На данный момент взаимодействия северной поэзии с творчеством зарубежных авторов – одна из малоизученных и сложных для рассмотрения тем. Не так много свидетельств работы с первоисточниками оставили и оставляют нам Ф.М. Абрамов, В.И. Белов, Н.М. Рубцов, О.В. Фокина и др. авторы. Однако талант наших земляков и шире – соотечественников – не вырастает на ровном месте. Так, по признанию В. Распутина критику Вл. Бондаренко: «В молодости я подражал и Фолкнеру, и такому малоизвестному немецкому писателю, как Борхерт, и, пожалуй, Хемингуэю. Такая была пора — 60-е годы, когда к нам пошла переводная литература, первые два-три рассказа у меня «не мои», но я быстро отказался от чужих влияний, поняв, какое мне Бог дал богатство — народный русский язык».

Вместе с тем нельзя не отметить, что именно знание зарубежной литературы и философии, европейской жизни и жизни востока, подкреплённое кругосветным путешествием на фрегате «Паллада» во многом, хотя, естественно, не во всём определило талант И.А. Гончарова. А Французская революция 1848 года отразилась в творчестве И.С. Тургенева, в судьбе Ф.М. Достоевского.  

Перекличка стихов Н.М. Рубцова и французских лириков Ф. Вийона, А. Рембо, П. Верлена, Ш. Бодлера, с одной стороны, очевидна и доказана. Однако, с другой стороны,  это в большей степени сделано на уровне упоминания иностранных имён: 1) в творчестве поэта: «И, как живые, в наших разговорах. Есенин, Пушкин, Лермонтов, Вийон…» («Вечерние стихи»); 2) в прозе Н. Рубцова: «Не только Россия богата талантами. Очень богата была поэтами Франция. Один из них, например, Верлен. Рембо еще был, Бодлер. Верлен совершенно почти ничего не написал. Но он написал одно прекрасное стихотворение, которое называется "Осенняя песня", которая, кстати, слабее моей. И его назвали гениальным поэтом. И еще один был гениальный поэт Рембо. Он написал всего-навсего восемнадцать стихотворений. И каждое из них гениальное. Всего-то книжечка маленькая. Брошюра» («О гениальности»);  3) в воспоминаниях о нём, например, о создании «Вечерних стихов»: «Но как в такой русской компании оказался Вийон? Горькие мытарства этого француза отозвались сочувствием в бездомности самого Рубцова, и он запросто привел из XV века в наше застолье этого великого остроумца и гуляку... «... Вещь дорога, пока мила, Куплет хорош, пока поется, Бутыль нужна, пока цела, Осада до тех пор ведется, Покуда крепость не сдается, Теснят красотку до того, Пока на страсть не отзовется...» Так лихо сочинял неунывающий Вийон, а потом все же признавался: «Бедность нас преследовала по пятам», словно бы имея в виду не только одного себя, а всех честных поэтов мира. Вот и в Рубцове задел эту сокровенную боль. Ведь многим людям Николай Михайлович казался добровольно безработным и потерянным для оседлой жизни человеком. Он, конечно, чувствовал такое отчуждение даже среди родных и близких людей. А о молчаливом осуждении якобы праздного его существования уж и говорить нечего — люди не ведают, насколько лихорадочно изнурителен труд поэта» (А. Романов «Искры памяти» гл. «Первое изумление»).

И только отдельные статьи позволяют соотнести текст оригинала, в данном случае П. Верлена, и его вольного перевода на русский язык («Осенняя песня Н. Рубцова – в двух редакциях последней): «Рубцов прочел свои стихи, сказав, что в них лишь вкраплен мотив Верлена (впервые они появились в книге «Сосен шум»). Сейчас я, правда, склонен думать, что и «Осенняя песня» Чайковского, которую Николай очень любил, тоже в какой-то мере повлияла на настрой этих стихов… Сказалось здесь, думается, и то, что Николай Михайлович, видимо, чувствовал сходство своей судьбы с судьбой этих французских поэтов…» (Б. Чулков «Осенняя песня»)

Чуть более пристальный взгляд на критику о П.Верлене позволяет увидеть ещё, как минимум, одно текстуальное взаимодействие Верлен-Рубцов. Приведём фрагмент высказывания поэта-переводчика А.М. Ревича «И великий мастер французского языка Анатоль Франс, и не владевший им Максим Горький в своих статьях о Поле Верлене цитировали сходные, хотя и не вполне текстуально совпадавшие высказывания критика Жюля Леметра, который называет П.Верлена варваром, дикарем, ребенком «с музыкой в душе», который слышит порой «такие голоса, каких до него не слышал никто…» [5] (Ср. с рубцовским: «На темном разъезде разлуки И в темном прощальном авто Я слышу печальные звуки, Которых не слышит никто...» («Прощальное»).

