Надо сказать, что поэт Николай Рубцов был уже известен, отсюда и отношение к нему самое почтительное.

Когда закипела в чугуне вода, наши рыбаки стали бросать туда только что выловленную рыбу. Коля отошел далеко в сторону. А я подумала: "Что это мы на всем готовом, надо хоть немного мужчинам помочь". И стала мелкую рыбу (ее не чистят) тоже опускать в воду. Не слышала даже, как приблизился Коля и прошептал: "Подойди сюда", - и отошел в сторону. Он был рассержен:

- Что же ты делаешь? Как ты можешь? Они ведь живые!

Коля не подошел к костру, пока его не позвали. Когда уха была готова, появились миски, деревянные ложки и водка.

Угощались недолго, домой вернулись, когда было еще светло. Тетя Лиля похвалила нас, что набрали столько грибов:

- Вот завтра все домой и увезете, там засолите.

Завтра! Я даже внутренне вздрогнула от этого слова. Завтра мы уже будем далеко от всего, что нас стало сближать. Останутся ли прежними наши отношения? Как хотелось бы никогда не расставаться.

А Коля вдруг, будто бы наперекор моим мыслям, громко произносит, обращаясь к тете Лиле:

- Можно мне у вас остаться?

Тетя Лиля удивленно смотрит на него:

- С ней? Оставайтесь, живите...

- Нет, - твердо с решимостью произносит Коля, - нет, я хочу один.

- Один, нет, - серьезно отвечает ему тетя Лиля, - а с ней, пожалуйста, живите...

Коля опечален. А я думаю: "Так вот почему он к тете Лиле подлизывался! Ему здесь хорошо дышится, пишется легко. Его устраивает добрая, заботливая по-матерински хозяйка. Может, такие хозяйки у него и раньше были? "

Или именно это свое желание он высказал в стихотворении: "По холодной осенней реке", где есть такие строки:

Я уйду по знакомой тропе,

Над родной ледоносной рекой

И в заснеженной русской избе

Зазимую с веселой вдовой.

Зазимую без всяких забот,

Как зимует у пристани флот.

Последний вечер в Липином Бору, последняя ночь под общей крышей. Впереди ожидали дни и годы дружбы и тяжелые жизненные испытания.

После полубессонной ночи (которые у меня часто бывают, когда сильно волнуюсь), осталось ощущение глубокой тревоги. Коля, наоборот: утром был особенно весел.

Тетя Лиля нашла нам большой мешок, в каких обычно затаривают картошку. Мы осторожно, чтобы не поломать, уложили в него рыжики и грузди.

Позавтракали. Я взяла в руки свой маленький чемоданчик, Коля взвалил мешок на плечи и мы пошагали в аэропорт.

Пришли рано. Взяли билеты. Осталось ждать самолет.

Тревожные мысли не оставляли меня. Мне уже не хотелось никакого отдыха. Было такое чувство, что расстаюсь с Липиным Бором и с Колей навсегда. К глазам подступали слезы.

Коля был по-прежнему оживлен. Иногда поглядывал на меня. Чему-то своему улыбался. Держался в стороне. Даже ушел в заросли растущих рядом деревьев.

Почему он такой? Минут через десять (а мне показалось через вечность) он вышел из лесочка с гроздьями яркой, крупной рябины и прямо ко мне.

Откуда он знает, что я люблю рябину? На сердце немножко полегчало. "3начит, какое-то чувство ко мне еще теплится. Но что будет в Вологде, точнее, через целых две недели, когда я вернусь из Дома отдыха?!"

Самолет "Аннушка", как мы его часто называли, прибыл. Мы, пассажиры, потянулись цепочкой на летное поле. Коля помог мне взобраться в самолет, помог затащить мешок с грибами. Потом стал поддерживать следом за мной влезавших в самолет молодых женщины. Сам поднялся последним.

Когда я положила руку рядом с собой на сиденье и сказала: "Садись", он сразу же серьезно возразил: "Почему это с тобой? " Прошел в противоположную сторону к только что вошедшим женщинам и стал вести деликатный и веселый разговор, ни разу не взглянув в мою сторону, как будто он меня никогда не знал.

Только, когда прилетели в Вологду, он подошел ко мне, помог снять мешок и спуститься с самолета.

