команды оставили только трех человек — капитан, повар и матрос Люся... Остановки делали в Кириллове, в Топорне (тут Рубцов вышел на берег и за два часа насобирал корзину грибов), в Вытегре... Из Вытегры на двух машинах ездили в Ошту... Рубцов запомнился мне простым и скромным».

Мандарины

Как все связано в этой жизни. Мир тесен, как говорится. Шагу ни ступить по улицам Вологды, чтоб не столкнуться с историей, с каким-то эпизодом из жизни известного человека.

Вот иду мимо Веденеевской бани, которая сама уже стала историей, и думаю: вологодские крестьяне по воле Ивана Грозного копали здесь ров, ставший речкой Золотухой. А на стадионе «Динамо», в двух шагах отсюда, играл некогда сам Эдуард Стрельцов, а за сотни лет до него размышлял под деревом святой Галактион... В кирпичном жилом доме напротив бани — был когда-то внизу продмаг, и однажды молодой лихой моряк Николай Рубцов покупал здесь для своей двоюродной сестренки Нади вкусные ароматные мандарины...

Совпадение

Из воспоминаний А. Веронского о Есенине: «Есенин был в цилиндре и пушкинской крылатке.

— Сергей, зачем такой маскарад?

— Хочу походить на Пушкина, лучшего поэта в мире...»

А вот вспоминает Е. Брагина, бывшая пионервожатая Никольского детского дома: «Готовили мы сцены о Пушкине-лицеисте к юбилею поэта. Все ломали головы над костюмами, и Коля очень переживал, желая хоть немножко походить на юного поэта. И попросил он завить ему волосы, чтобы стать кучерявым...»

Неопалимая купина

Свечи были на столе, здесь же стояли три иконы. Ближняя — икона «Неопалимой купины». Однажды, вернувшись домой, Рубцов обнаружил, что в комнате только что был небольшой пожар: вокруг стоял дым, было угарно. Видимо, от свечи загорелась клеенка и бумаги, почти все на столе выгорело. Черное пятно пожара остановилось у самой «Неопалимой купины». Огонь погас сам... Загадка состоит еще в том, что, по словам поэта, когда он уходил из дому, все свечи были погашены.

Родные бродяги

Задача биографа, исследователя чьей-то жизни — по возможности точно определить не только факты биографии своего героя, но и те настроения, которые им владели когда-то.

Определив эти настроения, надо их назвать, то есть дать им выразительную, читаемую форму. Иногда можно воспользоваться уже готовыми строками, в том числе и поэтическими. Часто так и поступают, когда надо коротко и емко сказать о писателе. Например, о Рубцове говорят его же строками: я люблю судьбу свою; светлеет грусть, когда цветут цветы; все движется к темному устью...

Мне кажется, что о последних годах жизни Рубцова точнее всего говорят строки Верлена, французского поэта, стихи которого Рубцов хорошо знал и любил. Вот эти страшные, испепеляющие строки:

Я всего натерпелся,

       поверь!

Как затравленный,

   загнанный зверь,

Рыскать в поисках

   крова и мира

Больше я, наконец,

не могу...

* * *

Так спасите от псов,

       от людей,

Дайте мне умереть

      поскорей,

Волки, братья,

      родные бродяги!..

 

Светился

Однажды в Грязовце читатели рассказали мне такой случай. Рубцов приехал в этот районный городок и, отыскивая кого-то из своих друзей, зашел в Дом культуры. Там шла репетиция народного театра, поэтому в зале было темно, небольшая подсветка была только на сцене. Но когда со сцены посмотрели в зал, то увидели идущего поэта — лицо его как бы светилось...

Это вспомнилось не случайно, разговор как раз зашёл о вере Рубцова. О том, кто же он был — святой, юродивый, блаженный? Сегодня читатели уже не боятся таких слов.

Помнят

Мурманский боцман пишет в газету: «Это же с легкой руки Рубцова до сих пор шутят в Мурманске: «Я весь в мазуте, весь в тавоте — зато работаю в тралфлоте!..».

Береги голову

Многие чувствовали, что Рубцов приближается к трагедии. Накануне 1971 года поэт получил от близкого человека такую открытку: «Поздравляю с Новым годом! Желаю... Береги голову, пока не поздно!..». Это было одно из предупреждений, добрый совет, видимо. Но Рубцов уже не слышал, он летел к своему концу.

Высота и глубина

Ярким, цветущим полднем вышел в поле Сергей Есенин. Красивый, ловкий, с острой косой в руках. Косил, «мял цветы, валялся на траве...». Доделал ту поэтическую работу, которая была начала в прошлом веке.

Когда пришел в мир Николай Рубцов, поле русской поэзии было выкошено во всех смыслах этого слова. Рубцов попытался было «выбежать из мрака» на свет, но это был не его путь и не его слова.

Ему достались сумерки, последние блики русской зари, полутона, ночь, предутрие, мерцание. Его предшественники прославили все земное. Тогда Рубцов пошел в глубину и в поднебесье. «Высокий дуб, глубокая вода...», «Звезда полей... смотрит в полынью». Он увидел звезду и мрак подземелья. Рубцову досталось еще много таинственного, божественного. И он успел как раз вовремя, ибо «мир таинственный» и древний, возможно, навсегда уходил — вместе с деревом и деревней. «Боюсь, что над нами не будет возвышенной силы...». Вариант у поэта: «Боюсь, что над нами не будет таинственной силы...».

Есенин ошибался, когда писал, что он «последний поэт деревни». Последний гениальный поэт — Рубцов. Хотя в городской поэзии, видимо, еще и теперь возможен неожиданный и прощальный взлет.


Публикуется по изданию: В.Белков. Половинка луны., Вологда, 1994