ВЕЛИКОРУССКИЙ СОЮЗ ИУДОВИЧЕЙ

Коллеги Рубцова по рязанскому - тьфу! - вологодскому отделению Союза писателей почтили память поэта "Воспоминаниями о Рубцове" - малым тиражом и к тому же, чуть ли не арестованным по выходе. Нет смысла перечислять эту скотоферму - об этом уже потщился великий Исаевич, увековечив в своем "Бодался теленок с дубом" имена всех этих Матушкиных, Баранниковых, Кожевниковых, Ворониных, Поварешкиных. И не лень было, старому дураку! Я так просто - кроме Яшина, да Астафьева и его жены - никого не упомнил. Какие-то, вологодские. Члены, однако ж.

И вот, в воспоминаниях этих членов - вкупе когда - проскальзывает одна и та же нота: о "неустроенности" поэта, мотавшегося из Москвы в Вологду и не имевшего ни там, ни там пристанища, о нищете его, о том, что "вспоминал он сытые годы на флоте, когда о кормежке заботился не он, а старшина" (потом найду страницу, книжку уже Мышь нашла), о редких публикациях, о том, что однокомнатную квартиру в Вологде он получил лишь перед смертью, и "даже не успел в ней пожить".

Это в самой счастливой стране мира. В стране справедливости. А где же были все мемуаристы? А в Союзе, печатались, получали квартиры и не вспоминали "сытую жизнь" на флоте, заботами старшины...

Вся книга - от первой до последней страницы - ложь, фальшь и УМОЛЧАНИЕ. И не только имени "той женщины", как ее называют мемуаристы, не упомянуто. Не упомянута -сама ЖИЗНЬ нищего поэта, который не хотел продаваться.

Каждая вторая страница в книжке - у меня загнута и помечена, то карандашом, то ручкой. Недомолвки, искажения и - редкие крупицы - полувыговоренной правды. О Рубцове надо писать - особую книгу. Страниц антологии нехватит привести и прокомментировать - каждую из этих страниц. И тираж у Антологии - 500, и кроме Евтушенко - ни один советский поэт или литкритик не может ее купить (как, впрочем, и ставшую сразу же раритетом - тираж 15 000, вышедшую в 1983 году, книгу о Рубцове...) Но бодро пишут коллеги: "Не объяснишь случайностью тот факт, что более 10 человек из нашего литобъединения (при газете "На страже Заполярья" - ККК) - все сверстники почти, одного года призыва ребята ("годки" - на флотском языке) - стали членами Союза писателей СССР. Многие бывшие матросы и старшины сегодня - профессиональные журналисты, получившие после службы образование в Литературном институте, Московском и Ленинградском университетах." (стр.69) - пишет Валентин Сафонов, один из. А Коля Рубцов - не был членом. И почти не печатался (2 тонюсеньких сборника при жизни). И из Литинститута его изгоняли.

Но выживают - Сафоновы. Мне нет смысла писать о них, паче - цитировать. 10 членов Союза - из одного только армейского литобъединения! И всех их надо - кормить. И - снабжать квартирами. И - печатать. Где же тут место непродажному поэту?

Поэтому я уехал. А Коля, вологодский поэт - куда ему? В Нью-Йорк? В Новую Гвинею -стихи папуасам читать?

Пашет во дворе Некрасовки, в мастерне, худог Витя Володин. Из Вятки, деревенский. И посреди Нью-Йоркского кошерно-пуэрториканско-польско-литовско-итальянского Вильямсбурга - создает холсты, "помесь иконы с бытовухой", как их опредил я, или - традиций Сороки и Петрова-Водкина, как их определят искусствоведы. Ему больше нравится мое определение.

Им я - и проиллюстрирую нежно им любимого Колю. Которого он узнал - тут, от меня. Не брать же - иллюстрацией - тексты советских писателей о Коле, или - описание как корреспондент на БМРТ, герой повествования, "писатель Юрий Березовский": "Первым делом выдал ребятам буайбес по-марсельски - изысканную французскую уху. А дальше -больше: "шатобриан" из мороженой говядины, пюре "сен-жермен", соуса да "парфе" -просто закачаешься." (Еремей Иудович Парнов, "Ларец Марии Медичи", Московский рабочий, 1982, стр.71) Это то, что жрут советские писатели на приемах в Сен-Пермен-дю-Пре или Лондоне, но - вряд ли пробовал матрос Коля Рубцов.

Коля Рубцов, как и Витек Володин - и пельменей-то не всегда досыта пробовал. Про деревню - рассказывает мне Витек, рассказывал будущий член, автор "Колобка" Леша Любегин, да и сам я в Лубенском и прочих местах квасок хлебал, а про тралфлот - расскажет покойный капитан Толик Радыгин. Не дожил до публикации, умер, от горькой, в Техасе. Я же - еще скриплю. И долблю одним пальчиком - антологию. Годы уже.

