Наедине с Рубцовым

А на горе — какая грусть!—

Лежат развалины собора, 

Как будто спит былая Русь...

Видела я и старый деревянный дом с крапивой под оконцем, где Рубцов работал над книгой стихов "Звезда полей". (Дом этот давно снесен).

— Лена сидела на столе, когда он писал. И он так заработался, что не заметил, как она поползла и выпала из открытого окна, — рассказала мне Гета.

Надо сказать, что обо всем, что она говорила мне, было интуитивное желание запомнить все и сохранить. И даже запечатлеть! Я очень жалела, что у меня не было фотоаппарата.

На ум пришло неожиданное решение — нарисовать. В школе я неплохо рисовала. Но что получится?! Пошла в магазин, купила детские акварельные краски, альбом для рисования. Один за другим стала заполнять листы видами окружающей природы.

Думала только о том, чтобы было так, как видел Рубцов. Не секрет, что со временем все разрушается. Вот уже и дома нет, где он писал стихи. И уже пришла в дряхлость банька, где он мылся. Успела ее нарисовать уже, можно сказать, рассыпающуюся. Но не успела раскрасить (отпуск мой кончался).

  Побывали мы с Леной и в бору, что почти на задворках от сельсовета. Лена сама меня пригласила. С ребенком в неизвестный лес!? Но Гета меня успокоила: "Походите недалеко. Лена у меня одна туда ходит."

Почти рядом, за изгородью, в травке росли рыжики. Быстро "закрыли" дно корзиночки. Осмелели и пошли вглубь леса. А там — подберезовики, подосиновики и мы (деревце за деревцем) ушли далеконько.

Внезапно ясное голубое небо потемнело, солнце исчезло. Лес зловеще зашумел. Так можно и заблудиться! На наше с Леной счастье мы увидели девочку (она постарше Лены) и тоже одну. Подумалось: "Какие отважные здесь дети! '

— Давайте, девочки, домой! Пока окончательно не заблудились!

— Но мы же рядом, вот здесь дорога... — в голосе незнакомой девочки была уверенность, и я доверилась.

По дороге шли дольше, чем от дома до леса. Вышли уже в стороне от села.

Долго я потом вспоминала этот лес, тем более, что сама Лена мне об этом напоминала посылками сушеных грибов. Как писала Гета, она сама и собирала, и сушила для меня. А я посылала крохотные бандерольки со сладостями. Но теперь это осталось в далеком прошлом.

На следующий 1972-й год Лена с мамой приезжали ко мне. Но встреча была недолгой.

Мы вновь встретились с ней, когда она уже повзрослела.

Теперь хранятся у меня миниатюрные берестяные лапоточки, которые Лена подарила мне на память.

— Так делают в Тотьме, — сказала она.

Лену приманил Ленинград. Она уехала учиться. Поступила в училище (как она говорила), чтобы узнать, как делаются книги. Там вышла замуж и, наверное, решила остаться насовсем.

Прошло много лет, но память моя продолжает и продолжает возвращать меня в гостеприимную Николу. Я раскрываю школьный альбом с рисунками и словно вдыхаю аромат свежескошенного сена и хвойный настой соснового бора.

Передо мной мелькают живые кадры прошлых лет, как в документальном кино. Я поражаюсь встречей с Юрием Рыболововым в Николе в год смерти поэта. А он-то здесь зачем? Оказывается, приехал и сфотографировал Лену и дом Рубцова, который теперь ушел на слом.

И опять мысль: "А почему он не делал снимков Рубцова, кода очень часто виделся с ним в Вологде, и тогда — в лесу?"

Почему он вначале говорил, что хотели его познакомить с Дербиной, что он был у Рубцова в тот злополучный вечер перед бедой, а потом все отрицал?

Почему он только после смерти Рубцова сообщил мне, что Коля каждый раз шепотом спрашивал обо мне, когда его подруга уходила на кухню?

— Как она там? Она (кивал в сторону кухни) ее ненавидит. Ты утешь ее, женись на ней...

