Наедине с Рубцовым

Нинель Старичкова

Вечером я получила вызов на телефонный разговор с Вологдой. Разволновалась. Что-то случилось дома? Спрашиваю у Коли:

- Ты не заходил к нам? Там все было нормально?

- Все было хорошо.

Прошу его пойти со мной на почту. Он соглашается. Беру трубку, боюсь услышать что-то страшное (Коля стоит рядом). Слышу встревоженный голос мамы:

- Ты знаешь, зачем Коля в Липин Бор уехал?

- Знаю, - отвечаю, - в командировку.

- А где он сейчас?

- Он здесь, рядом со мной.

Слышу, мама вздохнула и что-то тихо произнесла вроде: я так и знала. И опять встревоженным голосом:

- Чем же вы занимаетесь?

- В лес за грибами ходим.

- Ты смотри там, не заблудись, - говорит мама и еще раз повторяет: - Не заблудись! ...Ты меня поняла?

Да, я поняла, что мама меня предостерегает быть осторожной с Колей. Посмотрела на него. Он слышал весь телефонный разговор. Ничего похожего на обидчика в его облике не было. Наоборот, казался растерянным и в чем-то виноватым.

На обратном пути к дому шли молча. Первым заговорил Коля, когда дошли до самого крыльца.

- Давай еще побудем немножечко...

Мне кажется, что он настроился на разговор. Жду, как он объяснит то, что хочет быть со мной. Решил все-таки жениться?

Вечер был удивительно теплым, не похожим на августовский. Бархатные сумерки освещала полная светлая луна. Казалось бы, все располагало к откровенности. А Коля опять задумался. Дошли до берега реки, повернули обратно к дому.

И вдруг совершенно для меня неожиданно произносит фразу из стихотворения Виктора Коротаева (у него новая книжка "Мальчишки из далеких деревень"):

- Как это можно так написать?

И он опять несколько раз повторяет эту фразу. (В таком его произношении действительно что-то было неудобоваримое).

Но я подумала: "В такой вечер нашел о чем говорить! Всегда стихи на первом плане..."

А сказала: "Уже поздно, я хочу спать".

С этого момента я уже умышленно избегала с ним близости. На фоне безмятежного отдыха, который пыталась создать, без умолку болтала (по его словам, я - еще ребенок) о детских забавах, показала почерневший от времени дом, где прошло детство. Водила в больничный парк (так называли сосновую рощу возле больницы), где мы, дети войны, собирали грибы (боровые рыжики, моховики, маслята, серые грузди)  и ягоды (чернику, бруснику, землянику). Показала место, где обильно рос можжевельник и где постоянно "паслись" ребятишки, временами объедаясь его терпкими сизыми ягодами.

Коля терпеливо на все смотрел и выслушивал мою болтовню, а у меня промелькнула мысль: "Теперь мне запомнится, что здесь проходил поэт Николай Рубцов". И тут, словно телепатически поймав мою мысль, Коля поворачивает ко мне голову и, улыбаясь, говорит:

- Я знаю, о чем ты сейчас подумала.

- О чем?

- Здесь... (сделал паузу) проходила Неля Старичкова.

Я догадалась: все правильно, он понял, но взял так вот в шутку все и переиграл.

- А у тебя было любимое дерево в детстве?

- Да, - отвечаю, - черемуха. Она у самой реки. Мы часто забирались на толстый сук, нависший над водой, и сидели, как птицы. Вверху - шатер листвы, а внизу речка - прозрачная, журчащая по камушкам... Да я тебе о ней рассказывала. Пойдем, покажу...

Повела по привычной дорожке к реке; спускаемся по склону реки вниз, ищу глазами любимое дерево: где же черемуха? И не вижу. И только у самой воды торчит пенек. Пенек той самой моей черемухи.

Говорю расстроенно: "Ну вот, хотела показать дерево, а оказался пенек". Не только я, но и Коля был опечален увиденным. Задумался, сказал:

- У каждого поэта есть любимое дерево. У Пушкина - дуб, у Лермонтова - сосна, У Ахматовой - верба, у Цветаевой - рябина, а у меня - ель. У пруда. Может быть, ее уж тоже нет?

