О Рубцове

Константин КУЗЬМИНСКИЙ

Пишет мне матушка (11.1.80):

"Писала ли о Коле Рубцове, забыла. Сейчас собирают материал для книги о нем. Погиб он от руки своей невесты, поэтессы Людмилы Дербиной (?). В ночь с 18 на 19 янв. 1971 г. Людмила была у Коли. Оба были пьяны, Л. прокусила (нечаянно - вставлено. - ККК) сонную артерию и утром обнаружила, что Коля мертв. Л. явилась в отд. милиции и сказала: "Я убила поэта", и назвала адрес. Дербина была осуждена на 8 лет. Друзьями Н.Рубцова за последние годы написано много воспоминаний о нем. Написаны и стихи, посвященные его светлой памяти! Большой друг Н. Рубцова - Г.Горбовский написал:

ВОЛОГОДСКИМ ДРУЗЬЯМ

 

                         Светлой памяти К.Рубцова

 

Нас познакомил

мертвый человек,

погибший

от укуса злобной суки...

Его уж нет.

Он завершил пробег...

Шагов его -

вот-вот затихнут стуки...

Но землю он любил -

не меньше нас!

Ее он славил

хрупким горлом птицы...

И от того,

что нет его сейчас -

душе

не расхотелось веселиться...

На птичьи его песни

выпал снег...

И съёжилась

посмертная шумиха...

... Как заспанно мы любим!

Как во сне...

Покуда просыпались -

стало тихо...

 

Ленинград,

14 октября 1971 г.

Вот потому и не люблю поэтесс, из предчувствия, что ли. А стихи Глеб написал плохие, но как всегда - хорошие строчки.

Показательно другое. ДАЖЕ о таком канонизированном поэте, как Коля - пишут глухо, обстоятельства его гибели проясняются - по слухам лишь, что же говорить о других, о малых?

Но эта поэтесса-кровососка, вамп (таких много в Америке) - ничего себе, случайно прокусила"? Дела...

В ОКЕАНЕ

 

Забрызгана

      крупно

            и рубка,

                 и рында,

Но ЧАС

      отправления

             дан!

И тральщик

    тралфлота

           треста

               "Севрыба"

Пошел

 промышлять

               в океан...

Подумаешь,

           рыба!

Треске

  мелюзговой

Язвил я:

  - ПОПАЛАСЬ УЖЕ? -

На встречные

  злые

        суда без улова

Кричал я:

- Эй, вы!

На барже! -

А волны,

       как мускулы,

          взмыленно,

            рьяно,

Буграми

В СУРОВЫХ тонах

Ходили по ЧЕРНОЙ

            груди океана,

И ЧАЙКИ ПЛЕСКАЛИСЬ

               в волнах.

И долго,

       и хищно,

              стремясь поживиться,

С кричащей

        голодной

                  тоской

Летели

      большие

              клювастые

                   птицы

За судном,

        пропахшим

                  треской...

 

1961

(в официальных сборниках)

В ОКЕАНЕ

 

Забрызгана

    крупно

         и рубка,

              и рында,

Но румб

 отправления

             дан

И тральщик

    тралфлота

             треста

                "Севрыба"

Пошел

  промышлять

               в океан.

Подумаешь,

                 рыба!

Подумаешь,

                рубка!

Как всякий

           заправский

                        матрос,

Я хрипло ругался,

                и хлюпал,

                        как шлюпка,

Сердитый

        простуженный

                   нос.

От имени

       треста

              треске

                 мелюзговой

Язвил я:

- Что, сдохла уже?

На встречные

      злые

        суда без улова

Кричал я:

- Эй, вы,

         на барже! -

А волны,

      как мускулы,

           вздыбленно,

                    пьяно,

Буграми

       в багровых тонах

Ходили по нервной

                груди океана,

И нерпы ныряли

               в волнах.

И долго,

       и хищно,

              стремясь поживиться,

С кричащей

            голодной

                 тоской

Летели

      большие

            клювастые

                       птицы

За судном,

       пропахшим

                      треской...

 

До 1961

(в машинописном сборнике, по памяти)

Кому нужны были эти правки в совершенно невинном тексте? Формализм из Коли вышибали. Коля работал ПО ЗВУКУ: "румб", "багровых", "нервной", "нерпы ныряли" - его приводили к "соцреализму".

Строфу о ругани - вообще выкинули: советскому матросу не подобает ругаться (см. единственный приличный рассказ Л.Соболева - "Индивидуальный подход").