Не успела я, как говорят, и глазом моргнуть, как Коля нашел такси, погрузил мешок и минут через двадцать мы были уже в моей квартире.

Здесь Коля опять стал другим: не тот, что в Липином Бору, и не тот, что самолете. Он занес мешок с виноватой улыбкой, со словами: "Я пошел", - быстро исчез за дверью.

Мама ко мне: "Куда это он?" Что я могут ответить? Коля непредсказуем ни в словах, ни в поведении.

Мама задает мне опять тот же вопрос, что говорила по телефону:

- Ты знаешь, зачем он в Липин Бор ездил?

- Знаю, - опять отвечаю я, - в командировку.

- Не в командировку он ездил, - говорит мне мама, - он поехал жениться на тебе!

- Как жениться? - удивляюсь я.

- Разве он тебе ничего не говорил?

- Что-то вроде намекал... Но его поведение..., - отвечаю я.

- А мне он прямо сказал, - говорит мне мама.

- Но почему ты мне об этом по телефону не сказала, а напротив - твое предостережение - "не заблудись!" Что за тайна такая?

- Так он же женат. И не собирается разводиться. И ребенок у них есть - девочка.

- Откуда ты все это знаешь?

- Приходила Нина Груздева и рассказала, что он очень любит свою жену и особенно дочку. Что он смотрит на девушек и других женщин как на временное развлечение. Уступят ему, а он потом сразу в сторону.

- Откуда Нина знает такие подробности? (Причем все похоже на правду.) Она тебе об этом не говорила?

- Он сам ей обо всем рассказывал. Она с ним давно знакома. 

"Вот это да! -думаю. - Вот почему у него такое странное поведение. Видимо права я была, когда подумала еще в Москве: он не свободен!"

"Ну что ж, такова моя судьба, - решаю я. - Лучше остаться другом, чем уступить минутной прихоти и быть брошенной. Это больно. Очень больно. И надо иметь много сил. Выдержу ли я такую дружбу? И будет ли он доволен этим?"

Коля пришел поздно вечером, пришел серьезным и чужим человеком. Он ждал, что скажу я. (Наверное, специально ушел, чтобы мы с мамой наговорили). И я первая спросила:

- Коля, это правда, что ты женат?

Он ждал, наверное, другого вопроса и очень смутился, стал грустным и чуть слышно, со вздохом произнес: "Ну, вот, успели, поговорили. Я мог бы сам... Но ведь я с ней не живу..."

- Но ты же любишь ее! - возражаю я, - И ребенка любишь.

Жду, что он мне ответит на это. А Коля молчит, он даже виновато опустил вниз голову.

"Значит все правда, - думаю я с захолонувшим сердцем. - Что же теперь будет с нами?"

Первое, что приходит в голову: разойтись, пока не поздно! Он больше не говорит ни слова. Он подавлен. Он не может ничего сказать, (или не хочет?!) быстро поворачивается к двери и уходит. "Вот это уже конец", - промелькнула мысль.

На второй день утром, не вникая в то, что время уже холодное, почти октябрь, беру с собой пару платьев и белье. Укладываю в чемодан и Колин подарок - книжку "Звезда полей". Надеваю плащ, на голову легкий капроновый платок. Колю уже не жду. (Не договорились, что придет провожать.) Не надеюсь на чудо.

Но это чудо произошло. Когда я садилась в автобус, к нему подбежал Коля вместе с Сережей Чухиным. Оба улыбались. В руках у них - гроздья рябины. Только успели мне сунуть в руку рябину, как дверцы захлопнулись, и автобус пошел на вокзал.

Так и остались в памяти: стоят рядышком и машут мне руками. Я рада тому, что Коля хоть так да пришел проводить. Но почему с Сережей? Чтобы подчеркнуть, что между нами уже ничего не может быть тайного? С такими мыслями, я уехала. И ни новая обстановка, ни светлые лица отдыхающих не смогли меня развеселить.

Пишутся грустные стихи: "Приснился сон: ты уезжаешь...", "Туман и дождь, какая злая сырость..."

Читаю и перечитываю Колины стихи. Почти не расстаюсь с ними. Вот так, когда я бродила с томиком в руках по тихому еловому лесопарку, повстречала свою любимую учительницу Л. Ю. Русиновскую (она тоже здесь отдыхала).

