Письма 1965 - 1966 гг.
А. Я. ЯШИНУ
Никольское, 19 ноября 1965
Дорогой Александр Яковлевич!
Я часто вспоминаю Вас и тот вечер, когда мы с Феликсом были у Вас. Тогда за столом, между прочим, мне особенно понравились грибы.
Я давно уже в деревне (по-прежнему снимаю здесь «угол»). Первым делом, как приехал сюда, закинул удочку в холодную реку— ничего не попалось. Сходил в лес— ничего не нашел, кроме замороженных старых масляков и рыжиков. Потом все занесло снегом...
В деревне мне, честно говоря, уже многое надоело. Иногда просто тошно становится от однообразных бабьих разговоров, которые постоянно вертятся вокруг двух-трех бытовых понятий или обстоятельств. Бывает, что ни скажи — они все исказят в своем кривом зеркале и разнесут по всему народу. Так что лучше тут не откровенничать и вообще не отвечать на любопытные расспросы, но все время помалкивать— это ведь противоестественно. Особенно не люблю тех женщин, которые вечно прибедняются, вечно жалуются на что-то, вечно у которых кто-то виноват и виноват настолько, что они рады бы стереть его с лица земли. А у некоторых вообще все виноваты. Столько ненависти в словах некоторых женщин, вернее, все-таки баб, что слушать их просто страшно. Кажется, от «толстовства» в деревне и следа не осталось. Конечно, я знаю и очень привлекательные свойства сельских жителей, но все равно все навязчивей мне вспоминаются слова Сергея Есенина: «Нет любви ни к деревне, ни к городу...» Впрочем, то и другое (деревня и город) мне разонравились не в той помрачительной степени, в какой Есенину. А большинство мужиков деревенских (да и женщин некоторых) я по-прежнему люблю и глубоко уважаю.
В последнее время мне особенно понравилось топить по вечерам маленькую печку. Кажется, век бы от нее не ушел, когда слышишь, как говорят, что вот во второй половине ноября по всей европейской части Союза ожидаются сильные снежные бури. Но мне все же придется скоро уехать отсюда. Ну, что ж, странствовать я еще тоже не отвык. Главное, сдвинуться с места.
Александр Яковлевич! Я не знаю, как вы сейчас чувствуете себя (или, как здесь говорят, как можете), все в порядке с Вашим здоровьем? Но, искренне надеясь, что Ваш недуг прошел, и Вы, как прежде, стали сильным и могучим, я решил обратиться к Вам с просьбой по вопросу, вернее, по делу, важному для меня. Обращаюсь именно к Вам потому, что именно Вас, я уверен, только и послушают.
Дело в том, что у меня в Архангельске в Северо-Западном издательстве вышла маленькая книжечка— 1 п. л.
Недавно за эту книжку, за которую я должен был получить оставшиеся 40% гонорара, мне послали всего-навсего 29 рублей. При этом уведомили меня, что никакого недоразумения здесь нет, что произведен окончательный расчет. (И эту-то несчастную сумму они послали после долгой некрасивой волынки.) Они совершенно неожиданно для меня решили оплатить не все строчки, а только, видимо, рифмованные. Решили — сделали. Оплатили 470 рифмованных строк, но фактически в книжке 640 строк, т. е. за ними остался— я в этом убежден— долг. Это долг за 170 строк по 70 коп. Вот уж действительно свинью подложили! Я не злоупотребляю разбивкой строк, да дело еще и в том, что они сами кое-где ее убрали, а кое-где ввели,— значит, в художественном отношении они нашли это целесообразным. Так чего ж они, балбесы, подсчитали только рифмы! Они обязаны мне оплатить были по договору 1 п. л., равный 700 строкам (не важно, рифмованных или нет), фактически они обязаны мне оплатить 0,88 п. л., равного 640 строчкам (опять же не важно, рифмованных или нет). Правда ведь? Да во всех порядочных издательствах оплачивают все строки — это я знаю по себе.
Между прочим, у меня в книжке есть и белые стихи. По какому же принципу они оценили их? Если они взяли тут во внимание ритмические строки, то почему же они не сделали этого по отношению к другим «разбитым» стихам? Ведь разбивка— это и есть создание ритмических (интонационных) строк. Да есть там и такие стихи, в которых невероятно трудно подсчитать все рифмы. Ведь дело-то все-таки не в рифмах, а в строках! Рифма — лишь художественное средство, которое я могу использовать, могу и не использовать. Да что тут говорить! Они поступили очень непорядочно. Хотя бы тогда предупредили меня заранее, что у них такое (особое) правило оплаты стихов.