Во всех имеющихся у меня изданиях Рубцова текст этот приводится по какой-то вологодской публикации. Я привожу его по "рукописному" (как выразился Кожинов) сборнику "Волны и скалы", который помню наизусть.

Дата "1961" - неверная. В январе 1961 года Коля уже читал эти стихи, наряду с другими. Или не читал. Я не помню. Но тогда они написаны при мне. Звуковые.

Остальные стихи из сборника "Волны и скалы" буду приводить по памяти, отмечая в примечаниях примеры редакторской "правки".

ФИАЛКИ

 

Я в фуфаечке грязной

Шел по насыпи мола,

Вдруг откуда-то страстно

Стала звать радиола:

"Купите фиалки!

Вот фиалки лесные!

Купите фиалки,

Они словно живые!"

... Как я рвался на море!

Бросил дом безрассудно

И в моряцкой конторе

Все просился на судно,

На буксир, на баржу ли...

Но нетрезвые, с кренцем,

Моряки хохотнули

И назвали младенцем...

Так зачем мою душу

Так волна волновала,

Посылая на сушу

Брызги быстрого шквала?

Кроме моря и неба,

Кроме мокрого мола,

Надо хлеба мне, хлеба...

Замолчи, радиола!...

Сел я в белый автобус,

В белый, теплый, хороший,

Там вертелась, как глобус,

Голова контролерши.

Назвала хулиганом,

Назвала меня фруктом...

Как все это погано!

Ах, кондуктор, кондуктор..

Ты не требуй билета,

Увези на толкучку,

Я, как маме, за это

Поцелую вам ручку!

Вот хожу я, где ругань,

Где торговля по кругу,

Где толкают друг друга

И толкают друг другу,

Рвут за каждую гайку

Русский, немец, эстонец...

О, купите фуфайку!

Я отдам за червонец...

 

 

 

 

/Вдруг тоскливо и страстно/

 

 

 

 

 

 

/Умолял, караулил.../

 

 

 

 

 

 

 

 

 

/Брызги сильного шквала/

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

/Эх! ............./

 

НА БЕРЕГУ

 

Однажды к пирсу

Траулер причалил,

Тревожный порт

Приветствуя гудком.

У всех в карманах

Деньги забренчали,

И всех на берег

Выпустил старпом.

Иду и вижу:

Мать моя родная! -

Для моряков,

Вернувшихся с морей,

Избушка,

Под названием

"Пивная" -

Стоит без стекол в окнах,

Без дверей.

Где трезвый тост

За промысел успешный?

Где трезвый дух

Общественной пивной?

Я в первый раз

Забрел сюда,

Безгрешный,

И покачал

Кудрявой головой.

И тут матросы

В сумраке кутежном,

Как тигры в клетке,

Чувствуя момент,

Зашевелились глухо

И тревожно:

"Тебе чего не нравится,

Студент?"

[ "Послушайте,

Вскипел я,

Где студенты?!

Я знаю сам

Моряцкую тоску!

И если вы

Неглупые клиенты -

Оставьте шутки,

Трескайте треску!"

Я сел за стол

С получкою в кармане,

И что там делал -

Делал или нет -

Пускай никто

Расспрашивать не станет:

Ведь было мне

Всего Шестнадцать лет!

Очнулся я,

Как после преступленья,

С такой тревогой,

Будто бы вчера

Кидал в кого-то

Грязные поленья,

И мне в тюрьму

Готовиться пора! ]

А день вставал,

И музыка зарядки

Уже неслась

Из каждого окна,

И утверждая

Трезвые порядки,

Упрямо волны

Двигала Двина,

Родная рында

Звала на работу

И, освежая головы,

Опять

Летел приказ

По траловому флоту:

"Необходимо

Пьянство

Пресекать!"

Опубликовано в сборнике "Подорожники", Москва, Молодая Гвардия, 1976, - наиболее полном (привожу, в основном, из него) под названием "Летел приказ (воспоминание)". Не датировано. Написано, вероятно, перед "Фиалками" и после "В океане" (1961-62).

Разночтения:

"вошел сюда" - "зашел сюда", "и вдруг" - "и тут", "кружки и поленья" - "грязные поленья", но это все мелочи.

Переделана, в основном, строфа после выпущенной "Послушайте, вскипел я..." Переделана, поскольку у Коли точно указывается возраст: 16 лет. О том, что спаивается (или спивается) шестнадцатилетний кочегар, в Советском Союзе говорить не полагается. Хваленая Кожиновым Колина искренность тут приходится не к месту.

Криминальную строфу убрали.

Но не из моей памяти.