Почему я так написала? Бог знает. Меня постоянно мучили страхи, что непременно что-то случится, если мы не будем вместе. И вот, оказывается, он тоже в это верит, но говорит об этом только сейчас и ждет подтверждения. Отвечаю: "Я же всегда с тобой. Куда я денусь?" Он обрадованно кивает головой и погружается в свои думы. Чувствую, что сейчас будет менять обстановку. Так и есть. Негромким и спокойным голосом проговорил: "Мне надо... к Белову." 

Дома я была долго под впечатлением произшедшего. Сами собой ложились на бумагу строчки из только что услышанного: 

- Легко живешь! - поэту говорила 

Одна особа, сидя за столом. 

Не то карала, а не то корила, 

На это право чувствуя при том. 

- Легко живу? - переспросил он

тихо, 

Потом вздохнул. Ей это

  не понять...

Так получилось начало стихотворения "Открытый разговор". 

Веря в незыблемость наших взаимоотношений, даже не могла предположить, что через несколько дней судьба повернет в другое русло. 

Это случилось 13 января 70-го года. На выставке-продаже книг во время учительской конференции в учреждении, где была редакция, я обратила внимание на книгу "Изборник" (сборник литературы Древней Руси) из "Библиотеки Всемирной литературы". Вспомнилось: Коля об Александре Невском хочет написать, наверное, эта книга для него будет полезна. Сделаю ему подарок, а то была на дне рождения с пустыми руками.

С такими светлыми мыслями прихожу к нему. Он со спокойно-равнодушным видом открывает дверь и, ни слова не говоря, возвращается в комнату, и садится за стол спиной ко мне. Широко расставив локти, слегка наклонив голову, делает вид, что погружен в чтение...

(Что он читает? - сзади заглядываю ему через плечо.)

Это Пушкин, "Евгений Онегин". Большого формата книга, подаренная Германом Александровым.

Рядом на столе бутылка "Варны" и россыпь конфет в пестрой обертке. (Это не для меня. Ждет женщину. Какую? "Вторую Гету" он прогнал. Значит, ту, рыжую, с которой в Тотьму ездил.)

Что ж, и это тоже Рубцов!

Села на стул за его спиной, боком к нему, лицом к входной двери. Молчу.

Коля тоже молчит. (Да, опять меня нелегкая принесла. Ну, раз уж пришла, подпишу книгу и уйду.)

Достала авторучку, заправленную черными чернилами - только бы не подвела! (Ручка подтекала.) И ровно по закону подлости, с пера стекла черная капелька. (Недавно, вспоминая прошлое, развернула книгу и ахнула от неожиданности: черное пятнышко исчезло. Словно не бывало.)

А тогда, расстроившись, что и тут мне не везет, попросила у Коли ручку. Он, не оборачиваясь, через плечо подал мне три стержня. Взяла, повертела в руках: "Как он этим пишет? Я так не могу."

Снова к нему обращаюсь: "А ручки у тебя нет?"

- Подарил... - опять так же, не оборачиваясь и глядя в книгу, - ответил он. 

Говорю вслух и для себя и для него:

- Ладно, подпишу тебе дома и принесу.

Продолжаю сидеть. Может он скажет что-нибудь? Три дня назад он просил меня не оставлять его. Как все это понимать?

Он по-прежнему смотрит в книгу.

И тут, как от какого-то толчка, я начинаю говорить, вспоминать вслух по порядку наши встречи. Сначала пришли на память ночные звезды, конфеты "Ласточка", Липин Бор, поездка в Погорелово, к Чухину и так до последних дней.

- Неужели это для тебя уже ничего не значит? 

Молчит.

- Ну, я пошла...

Встаю со стула, иду к двери.

Слышу вслед: "Ко мне должны быть гости. А теперь нет. Наверно, было слышно: ты громко говорила..."

... Ни на второй, ни на третий день я к Рубцову с дарственной книгой не пошла.

Не появлялся и он в моей квартире.

18 января (через четыре дня) около пяти вечера Коля позвонил в редакцию. Трубку взял редактор Л. Н. Бурков и передал мне. Слышу:

- Неля, выходи за меня замуж...

- Коля! Сколько раз я уже такое слышала. Это не серьезно!

- На этот раз совершенно серьезно, - отвечает он мне, - я буду у тебя. Приходи.

Положила трубку. Задумалась. Заметив мою встревоженность, Леонид Николаевич спрашивает:

- Что это такое он Вам наговорил? 

- Замуж зовет. Ждет.

- Да, дело серьезное. Но парень-то он цыганистый. Будьте осторожны. И как бы Вы не поладили, в 9 часов должны быть на работе. А сейчас идите, если ждет. 

По дороге к дому я заглянула на минуту на Ветошкина, где жил с семьей мой брат. Там мама водилась с внучкой, рассказала о неожиданном телефонном звонке.

- Почему долго? - сердитым вопросом встретил меня Коля. 

- К маме заходила...

- Я так и знал... - продолжал он таким же раздраженным тоном. 

И, не дав мне снять пальто, достал деньги (что-то около 15 рублей): 

- Купи вина. У нас будет свадьба!