Просьба моя заключается в том, Александр Яковлевич, чтобы Вы посоветовали мне, что теперь сделать, или (если Вы найдете, что я прав), может быть, Вы сами напишете им об этом, и они образумятся. Что касается меня, то я им о своей претензии еще ничего не написал. Я бы плюнул на все это дело, но суть в том, что, уезжая в эту деревенскую глушь, я рассчитывал на эти средства и строил в связи с ними кое-какие планы. Теперь они рухнули. Я ведь не миллионер. Вот так: в книжке 640 строк, они же оплатили только 470 строк.
Плевать на это дело (отмахиваться от него) нельзя еще в смысле принципа. Если же вы, Александр Яковлевич, не совсем здоровы, то тогда извините меня и забудьте об этой просьбе. Я Вас очень прошу: в этом случае извините и забудьте! Жаль, что эти идиоты вынудили меня побеспокоить Вас и испортить свое письмо. Передайте мой сердечный привет дорогой Злате Константиновне, Вашим чудесным девушкам и ребятам. Будьте здоровы! Да хранит Вас Бог!
Николай Рубцов
Вологодская обл., Тотемский р-н., с. Никольское
(Далее идут написанные от руки два стихотворения: «Осенние этюды» с посвящением А. Яшину и «Кружусь ли я в Москве бурливой...».)
Р. S. Книжка моя называется «Лирика». Может быть, Вы сумеете не очень долго собираться с ответом. Буду Вам искренне благодарен и обязан.
19/XI—65.А.А. РОМАНОВУ
Никольское, 19 ноября 1965
Дорогой Саша!
Извини, что беспокою (чёрт возьми, перо ужасно грубое, какое-то рондо). Дело вот в чём. Мне пришло письмо из Архангельского издательства. В нём пишут, что в моей книжке 470 строк, которые они и оплатили. На самом же деле в ней 640 строк, т. е. 170 строк остались неоплаченными (напомню, что по договору с издательством Рубцову обязаны были оплатить 700 строк, но многие стихи просто выбрасывались, и сборник получился меньшего размера, по мнению поэта, 640 строк, а по мнению издательства, и всего 470 строк – Л.В.). Послушай, что это за поведение со стороны издательства? Они, видишь, думали, думали и придумали оплатить мне только, видимо, рифмованные строчки. Но дело в том, что так теперь никогда не делается ни в одном порядочном издательстве. Я точно знаю, например, что «Советский писатель» оплачивает все строчки полностью. Ты знаешь, я уже бывал напечатан почти во всех толстых журналах – и там плата за стихи (даже в «Юности») такая же – за все строчки. Да и, конечно, не по 70 копеек.
Да вот ещё что, если говорить о принципе оплаты стихов. Там у меня, в этой книжке есть белые стихи («Соловьи») как же они их оплатили? Очевидно, они брали во внимание не рифмованные (там их нет), а ритмические строки. Но в таком случае, почему же они по этому же принципу не стали оплачивать «разбитые» стихи. Ведь всякая разбивка стихов – это и есть создание ритмических (интонационных) строк. Так вот тут уже противоречие. А принцип оплаты стихов должен быть один. Во всех, повторяю, порядочных издательствах используют самый справедливый единственный принцип – плата за все строки. Так что, Саша, за ними явно остался долг и, как сам видишь, значительный – за 170 строк по 70 копеек (ведь такую мизерную построчную плату и то не хотят произвести по-человечески, этично).
Пишу тебе об этом потому, что хочу узнать от тебя, что же мне теперь сделать? Хочу также узнать, как оплачиваются в этом издательстве лично твои стихи и стихи, например, С. Викулова, вообще, других. Чтобы не заставлять меня ждать (а я хочу после твоего авторитетного ответа написать письмо в издательство), ты, пожалуйста, пошли мне ответ короткой телеграммой, по существу, что считаешь необходимым сообщить. Между прочим, а как же они поступили с таким стихотворением, как «Тихая моя родина», в котором все четверостишия (рифмованные полностью) пишутся на две строчки? Такого же «запутанного» вида стихотворение «Таковы на Руси леса». Ещё я должен тебе сказать, что разбивку кое-где они сделали сами (а кое-где убрали). Например, в стихотворении «Загородил мою дорогу», т. е. они нашли это целесообразным в художественном отношении. Так чего же они, балбесы, только рифмы подсчитали? Кстати говоря, в этом стихотворении «Загородил мою дорогу» разбивка некоторых строк, на мой взгляд, абсолютно не нужна. Ну, это уже дела творческие. И в «Тихой моей родине» тоже кое-где поразбивали (ну, видно, строки не помещались).
А что же о семинаре ничего не слыхать? Саша, будь друг, оттелеграфируй сразу же ответ. А строчки в книжке не можешь ли сам подсчитать, чтобы не было недоразумения.