Кроме того, на наш взгляд, отражение европейской традиции в поэзии Н.М. Рубцова не ограничивается французскими лириками. По словам преподавателей поэта, например, А.А. Михайлова, «Это был человек с тонким вкусом в самых разных отношениях: и в манере писать, и в манере одеваться, и в манере жить» [3]. И в манере читать – добавим мы. По наблюдениям В.Н. Баракова, в библиотечном формуляре поэта значились такие имена, как Гегель, Кант, Аристотель, Платон [1]. Мы же говорим о литературном чтении и пытаемся наметить взаимодействие Н. Рубцов – А. Мачадо (и шире – Н. Рубцов – испанская поэзия).

Сопоставим часть поэтического наследия Н. Рубцова с двумя текстами А. Мачадо из книги «Поля Кастилии» (1907-1917).

А. Мачадо «Ты отнял, господь, у меня ту, кого я любил всех сильней»	Н. Рубцов «Повесть о первой любви»
Ты отнял, господь, у меня ту, кого я любил всех сильней. Слушай, как сердце мое снова бушует в горе. Исполнилась воля твоя, господь, против воли моей, в мире одни остались сердце мое и море.	И всё же в холодные ночи Печальней видений других- Глаза её, близкие очень, И море, отнявшее их...

Если первый пример ещё может вызвать сомнения, то второй случай, на наш взгляд, очевиден, или же является свидетельством какого-то мистического, сверхъестественного совпадения, ведь речь идёт о том, как называлась целая книга, да ещё и первая книга стихов нашего поэта.

А. Мачадо «Четыре вещи на свете…» (пер. В. Столбова)	Б. Тайгин «Волны и скалы»
Четыре вещи на свете для моря годятся мало: якорь, штурвал и весла, и страх налететь на скалы.	Назвал Н. Рубцов ее «Волны и скалы», объяснив, что «волны» означают волны жизни, а «скалы» — различные препятствия, на которые человек натыкается во время своего жизненного пути. Стихи в книжке — именно об этом.

Изучение творческого взаимодействия Н. Рубцова с зарубежной поэзией может пролить свет на истинный уровень его таланта, который, позволим предположить, гораздо шире регионального, национального и даже – континентального. Другими словами, во второй половине двадцатого века нас посетил гений мирового уровня. Уровня Шекспира и Байрона, Боккаччо и Петрарки, Гёте и Шиллера. И как часто бывает, остался не замеченным в той мере, в какой заслужил этого ни при жизни, ни после смерти. Однако рубцововедение взрослеет и вместе с ним взрослеет и понимание не только стихов, но и личности Н. Рубцова как в России, так и за её пределами.

Творчество П. Верлена привлекало внимание не только Н. Рубцова, но и ещё одного северного писателя, автора признанного, гениального, с мировым именем – Ф.А. Абрамова. Кто-кто, а заведующий кафедрой ЛГУ, безусловно, читал П. Верлена (Рубцову в этом отношении хорошим подспорьем был литинститут; вместе с тем знания Абрамова-учёного, естественно, более фундаментальны, чем знания Рубцова-студента). И может быть, «Деревянные кони» в одном из многочисленных возможных значений образа-символа, вынесенного автором в заглавие рассказа, тонко-чувственном смысле минувшей молодости и любви, грандиозном смысле движущегося по кругу времени, прискакали к нам из Франции? По крайней мере, текст с подобным названием в творчестве П. Верлена есть, и даже в двух редакциях («я включил в состав книги два варианта стихотворения «Деревянные кони». Первый вариант входит у Верлена в цикл «Бельгийские пейзажи» из книги «Песни без слов» и называется «Брюссель», а второй без названия входит в книгу «Мудрость». В отличие от первого варианта, немного гротескного, но представляющего озорную антиидиллию, второй содержит трагический мотив, резче окрашен социально и впрямую предвещает будущие исторические потрясения»): «По кругу! Быстрей, деревянные кони! По кругу, быстрей и быстрей друг за другом, Без отдыха круг пролетая за кругом Под звуки трубы в бесконечной погоне! Отрада сердец, деревянные кони, По кругу, быстрей - под прищуренным взглядом Плута продувного, стоящего рядом, Летите под звуки рожков и гармони… Как странно, что пьяны и вы без вина, Что кругом дурацкий плывет балаган: Блаженство в крови, а в сознанье дурман, Душа вместе с этой толпою пьяна… По кругу, лошадки, вперед неизменно! Без отдыха тур совершайте за туром! Вы мчитесь стремительным плавным аллюром, Не требуя шпор, не надеясь на сено. Быстрей, мои кони, утеха души! Ждет всадников ужин и мирный досуг, Спускается сумрак и манит пьянчуг У стойки последние тратить гроши… Под небом, как бархатный плащ златотканый, Под звездными блестками мчитесь бессонно По кругу под медь погребального звона, По кругу, быстрей, под раскат барабанный!» (1880) (Пер. А.М. Ревича).