Господи! Понимаю, что Коля уже знал о своем конце. Только так дают на Руси наказ, когда обречены на смерть. Как будто черная рука отводила его от того, что могло спасти.

  Вот и мой брат Эдик рассказал мне о встрече с Рубцовым уже после его смерти.

Он видел его хмурой осенью 1970 года, стоявшего около своего дома. Рубцов стоял, съежившись под дождем, поникший, словно беспризорный. Сообщил, что ключа у него нет: домой не попасть. У брата были с собой инструменты и он открыл дверь. Поразился увиденному беспорядку в комнате. Прибил сорванный деревянный карниз над окном.

Прошло несколько лет и я узнаю от Наташи Масловой, что она спрашивала Рубцова: "Почему не с Нелей? Мне она нравится..."

На что Коля ответил:

— Мне самому нравится. Но она на меня рассердилась. Меня надо вести. Я сам не могу.

— Разве ты телок какой, что тебя надо вести? — примерно так запомнилась мне фраза Наташи.

Нашлась та, которая повела и довела его до трагического конца. В жизни много тайн. Наверное, и это будет тайной.

...Мне вспомнился момент, когда мы сидели за большим столом в Николе и пили чай. Нечаянно расплескав чашку, Лена тут же принялась, как хозяйка, насухо вытирать капли.

Я смотрю на нее с удивлением и вспоминаю почти такой же момент, когда в квартире Белова Рубцов расплескал чай и тут же начал вытирать лужицу предложенной газетой.

У Лены мягкие, пушистые волосы. Можно даже сказать, пушок на затылке, как у ее отца.

Однажды, когда осенний день был особенно холодным и дождливым, я очень замерзла в своем коротком летнем сарафанчике. Села на стул так, чтобы можно было поджать босые ноги, а Лена, сверкнув своими глазами на меня, стремительно выбежала из комнаты и вдруг мне несет теплые (с печки) валенки.

Мне вспомнилось, как она несла Коле рубашку (потому что так надо — она чистая). И здесь — так надо, потому что мне холодно.

После того злополучного выхода в лес, когда непогода напугала нас, мы еще раз туда пошли. Но уже не отходили от изгороди, благо и тут росли, словно для нас, моховики, маслята, даже рыжики.

Дни становились холоднее и холоднее. Приближается день моего отъезда в Вологду. Теплой одежды я не захватила. И Гета мне предложила, когда собрались в лес, Колин пиджак. Он был совсем новый, серовато-голубоватого цвета. Я его не видела в этом костюме. Надевал мало (видимо, берег). Да и виделись, по правде, мы последнее время редко.

Странное ощущение было, когда я надевала чужую одежду, сохранившую запахи живого тела. Сунув руку в карман, ощутила что-то мягкое, вытащила. Это галстук! Из вологодского кружева. Белое с черным.

Гулко, гулко застучало сердце, словно вновь встретилась с Колей, что он жив, что он только снял этот пиджак и сунул галстук в карман.

Не знаю, как выглядит сейчас Никола. С тех пор я там не гуляла.

Правда, в юбилейную дату — 60-летие Рубцова со дня рождения — меня взяли с собой наши писатели. Но это было зимой. И торжественные встречи проходили в помещении в позднее вечернее время. В темноте трудно было разглядеть поселок, но музей Рубцова запомнился. Сделан он с любовью и старанием. Молодцы земляки!

Не знаю, дошли ли до никольчан мои слова из выступления на встрече, что надо сохранить, по возможности, окружающую местность так, как было при Рубцове. Привела пример: берегут же Пушкинский заповедник!

Я была там в 1964 году. Рассказывала об этом Рубцову, показала фотографии. Он внимательно их рассматривал. И "нивы полосаты", что за речкой Соротью и озеро Кучане и вдруг высказал: "Все, как и тогда!"

И то, что это бережно сохраняется — важнейшая дань памяти великому поэту.

Так надо сделать и для Рубцова, тоже великого русского поэта! В памяти выплыли бессмертные Рубцовские строчки: