Отчизна и воля: книга о поэзии Николая Рубцова

Виктор БАРАКОВ

«ОН УВИДАЛ МЕНЯ И ЗАМЕР…»
СТИХОТВОРЕНИЯ НИКОЛАЯ РУБЦОВА ДЛЯ ДЕТЕЙ

Стихотворений, написанных для детей, у Рубцова немного – всего двенадцать. Они и сами невелики, и адресованы самым маленьким. Больше половины из них – стихи о животных: «Медведь», «Ласточка», «Воробей», «Про зайца», «Ворона», «Коза», «Жеребенок». Рубцов понимал, что такие стихотворения особенно близки детскому сознанию, хотя он мог и не знать, что не только в детской литературе, но и в русском детском внеигровом фольклоре животные занимают важное место. Малыши сочиняют стихотворения, песенки не для игры, а просто из потребности в прекрасном. Таковы песни «Заюшка», «Воробышек», «Коза» и др. Дети воспринимают мир всерьез, «взаправду», а потому одушевление животных для них – явление само собой разумеющееся. Они и обращаются к ним , как к людям: «Заяц белый, куда бегал?», «Коза, коза, где была?»

Одушевлены животные и у Рубцова, хотя человеческим голосом они не говорят:

Заяц в лес бежал по лугу,

Я из лесу шел домой, -

Бедный заяц с перепугу

Так и сел передо мной!

Так и обмер, бестолковый,

Но, конечно, в тот же миг

Поскакал в лесок сосновый,

Слыша мой веселый крик.

И еще, наверно, долго

С вечной дрожью в тишине

Думал где-нибудь под елкой

О себе и обо мне.

Встречи странствующего лирического героя Рубцова с животными далеко не случайны. Он одинаково нежен и добр и к ним, и к человеку, он любит и хранит «сей образ прекрасного мира», в котором жеребенок «смешной и добрый», ласточка «родная», заяц «бедный»; он переживает горе медведя, воробья, вороны как свое собственное, и в его словах слышится неподдельное удивление и восхищение природной гармонией, в которой нет зла в человеческом его понимании:

Чуть живой. Не чирикает даже.

Замерзает совсем воробей.

Как заметит подводу с поклажей,

Из-под крыши бросается к ней!

И дрожит он над зернышком бедным,

И летит к чердаку своему.

А гляди, не становится вредным

Оттого, что так трудно ему…

  Один из исследователей творчества поэта, В. Белков, совершенно справедливо считая, что у Рубцова человек и “братья наши меньшие” равноправны, пишет:  “Животные у Николая Рубцова имеют - и это самое важное - свой самостоятельный голос, не ущемляемый поэтом. Не часто встретишь такое в литературе, в том числе современной”. Именно поэтому В. Белков полагает, что Рубцову удалось сказать “новое слово” в поэтическом осмыслении живой природы. Но, во-первых, Н. Рубцов был не  одинок:  по мнению М. Эпштейна, “новизна поэтического анимализма 60-х-70-х годов - это прежде всего снятие таких оппозиций  прежнего мышления, как превосходство человека над животными...” А во-вторых, еще в русском фольклоре, в сказках и в лирике природа (в том числе животные) и человек никогда не противопоставлялись друг другу; более того, в поэтических представлениях народа души человека и животных были однородными. Животные в фольклоре даже наделялись определенными чертами человеческого характера. Рубцов знал об этой особенности народного творчества: в его стихотворениях медведь предстает зверем могучим, но добрым, заяц – трусливым и беззащитным.

Ласточка в народной лирике является символом материнской любви и непрочности счастья – в стихотворении Рубцова  тот же смысл:

Ласточка носится с криком.

Выпал птенец из гнезда.

Дети окрестные мигом

Все прибежали сюда.

 

Взял я осколок металла,

Вырыл могилку птенцу,

Ласточка рядом летела,

Словно не веря концу.

 

Долго носилась, рыдая,

Под мезонином своим…

Ласточка! Что ж ты, родная,

Плохо смотрела за ним?

Такое стихотворение, - отмечает критик И. Ростовцева, - несмотря на кажущуюся простоту, написать необычайно трудно. В особенности специально, даже числясь детским поэтом. Ласточка, потерявшая птенца, вызывает такое же человечнейшее чувство сострадания, как и мать, потерявшая ребенка. Последние строки – это укоризна, а не назидание. Ни одной фальшивой ноты. Стихотворение, казалось бы, созданное без всяких художественных средств, - «высокохудожественное» (потому что высоконравственное)».

Николаем Рубцовым написаны также пять стихотворений, главные герои которых – сами дети: «Мальчик Вова», «Мальчик Лева», «Узнала», «После посещения зоопарка», «Маленькие Лили». Каждое такое стихотворение – короткий эпизод из жизни ребенка, часто – настоящая маленькая драма:

Горько плакал мальчик Лева

Потому, что нету клева.

- Что с тобой? – спросили дома,

Напугавшись пуще грома.

Он ответил без улыбки:

- Не клюют сегодня рыбки…

  В этих рубцовских стихотворениях отсутствуют экспозиции, детальные описания и сравнения, поэт одним-двумя предложениями рассказывает о событии и передает состояние своего героя. Здесь также проявилось понимание рубцовым детской психологии, ведь для малышей характерно отсутствие потребности в «начале» и «конце», они сразу переходят к сути, к поразившему их образу, «схватывают» новое, необычное, самое яркое и запоминающееся. Типична для речи ребенка и вопросительная интонация, которую поэт искусно вводит в свои стихотворения:

- Что тебе, милый,

Уснуть не дает?

Мама, а как

Крокодил поет?

В детском игровом фольклоре часто используются повторения, характерна для маленьких детей и своеобразная звуковая игра парных слов, в которой важное место занимают аллитерация и ритм:

Тень, тень, потетень!

…А дидили, дидили,

А где деду видели?

  В стихотворении «Маленькие Лили» Рубцов в полной мере использует эти приемы:

Две маленькие
 Лили -

          лилипуты
увидели на иве жёлтый прутик.
Его спросили Лили:

  "Почему ты
          не зеленеешь,

              прутик-лилипутик?"

Пошли

       за лейкой

маленькие Лили,
на шалости не тратя и минуты,
и так усердно,

           как дожди не лили,
на прутик лили

Лили -
лилипуты.

Известно, что еще С. Маршак и К. Чуковский стали широко использовать в своем творчестве жанровые формы детского фольклора (потешки, считалки, перевертыши), из фольклора были взяты и антропоморфизм, и звукоподражание, однако интересовали их почти исключительно бытовые стихотворения или сказочные циклы. Собственный практический опыт стихотворцев был для них более существенным (знаменитые десять «заповедей» К. Чуковского для сочинителей детских стихов, отказ от авторского самовыражения у С. Маршака и т.п.). По этому пути пошли в дальнейшем Д. Хармс, А. Введенский, С. Михалков, Б. Заходер и др.

Вряд ли Рубцов детально был знаком с такой художественной системой – специально для детей он не писал, и подобное словотворчество стало для него таким же предметом отдохновения, как и для Пушкина, Некрасова или Есенина. Его стихотворения, вошедшие в детское чтение дошкольников и младших школьников еще в 70-е годы, создавалось в русле образно-символической структуры, ориентированной прежде всего на русский фольклор и русскую классику – в этом и заключается их этическая и эстетическая ценность.