Есть деревянные кони и в творчестве испанского поэта А. Мачадо, причём строки из «Деревянных коней» П. Верлена берутся здесь в качестве эпиграфа: «Пегасы, красавцы пегасы. Мои деревянные кони… В детстве знавал я счастье кружиться под визг шарманок в праздничном шуме и блеске на скакуне деревянном. В воздухе пыльном и душном мигали, мелькая, свечи, а в небе светился синий усеянный звездами вечер. О где вы, радости детства, когда за медяк на ладони подхватят красавцы пегасы, умчат деревянные кони» (из кн. «Одиночества, галереи и другие стихотворения» (1899-1907) (Пер. В. Столбова).

На наш взгляд, А. Мачадо удаётся чище и лиричнее, чем П. Верлену, выразить квинтэссенцию названных смыслов. Точнее эту мысль можно выразить словами другого испанского поэта М. де Унамуно: «Я принадлежу к числу тех испанцев, которые, коль скоро им в руки попадает книга …, хотят почувствовать дыхание породившей её жизни, услышать голос земли и народа, ждут от неё глубокой и настоящей поэзии, а не литературного набора декадентских финтифлюшек и экзотических бумажных цветов…» [4].

В повести «Деревянные кони» Ф.А. Абрамов конкретизирует основные значения всё того же образа-символа, придаёт им наряду с лирическим – эпическое звучание: «…особенно меня восхищали пижемские дома – большие бревенчатые дома с деревянными конями на крышах. Впрочем, сам по себе дом с коньком на Севере не редкость. Но я ни разу еще не видел такой деревни, где бы каждый дом был увенчан коньком. А в Пижме – каждый.  Идешь по подоконью узкой травянистой тропинкой, в которую из-за малолюдья превратилась деревенская дорога, и семь деревянных коней смотрят на тебя с поднебесья.  – А раньше их поболе у нас было. В двух десятках деревянное стадо считали, – заметила Милентьевна, шагавшая рядом со мной».

Если же в названном примере речь не идёт о прямой перекличке (схематически обозначим её Франция, 1872-1880 – Испания,1899-1907 – СССР, 1969), то образы Верлена и Мачадо, с одной стороны, и Абрамова, с другой, восходят к общему архетипу, имеющему языческую природу и связанному с зооморфическими верованиями древних. Впрочем, на наш взгляд, сознательная, контролируемая, вербально-текстуальная перекличка здесь всё-таки имеет место: «…пар шел от старого Громобоя, одеревенело застывшего возле телеги у конюшни. Я позвал его, когда проходил мимо.  Громобой вытянул старую шею в мою сторону, но голоса не подал.  И так же безмолвно, понуро свесив головы с тесовых крыш, провожали меня деревянные кони. Целый косяк деревянных копей, когда-то вскормленных Василисой Милентьевной. И мне до слез, до сердечной боли захотелось вдруг услыхать их ржанье. Хоть раз, хоть во сне, если не наяву.  То молодое, заливистое ржанье, каким они оглашали здешние лесные окрестности в былые дни».

Не умаляет ли возрастающее количество литературных аллюзий достоинства поэзии или прозы автора, замыкающего (на данный момент) «златую цепь» лирической традиции?

Приведём здесь высказывание Т.С. Элиота из статьи «Традиция и индивидуальный талант»: «Перейдём к более понятному описанию отношения поэта к прошлому: художник не должен ни воспринимать его как нечто единое и неделимое, ни брать за эталон творчество одного-двух любимых поэтов или отдельный период. Первый путь неприемлем, второй важен в период ученичества, третий возможен как приятное и весьма желательное дополнение… Это заявление можно опровергнуть, обратившись к судьбами поэтов в любом пантеоне… Некоторые могут впитывать знания, менее способные должны добывать их потом. Шекспир подчерпнул больше  необходимых исторических сведений у Плутарха, чем большинство читателей из всей библиотеки Британского музея. Мы настаиваем на том, что поэт должен выработать или развить своё понимание прошлого и совершенствовать его на всём творческом пути. Это требует постоянного самоотречения, поскольку с этого момента он посвящает себя чему-то более важному. Путь писателя к совершенству означает каждодневное самопожертвование, утрату индивидуальности…» [4]

Литература:

1. Бараков В.Н. Отчизна и воля: Книга о поэзии Николая Рубцова. – Вологда, 2005

2. Иванова Е.В. «Мне не найти зелёные цветы...»: Размышления о поэзии Н.М. Рубцова. - М., 1997.

3. Киров А. Сквозь тьму в Тотьму. – Двина. – 2006. - №4.

4. Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. Трактаты, статьи, эссе. — М., 1987

5. //a88.narod.ru/3rv.htm

---

Материал предоставлен автором