Твой Н. Рубцов.
Ф.Ф. КУЗНЕЦОВУ
Никольское, 20 ноября 1965
Добрый день, дорогой Феликс!
Перед отъездом из Москвы я заезжал к тебе домой с бутылкой шампанского, чтобы проститься. Видел тогда только твоих девочек. В тот же вечер немедленно выехал из Москвы, доставившей мне на этот раз столько неприятностей. Хотел уехать нарочно один, без всяких провожающих, но на вокзале меня поджидала Лариса. Это моя знакомая — очень хорошая юная девушка. Она узнала от кого-то, что я уже собрался уехать в Вологду, и целый вечер находилась на вокзале возле всех поездов, идущих на Вологду. Возле одного из них мы и встретились. Эта встреча меня обрадовала, и мое мрачное настроение (будь проклято это желтое общежитие, где даже друг в отместку может подло напакостить) перед самым отъездом немного рассеялось.
Живу тихо, но не настолько спокойно, как это некоторые могут подумать, представляя себе деревню. Нет. Где люди — там нет покоя. Пусть только два двора будут стоять посреди огромной тайги — но и тогда все равно будут происходить драмы, вплоть до самых ужасных трагедий.
Иногда хожу в лес, рублю дрова — только щепки летят. Недавно со страшной силой ударился поперек бревна боком, даже ребра затрещали — так что сейчас, когда я пишу это, мне приходится по временам отходить от стола, чтобы отдышаться, хватануть кислорода.
Феликс! Я обратил внимание, что листок, на котором я пишу, лежит на «Лит. газете», а в ней написано: «Моя поэтическая личность... всегда отделена от меня». Это слова какой-то Майи Борисовой, которые приводит в своей статье «Диалог соседей» твой (и наш общий) друг Ал.* Михайлов. Приводит их и добавляет: «Мне близка эта мысль, подтверждающая мою позицию в наших спорах о лирическом герое». Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Умники! Ужас! Михайлов, оказывается, не «рубит» в поэзии. А ты говорил... Нашел еще, на кого ссылаться! Великий русский поэт Борисова! Ну, да ладно: у них своя компания, у нас — своя.
И прошу прощения: я задел такую личность, от которой навсегда отделена не только поэзия, но и в любой момент может отделиться приказ о моем исключении из института.
Дорогой Феликс! Напиши мне, будут ли мои стихи в «С.М.»? А еще буду рад, если напишешь о себе.
У меня вышла в Архангельске маленькая книжечка. Да хранит тебя бог!
Н. Рубцов
20 ноября 1965 г.
Посылаю пару стихов из последних. Кое-что буду еще там заменять.
Далее приведены стихи:
«Осенние этюды»
«Кружусь ли я в Москве бурливой...»
«Памяти Анциферова»
«Избушка» (Зачеркнуто Н. Рубцовым)
Ну, последнее стихотворение — «Память» — вряд ли произведение. Но все-таки это мимолетный (как мимолетное рукопожатие) знак любви и уважения к Коле Анциферову. А ты все-таки не забудь о «С. М.».
Н. Р.
В ГОРОТДЕЛ МИЛИЦИИ г. ЧЕРЕПОВЦА
Вологда, декабрь 1965
Уважаемые товарищи!
Очень прошу Вас сообщить адрес Рубцовой Галины Михайловны, г. р. 1929-й, которая сейчас проживает в г. Череповце. И еще очень прошу сообщить мне об этом, не задерживаясь, т. к. мне это совершенно сейчас необходимо.
Она моя сестра.
С уважением — Рубцов Николай
Мой адрес: г. Вологда, ул. Ленина, 17, Союз писателей.
Письмо Н.М. Рубцова в горотдел милиции г. Череповца.
Л. Н. ВАСИЛЬЕВОЙ
12 декабря 1965
Здравствуй Ларочка!
На душе скверно. Тяготит прозябание. Если б ты знала, как хочется глотка свежего воздуха!
Вчера был банкет. Положа руку на сердце — пьяный я нехорош. Душа болит, но пить больше не могу.
А стихи хорошие написал. Впрочем, опять начинаю себя хвалить. А важно твое мнение. В Москву пока приехать не могу, адрес прежний. Буду ждать ответа!
Н. Рубцов.
[Далее записаны стихотворения «Оттепель» («Нахмуренное, с прозеленью, небо...»), «Улетели листья», «Уборщица рабочего общежития», «Не пришла», «Праздник в поселке», «Букет».]
PS. Ларочка! Извини, машинки не было. Очень важно твое мнение! До скорого!
Письмо Н.М. Рубцова, написанное Л.Н. Васильевой. (Письмо было обнаружено на интернет-аукционе (декабрь 2022 года), ранее не публиковалось.)
