Отчизна и воля: книга о поэзии Николая Рубцова

Виктор БАРАКОВ

Содержание

«О ЧЕМ ПИСАТЬ? НА ТО НЕ НАША ВОЛЯ!»

Очень трудно перечислить все написанное о Николае Рубцове. Ежегодно в России и за ее пределами выходят десятки статей и исследований, посвященных его творчеству, не смолкает научная полемика. Довольно долго спорят, например, о методе, о философичности и публицистичности его поэзии, о характере лирического героя… С методом, к счастью, разобрались. И те ученые, которые рассуждали о реализме в поэзии Рубцова, и те, которые твердили о романтической основе его лирики, в конце концов, заговорили о синтезе этих двух традиций.

С понятием «философская поэзия» пришлось помучиться дольше. Сам Рубцов вроде бы не оставил никаких сомнений на этот счет: “Я чуток как поэт, Бессилен как философ». Был категоричен и Р. Винонен: «Всякий знающий стихи Рубцова должен признать, что в области мысли поэт силен не был».

С другой стороны, у Н. Рубцова есть стихотворения с действительным или скрытым подзаголовком “Философские стихи», например, “Душа” или “Философские этюды”. Еще в пятидесятых годах будущий поэт читал в библиотеке труды Гегеля, Канта, Аристотеля, Платона…

Критик А. Павловский заметил по этому поводу, что «поэзия Рубцова вообще носит достаточно явственный философский характер...”

Потребовалось время, чтобы понять очевидное: Рубцов, конечно же, не похож на поэта-философа, извлекающего истины (и не только истины) “из головы” и бросающего их «в лоб» читателю. Рубцовский стих не живет одной только мыслью, она сама обитает в нем, присутствует в его образном строе, извлекается из подтекста.

Философичность лирики Рубцова во многом объясняется и его задумчивым, суровым характером северянина; а северяне эти, как известно, "выходцы из Киевской Руси, которая пала под ударами татаро-монголов... Они принесли сюда всю исконную русскую культуру, идущую от самых истоков. Но мало того, что они принесли, - они обогатили эту культуру новыми качествами. Они эту исконную русскую культуру помножили на особые условия Севера, они, так сказать, выработали тип культуры, тип человека, личности, которая была порождена особыми суровыми условиями Севера и которая была необходима человеку, чтобы выжить в этих условиях". (Ф. Абрамов).

В XX веке заповедный Север стал уникальным краем для русской литературы. Вологодская земля подарила России Н. Клюева, В. Шаламова, С. Орлова, С. Викулова, О. Фокину, А. Яшина, В. Белова, В. Тендрякова; здесь свои лучшие книги написал В. Астафьев, снимал знаменитую "Калину красную" В. Шукшин...

Многие, знавшие Рубцова, отмечают, как привязан был поэт к родному краю, как гордился он Севером, ставшим для него, сироты, и домом, и счастьем:

Спасибо, родина,

что счастье есть..

("В лесу")

О философской лирике Н. Рубцова в последние годы написаны достаточно аргументированные, убедительные исследования И. Ефремовой, З. Старковой, Е. Ивановой и других ученых. Они ставят поэта в один ряд с В. Жуковским, Ф. Тютчевым, А. Фетом, Я. Полонским… Здесь необходимо одно существенное уточнение – русская философия никогда не была философией в конкретном, научном значении этого слова. М.М. Бахтин, например, презрительно говорил о нашем «полунаучном мышлении, по недоразумению называющем себя философским». В ее основе – не «чистая» логика и изворотливая диалектика, а глубокое, трагическое по своей сути религиозно-нравственное мироощущение, мировосприятие и, несмотря на редкие исключения (они только подтверждают правило), - мировоззрение. Поэтому русская философия гораздо ближе к публицистике, к художественной литературе, чем западноевропейская. Кроме того, она, как и литература, всегда была крепко связана с идеологией и политикой, иногда даже слишком крепко, до удушения. В эти исторические периоды в философии, в литературе, а значит, и в лирике искали скрытый смысл, своеобразные откровения, «запретные» мысли…