На улице Ленина купила бутылку "Варны". Думала дорогой: "Почему он так себя ведет? Не принуждаю же я его к женитьбе. "(Стала привыкать, потому что наши дороги расходятся.) Коля к моему приходу уже сидел за накрытым столом. Пришли с работы тетя - Нина Александровна, и двоюродная сестра Светлана. Он объявил им о своем решении.

А мне сказал, когда я вошла: "Посмотри на себя в зеркало, невеста!" (Сказал с иронией).

Заглянула. Боже мой, что со мной творится: глаза запавшие с лихорадочным блеском, с глубокими тенями. Скулы обострились. В лице ни кровинки. 

А Коля продолжал: "Выпьем за наш с Нелей союз!" 

Какой союз!? Предчувствовала: это очередная игра.

Когда тетя и сестра ушли в свою комнату спать, начался Колин монолог, который затянулся далеко заполночь. Он говорил, что решение его жениться на мне действительно серьезное.

- Но тебе очень трудно будет со мной, я люблю разных женщин. 

Что мне об этом говорить. Я и без этих слов все знаю и вижу. У меня вырывается со вздохом:

- Что же делать, если твоей любви, как солнышка, хватает на всех!? 

От этих слов Коля даже преобразился, посветлел лицом, улыбнулся и утвердительно покачал головой, мол, да-да, это так.

- Ты прошла через все. Я останусь с тобой. Подожди меня, я перебешусь. 

И вдруг выпалил:

- Я чуть на еврейке не женился. Хотели уже в ЗАГС идти. Пришли к ее отцу, а он мне: "Вы сможете ее обеспечить?" И ведь ни о чем-либо другом... Именно об этом спросил.

Коля усмехнулся и еще раз иронически произнес: "Обеспечить..." 

- Мы вышли на улицу и я сказал ей: "Пойдем лучше в кино."

(Так и мне скажешь, - почему-то подумалось мне, - хотя я не жду от тебя никакого обеспечения.)

Потом, продолжая монолог, Коля начал строить планы нашей совместной жизни: 

- Мы купим холодильник. Я хочу, чтобы всегда было свежее холодное пиво. Ты не будешь против?

- Конечно, нет, - поддерживаю его.

Следующим его желанием было иметь сына. Не первый раз он мне говорит об этом, но тогда почему-то он хотел уйди в сторону. А сейчас - вместе... Хотела сказать эти свои мысли вслух, но он продолжил:

- Хотя... у меня уже есть сын.

Смотрю на него с удивлением (первый раз такое слышу).

А он: "Да, да, не удивляйся." И повторил еще раз: "У меня есть сын."

И тут же, скороговоркой, словно отмахиваясь: "Но там все в порядке. Он усыновлен."

Вот такие тайны открывал мне Коля в "свадебную" ночь.

Когда было уже около четырех часов утра, я напомнила, что мне к 9 часам на работу. В свободной комнате я постелила Коле на диване. Моя односпальная кровать была в той же комнате.

Но Коля как будто что-то не договорил. О чем он думал? Если "свадьба", то нырну ли к нему под одеяло? Или его мучили свои, мне не понятные, мысли? Мне чудилось, что он подошел к какой-то катастрофе и пытается схватиться, удержаться за меня, как за последнюю соломинку.

Быстрыми шагами он ходил по комнате. Потом сверкнул в мою сторону глазами: "Я хочу есть! Ты можешь мне что-нибудь..."

(Хочу есть! Но ведь мы только что вышли из-за стола. Сейчас время сна, а не трапезы. Что это? Еще одна проверка - смогу ли я отозваться и выполнить и эту непредвиденную просьбу?)

Подумала, но не возмутилась, не удивилась.

- Сейчас посмотрим... - ответила покорно, спокойно.

В шкафу в блюде горкой лежали свежие куриные яйца. Обрадовалась.

- Вот, - говорю, - находка. Сейчас яичницу сделаю.

- Нет. Не надо! - вдруг резко произносит Коля, - Дай мне...

- Но они же сырые...

- Все равно дай. Одно.

Я подала ему яйцо.

Он взял его в руку и стал сжимать в кулаке. Его лицо сразу преобразилось. Весь напрягшись, стиснув зубы, он стал давить яйцо, как будто расправлялся с нечистой силой. Вздохнул с облегчением, когда все содержимое плюхнулось на пол, а в руках осталась одна скорлупа.

Это напряжение и странности Колиного поведения передались и мне, словно я тоже находилась во власти непонятной мне силы. Ломило голову. В руках и ногах чувствовалась тяжесть, но спать не хотелось.

("Что же с нами происходит?" - в который раз задаю себе этот вопрос.)

Помимо желания заставила себя прилечь на кровать. Помню, утром в 9 должна быть на работе. Но позвал Колин голос (диван был наполовину за шкафом, лица его не было видно):

- Ты можешь подойти ко мне? Посиди со мной.

("Что же такое происходит?" - опять подумала я, увидев его испуганного и закутанного в одеяло, как в спальный мешок.)

Мелькнула мысль снова, что если "свадьба", то мы должны быть вместе, т.е. - брачная ночь. И это его пугает, может, что-то другое, непонятное нам обоим. 

---