А. А. РОМАНОВУ
Никольское, начало 1966
Добрый день, Саша!
Получил ты или нет мое первое письмо, которое я написал тебе еще до Нового года,— я не знаю. Живу по-прежнему.
Саша, будут (...) или не будут мои стихи в «Кр. Севере»? Забыли о них, может быть? Если же не забыли и отменили опять их публикацию, то сообщи, пожалуйста, об этом. Чтоб я не надеялся.
Нет ли какой-нибудь работы для меня в Вологде? Здесь ее нет. Чувствую себя изгнанником.
Спасибо за рецензию на подборку тех моих стихов. Я эту рецензию получил.
Привет В. Белову.
Пока все. Прошу только, Саша, пошлите, пожалуйста, мне сюда пару слов о том, о сем.
Желаю тебе и Тасе и всей семье самого наилучшего.
С искренним приветом Н. Рубцов Тотемский р-н, с. Никольское
В ЛИТЕРАТУРНЫЙ ИНСТИТУТ
18 марта 1966
Ректору Литературного института им. Горького
от студента 4-го курса заочного отделения Рубцова Н.
Заявление
Прошу восстановить меня на дневном отделении института. Я перевелся по личному заявлению с дневного на заочное отделение сроком на один год летом 1964, т. к. хотел побыть ближе к обстановке современной деревни: это было необходимо для написания книги.
За это время я опубликовал книгу стихов о деревне «Лирика» (г. Архангельск, 1965 г.) и подготовил книжку «Звезда полей», которая уже одобрена издательством «Советский писатель». А также опубликовал циклы стихов в журналах «Молодая гвардия», «Октябрь», «Юность» и др.
Но поскольку по месту жительства (с. Никольское Вологодской обл.) я испытываю большие затруднения в подготовке к занятиям и в повышении своего культурного уровня (ближайшая районная библиотека расположена за 100 км от деревни), я хотел бы завершить свое образование на дневном отделении.
Прошу в просьбе не отказать.
18.03.66 г.
Письмо Н.М. Рубцова в Литературный институт.
А. А. РОМАНОВУ
Красногорское, 28 июня 1966
Добрый день, Саша!
Пишу тебе из Сибири. Ермак, Кучум... Помнишь? Тайга, Павлик Морозов...
Много писать не стану, т. к. сейчас пойду на рыбалку, да тебе и не будет интересно, если я начну описывать свои последние впечатления или еще что-то. Скажу только, что я сюда приехал, кажется, на все лето, т. к. еще не бывал в этой местности и решил использовать возможность, чтобы посмотреть ее. Изучить ее. Перед отъездом сюда взял командировку от журнала «Октябрь». Скажу еще только, что сильно временами тоскую здесь по сухонским пароходам и пристаням...
Поводом к этому письму послужило в основном то, что я на днях послал тебе телеграмму и хочу сейчас прояснить ее смысл. Я там написал: «Вышли перевод...» Дело в том, что когда я проезжал через Барнаул (центр Алтайского края) «меня» там напечатали в газетах, и один из гонораров, как мне сказали, выслали в Вологду на Союз писателей. Выслали туда потому, что я не успел сообщить им здешнего своего сельского адреса, а они знают обо мне, как о вологодском. Если перевод действительно пришел в Вологду, тогда телеграмма понятна и без этих слов, но я сомневаюсь в том, что он туда обязательно должен прийти, поэтому и объясняю, что это была за телеграмма. Гонорар-то, правда, небольшой совсем, но не в этом дело.
Вот так насчет телеграммы. Как там поживает у вас Сергей Есенин? Вспоминаю о нем с прежней глубокой симпатией и жалею, что разлучили нас.
Читал в «Литературной России», что у тебя выходят стихи в «Севере». Здесь, к сожалению, этот ж-л не найдешь. Когда выйдут твои стихи и в «Современнике»?
Мои подборки можно почитать в «Знамени» (6-й номер) и в «Юности» (тоже 6-й номер). В «Современнике» мои стихи Фирсов не смог напечатать. Нужна была другая тематика, что ли, а вернее, настроение. Ну, да это ведь не пушкинский «Современник», а наш! Горе луковое.
Привет С. Есенину, В. Белову, Б. Чулкову, Л. Фролову, В. Аринину, С. Багрову. Ну, и конечно — Асе.
На случай, если решишь дать весточку, сообщаю свой адрес: Алтайский край. Красногорский район, село Красногорское, ул. Мира, дом 15-а, кв. 5. Письма сюда надо слать только авиапочтой.
Да хранит тебя бог!
28/VI—66 г.
Н. Рубцов
|
|
стр.10 |