С этой минуты мы все свободное время проводили вместе. Говорили о разном. Вспоминали трудные послевоенные годы. Нашу медицинскую школу, где Людмила Ювенальевна преподавала литературу.

Много говорили о жизни. Я - о своей семейной неустроенности, дружбе с человеком, который для меня и близок, и далек - о Николае Рубцове. Я расхваливала его на все лады: он и добрый, и ласковый, и заботливый. Вроде бы любит меня. Даже книжку именно так подписал: "с любовью..."

Людмила Ювенальевна полистала книжку, почитала стихи, внимательно посмотрела на фотоснимок и сказала серьезно: "Нет, Неля, он не добрый. Поверь мне: я говорю правду. Я столько лет работала с людьми и по лицу сразу могу определить, что за человек. Конечно, влюбиться проще, чем найти свою половину. А найти ее никогда не поздно. И счастье не обойдет стороной".

Моя учительница привела мне примеры из своей жизни, когда у нее родился поздний ребенок, то взрослая дочь носила братика на руках. Теперь уже и он вырос.

Поняла из ее откровения, что Рубцов не тот человек, который может дать мне счастье. Но это я и сама предчувствовала и в то же время ощущала его как бы частицей себя самой. В этом, наверное, и был весь парадокс.

Последние дни пребывания в Харовском Доме отдыха стали еще тягостнее. Погода окончательно испортилась. Подули сильные ветры. Пошел дождь со снегом. Невозможно было выйти из комнаты: на улице хозяйничала всесильная природа.

Это превосходство природы над человеком и пугало, и одновременно восхищало.

У меня пишутся такие строчки:

"Смотри, смотри, что за окном творится!

И я смотрю, не в силах говорить.

Хочу взлететь и в вихре раствориться,

Вот так шуметь и буйствовать, и жить..."

Но одно дело хотеть, другое - мочь. Я не создана для буйства, моя суть - терпенье. И оно оказалось бесконечным.

Ко дню отъезда ударили морозы. Замерзаю, как рубцовские георгины. Выручила Людмила Ювенальевна: одолжила теплый пуховый шарф.

Чуть живая приехала домой. С трудом отогревалась домашним теплом. Мешал утренний холод, какая-то опустошенность. И жить не хотелось.

Снова потянулись однообразные дни: дом - поликлиника, поликлиника - дом. Машинально делаю домашние дела. Не спрашиваю - приходил ли без меня Коля? Отгоняю мысли о нем. Но перед глазами возникало неотступно его улыбающееся лицо. И тут же вспоминалась фраза: "Нет, Неля, он недобрый!" Вздыхаю: "Ну и Бог с ним! Пускай живет!"

Примерно через неделю после моего приезда пришла Нина Груздева, румяная, улыбающаяся. Пришла с новостью: Рубцову дали место в обкомовском общежитии-гостинице на Октябрьской улице. Он был доволен тем, что теперь у него своя койка. Проходили дни. Коля ничем не напоминал о себе. И вот, наконец, явился, как будто в первый раз, немного смущенный. К этому времени я уже прочитала в газете "Красный Север" его липиноборские стихи: "Замерзают мои георгины" под названием - "Посвящение другу". Значит и он увидел единственный выход в наших отношениях - остаться друзьями.

Ошеломило меня стихотворение "Зачем?". Там все, как было. Казалось, неразлучными были, и вдруг все оборвалось. Остался только один вопрос - "Зачем?"

"Зачем же мы ходили лесом?

Зачем будили соловья?

Зачем стояла под навесом

Та одинокая скамья? "

Но аналогичное состояние было и у меня, когда я написала (тоже уже в Вологде):

"Теперь осталось только

                                        вспоминать 

Я девочкой с тобой в лесу

                                           ходила 

И рыжики в ладонях

                                   приносила, 

Чтобы одну корзину

                                   наполнять.

Был на двоих спокойный

                                         листопад, 

И кисточка алеющей

                                   брусники,

И на деревьях солнечные блики, 

И тишина, когда не говорят.

Одна поляна на двоих была. 

Одна тропа нас выводила

                                            к дому 

Да приключиться надо же

                                            такому 

Она нас мимо дома провела".

Привела стихотворение полностью, потому что Колино "Зачем?" широко известно, даже положено на музыку и его часто исполняют. Но в исполнении и в последних публикациях допущена неточность.

---