Ко мне: "Куда мы теперь пойдем? Давай пойдем в столовую"

Он всегда, когда был взволнован, старался менять обстановку: уходил, даже уезжал. Пошли в ту саму столовую, возле которой я его встретила Помню, что мы там не обедали. Только сели за стол - зазвучала волнующая музыка. Видимо, для увеселения обедающих это было придумано. Коля резко встал: "Пойдем!"

Мне не хочется уходить: "Давай послушаем. Это же вальс "Дунайские волны".

Но он неумолимо идет к двери и на ходу говорит:

- Если бы "Вальс цветов"...

Вышли на крыльцо. Остановились.

- Здесь у меня ведро украли.

- Какое ведро?

- С грибами. Целое ведро было, и одни белые. Решил в столовую зайти, a ведро на крыльце оставил. Вернулся, а ведра нет

Надо же быть таким доверчивым! Это, наверное, случилось в тот самый день приезда. И, усвоив его манеру менять тему разговора, я быстро говорю: "Пойдем к озеру".

Прошли мимо школы, где я училась, вышли на возвышение, на бровку, поросшую соснами, откуда хорошо просматривалось озеро. Вдали песчаный мыс был облеплен белыми чайками. Мне показалось, что это не птицы, а к берегу прибило полураспустившиеся лилии.

Об этом я сказала Коле. А он: "Нет, это птицы. Их нельзя сравнивать с цветами". Продолжая смотреть в сторону озера, дополнил:

Ты - птица иного полета.

Куда мы с тобой полетим?

Я не слышала подобного раньше, думала, что это экспромт, и посмотрела на него удивленно: "Вот уже и птицей стала! И вместе нам не по пути".

Он словно угадал мои мысли, посмотрел на меня, грустно и негромко подтвердил: "Да, ты тоже птица".

И еще долго после этого я думала, что речь идет о нас двоих, пока не увидела в публикациях подпись под стихотворением "Ленинград, март 1962 г.".

Значит, я птица, как и та, другая? Сколько же у него было таких птиц?!

Тогда, у озера, каким-то внутренним чутьем поняла, что мы слишком сложны для упрощенных встреч.

Вывел меня из задумчивости Коля с предложением: "Давай вон там посидим". И показал на лужок возле сарайчика. Пошли, сели.

Опять откуда-то взялся мужичок, подобный тому, что прилипал на аэродроме в Вологде. Идет прямо к нам и так нахально улыбается! Уверен, что может присоединиться.

Коля остановил его порыв, крикнув: "Это не то, что ты думаешь". И сделал рукой резкий жест, словно хотел оттолкнуть. Мужичок сразу же исчез. "Интересно, - подумала я, - почти так же, как и в том случае. И фраза почти такая же, со смыслом, знакомым всем пьянчужкам".

Сидели мы долго. Настроение у Коли было хорошее. Он сказал, что хочет писать поэму об Александре Невском.

- И об этом тоже напишу, - он осторожно протянул руку и показал на ползавшую по травинке божью коровку. Жучок взмахнул крылышками И перепорхнул к нему на ладонь. Коля смотрел и улыбался: "Я обязательно о ней напишу".

- "Божья коровка его вдохновляет больше, чем я", - отметила про себя, но ничего не сказала. Помню мамино предостережение. Ох, мама, мама! Если бы ты нас видела! Разве такой человек похож на насильника? Он же прикоснуться ко мне боится! Или бережет? Не знаю. Во всяком случае, ведет себя со мной довольно стеснительно. Даже слишком.

Я не стала делиться своими творческими планами, не пыталась ни завлекать, ни увлекать Колю. Сидела и задумчиво смотрела на озеро. Задумался и он. Молчание затягивалось. Тогда я, чтобы хоть что-нибудь говорить, начала рассказывать, что раньше озеро (до затопления) было далеко отсюда. Где сейчас плещутся волны - от ветра колыхалась трава. Мы, ребятишки, туда за цветами и щавелем ходили. Осенью видели, как на скошенный луг на лошадях привозили снопы льна и расстилали. Помню, по самому берегу озера узкой полосой росли ивняк, ольха, черемуха, кусты черной смородины, а к ним со стороны озера примыкали камыши. Из сухих камышинок мы делали свистульки.