О Иудовичах: Хотел процитировать, чего они там жрали, мент из МУРа и его писатель-коллега (стр. 212, 217, 219, 330-1, 336-7), да жаль стало страницы на эту суку, выпестыша И.А. Евремова, Еремея Иудовича. См. все эти рационы у Булгакова - примерно, то же. Просто меня сразил рассказ о буайбесе... на рыболовном траулере. Спросил тут беглого радиолокаторщика-навигатора, Володю - они там рыбу в рот брать не могли, обрыдло. Буайбес! Это ЧЛЕНЫ его жрут, в заграничных командировках с ментами.

  Пишет мне матушка (от 4.11.84):

"А прошлую книжку: "Воспоминания друзей" о К.Рубцове береги. Судьба этой книжки трагична. Тираж был всего 1 500 и когда напечатали половину, не хватило бумаги,  набор рассыпали. Дело тут конечно не в бумаге, но вот что не понравилось? Что насторожило? Смешно, но факт!"

Не смешно, матушка. Насторожила - ПРАВДА, которая лезет шилом из мешка в каждой странице воспоминаний коллег и друзей. И правда про Дербину (в воспоминаниях жены Виктора Астафьева, Марии Корякиной, где она по бабьи о многом пробалтывается, а уж жену классика деревенского - редактировать не посмели):

"Да я уже знала, что она пишет стихи, что печаталась. Читала подборку ее стихов в журнале "Север" - простые, славные два стихотворения. (Ничего себе - "подборка",  2 стихотворения! - ККК) Кроме того, в отделении Союза писателей как-то состоялось обсуждение стихов молодых поэтов, и ее в том числе. Читала она тогда, кажется, три или четыре стихотворения. Одно из них запомнилось мне особенно, о том, как люди преследуют и убивают волков за то лишь, что они и пищу и любовь добывают в борьбе, и что она (стихотворение написано от первого лица) тоже перегрызет горло кому угодно за свою любовь, подобно той волчице, у которой с желтых клыков стекает слюна... Сильное, необычайное для женщины стихотворение... И оттого, наверное, что поэтесса читала свои стихи детски чистым, таким камерным голоском, это звучало зловеще, а мне подумалось: такая жестокость, пусть даже в очень талантливых стихах, есть нечто противуестественное. И вот я подошла к тому, о чем больно и горько рассказывать." (ВоР, с.242-3) И не рассказывает. "Колю Рубцова убили. - Кто?! - Жена." (244).  Стихи Горбовского она процитировать, естественно, не смогла. "Ту женщину" - и она по имени не называет. Но сказано все-таки - СЛИШКОМ МНОГО.

Понятно, что "набор рассыпали". Но жене Астафьева - можно то, чего другим нельзя. Мне же можно - написать и об этом. И должно.

На Рубцова, же я натыкаюсь повсюду:

- Вот что, - сказал Золотухин Андрею, когда они вылезли из тряского крытого грузовика, - вы с Колей Рубцовым пригласите туда человек пять понятых. Ты на этой улиживешь, всех знаешь. Постарайся пригласить людей религиозных.

(Мир приключений, М, Дет.Лит., 1984, 259)

Женщина попрощалась и вышла из помещения. Тут же незнакомец встал, вынул пистолет и выстрелил в кассира Семенову, а затем в другую работницу кассы — Носову. Семенова, падая, сделала несколько шагов к кнопке сигнализации. Носова медленно опускалась на пол. Она толком и не разглядела нападавшего, отметила лишь высокий рост. И потеряла сознание.

Через несколько минут в кассе появился наряд милиции. Семенова была мертва. Носову в тяжелом состоянии увезли в больницу. Преступник уже скрылся: очевидно, он понял, что, падая, женщина успела нажать кнопку сигнализации. Деньги оказались не тронуты. Отпечатков пальцев не обнаружили. Но на столе лежал кассовый бланк, заполненный с двух сторон одним и тем же почерком. На той стороне, где «расход», была написана фамилия «Станиславский», а где «приход» — «Николай Рубцов». Итак, преступник оставил свой почерк. И еще гилзы от того же «Макарова».

(А это уже - "Следователи", М, 84 Юр .лит., 117)

Станиславский и Рубцов, имена нарицательные. О том, что первый, помимо режиссуры, был и капиталистом, хозяином канительной фабрики, где начал тянуть вольфрамовую нить для лампочки Ильича-Радыгина-Станиславского, узнаешь из "Науки и жизни", а о Коле - где? В недоговоренных мемуарах сов. современников?! Ложь же. Вот и резвлюсь...

---

Публикуется по изданию: Антология новейшей русской поэзии «У Голубой Лагуны»=The Blue Lagoon antology of modern russian poetry. Ньютонвилл. 1986. Т. 5-А