Лирика Н. Рубцова почти вся создана в «застойное» время, а значит, она не чужда той философской «публицистике», которую читали тогда «между строк». Но в рубцовском стиле, конечно же, есть и особая публицистичность, которую еще В. Белинский считал исконно русской традицией, специфической чертой нашей культуры, с незапамятных времен ставившей общественное служение выше личного, индивидуального. Эта традиция не ведет к уничтожению индивидуальности, к полному растворению субъективного, личного в социуме. Поэты прекрасно знают об истинной, духовной свободе человека. Не случайно критик В. Акаткин, много писавший в 60-е – 70-е годы о “тихой” лирике, отмечал, что у них более сложное, субъективное видение мира, чем у “громких”, “эстрадных” авторов. Правда, “тихих” ругали за крайне узкий выбор тем, за “простоту” и обыденность предметного мира. Конечно, ведь они воспевали серенькую русскую природу, а не антимиры… Но вспомним слова Н. Гоголя: “Чем предмет обыкновеннее, тем выше нужно быть поэту, чтобы извлечь из него необыкновенное…”

Оригинальность Рубцова заключается в том, что он сумел традиционные стилевые формы объединить с языком и мышлением своего времени, придал современному языку классическую простоту в ее сложнейшей внутренней гармонии.

Новаторство Н. Рубцова проявилось в отношении к традиции, восстановлении ее и несовпадении с нею. Этическая и эстетическая насыщенность, совершенно сознательно создаваемая поэтом, трагедийность вызывают неповторимый художественный эффект. Можно сказать, что Николай Рубцов пришел к сердцу читателя не броскостью внешней стороны стиха; он знал, чем живет это сердце, в чем его боль…

Но не в уходе, не в прощании, не в оплакивании прошлого истинность рубцовской поэзии, а в восстановлении и утверждении народных идеалов. "Цель художества есть идеал", — писал А.С. Пушкин. Духовная высота Рубцова — человеческая душа, не замутненная "философией" практицизма. В этом нравственный центр его поэзии, говорящей о самоценности жизни, о значении в ней духовного начала.

Лирический сюжет у Рубцова несет определенные смысловые нагрузки, характерные как для всего русского поэтического мироощущения XX века, так и для народного сознания в 60-80-е годы. В нем выражена одна из главных примет художественного мышления поэта — его отстраненность. Это не только поэтическая форма, а само содержание русской жизни второй половины столетия. Огромные массы народа хлынули из деревни в город; менялся уклад, менялось сознание. В неустойчивости жизни появилась отстраненность, в которой сосуществовали одновременно и уход, и возвращение:

Но моя родимая землица

Надо мной удерживает власть,

Память возвращается, как птица,

В то гнездо, в котором родилась.

("Ось")

Отсюда и небольшой набор лирических тем у Рубцова. Легко понять, почему так ясно и определенно он высказывался об их выборе:

О чем писать?

На то не наша воля!

Эмоциональная напряженность его поэзии объясняется еще и тем, что он точно знал: любые вторичные темы подчинены общей, трагической для всех нас "теме", единому для всех "сюжету".

Поэтические мотивы в лирике Рубцова включены в сложную систему ассоциативных связей: фольклорных, литературных, общеупотребительных, контекстуальных (в тексте отдельных стихотворений, в их цикле, во всем творчестве поэта, в его литературном окружении и т.д.), в том числе и связей интуитивно-мистических. Так, в ряду устойчивых мотивов, сопряженных с образом ночи, есть и такой: необъяснимая тоска, так называемая «русская» тоска. Или другой пример: в молитве св. Василия Великого сказано: «И даруй нам бодренным сердцем и трезвенною мыслию всю настоящего жития нощь прейти…» Сравните у Рубцова:

Созерцаю ли звезды над бездной

С человеческой вечной тоской,

Воцаряюсь ли в рубке железной

За штурвалом над бездной морской –

Все я верю, воспрянувши духом,

В грозовое свое бытие

И не верю настойчивым слухам,

Будто все перейдет в забытье…

("Мачты")

Многие строки поэта вошли в русский язык, стали крылатыми, в них сконцентрирован нравственный опыт народа:

За все добро расплатимся добром,

За всю любовь расплатимся любовью…

***

Хлеб, родимый, сам себя несет…

***

В минуты музыки печальной

Не говорите ни о чем…

***

До конца,

До тихого креста,

Пусть душа

Останется чиста!..

***

Россия, Русь! Храни себя, храни!..

Общая, объединяющая тема рубцовской философской лирики совсем не оригинальна: смысл человеческой жизни… Поиск этого смысла, духовное странствование по Руси нынешней и минувшей – вот подлинное содержание поэзии Рубцова. О ее предназначении поведал нам на прощание А. Романов: «Сама природа русского духа давно нуждалась в появлении именно такого поэта, чтобы связать полувековой трагический разрыв отечественной поэзии вновь с христианским мироощущением. И жребий этот пал на Николая Рубцова. И зажегся в нем свет величавого распева и молитвенной исповеди».