Недалеко, в лесочке (уже школьниками младших классов) рубили колья для пришкольного огорода. Трудное было задание: пять штук на человека. А мы даже топор с трудом поднимали. 

Коля слушает, не перебивает. 

Не знаю почему, вдруг как-то само собой у меня вырывается:

- Здесь, недалеко от нас, старое кладбище. Там всегда пионерские костры устраивали. Представляешь: в темноте - яркое пламя, летят искры... Смех, шум. А на земле возле костра белеют кости...

- Ой, Неля, страшные вещи ты мне говоришь. Пойдем отсюда. 

Коля резко встает и, опустив голову, быстрым шагом не идет, а бежит от того места, где мы только что беседовали.

* * *

Не всегда мы целыми днями с Колей Рубцовым были вместе. Он часто уходил прямо с утра и возвращался к середине дня или к вечеру. Я не спрашивала, чем он занимается без меня, верила, что у него командировочные дела. Так он, по крайней, мере, объяснил мне свой приезд. 

В такой одиночный для меня день зашла в книжный магазин, увидела стихи Гарсиа Лорки из библиотечки "Огонька", решила взять (я раньше их не читала). Потом мое внимание привлекла детская книжечка "Сказки" Жуковского с прекрасными цветными иллюстрациями. Купила ее для Жанетты. Стою в стороне, читаю, любуюсь рисунками. Вдруг слышу сзади: "Что купила?" Оглянулась. Коля стоит, улыбается. Даже не слышала, как подошел.

Говорю: "Детскую книжечку. Посмотри, какая прелесть!" 

Он с восхищением: "Да-а. Мне тоже, такую надо бы..."

И остановился, не договорил, для кого надо. Но нетрудно было догадаться - для девочки. И она, видно, такого же возраста, как моя племянница. Но уточнять, расспрашивать его об этом не стала: будет время, сам расскажет все, что считает нужным. 

Пошли вместе в другой магазин, старый, как сарай. Во время моего детства там были книги, а теперь хозтовары.

Понравились мне чайные приборы. Говорю, что хочу купить маме чашечку. 

- Нет, это я, - твердо произносит Коля, - пусть будет от меня подарок. 

(Эта чашка сохранилась. Длительное время мама ею пользовалась, а потом мы ее убрали в шкаф. Она стала нашей реликвией).

Вышли из магазина. Я показала на сосны, растущие почти рядом.

- Здесь мы со школьной подружкой белые грибы нашли. Я - пять, она семь. И все в одном месте. Так были рады. Сейчас этого уже не увидишь...

- Почему? Давай посмотрим.

Пошли по широко протоптанной дорожке, которая вела прямо к стадиону. Место многолюдное. Какие уж тут грибы! Я даже по сторонам не смотрю. А Коля вдруг приостановил шаг: "Смотри гриб!" И показывает в мою сторону от дорожки.

Подумала шутит, играет, и в тон ему говорю: "И рядом еще один!" Наклонилась, пригляделась и действительно, возле сосны увидела крепыша с темно-коричневой  выпуклой шляпкой, и немного поодаль еще одного, такого же. Как тут не поверить в чудо!

Осень стояла теплая солнечная с небольшими грибными дождями. На душе тоже было спокойно и тепло. Не хотелось уезжать. Но короткое время отпуска не растянешь: скоро в дорогу. Поэтому решила навестить семью А. И. Хохрина, с которой была в родстве по маминой линии.

И только все сели за круглый обеденный стол, как в дверях появился Коля Рубцов. Поздоровался и резко:

- Так вот ты где! А там тебя ждут! Я сказал, что найду...

Как не старался Аркадий Иванович уговорить его пройти, присоединиться к столу, Коля наотрез отказался и даже не перешагнул порог, а уселся на него. И не поднялся до тех пор, пока я не вышла из-за стола, чтобы уйти вместе с ним.

У тети Лили было шумно и весело, к Зине приехали гости из Бирякова - сестра с мужем.

По этому поводу накрыт стол. Помню, были пироги с палтусом, копченая рыба. Коля не столько ел, сколько наблюдал за едой. И вот высказался:

- Неля любит корочки от пирога, а я люблю рыбу.

Но и любимую рыбу он ел понемногу. Стеснялся? Или уже привык так есть, "клевать" как птичка?