Когда я принял литературное объединение «Нарвская
застава» от поэтессы Натальи Грудининой, я
уже знал, что это объединение — одно из
сильнейших в Ленинграде. Немало известных
поэтов начинало здесь свой творческий путь:
Илья Фоняков, Анатолий Поперечный, Анатолий
Аквилев, Михаил Сазонов, Николай Малышев,
Нонна Слепакова... Познакомившись с
кружковцами, которыми должен был
руководить, порадовался их слаженности
в работе и серьезному отношению к делу, а
прежде всего — бесспорной одаренности
многих из них.
Даже на таком фоне сразу обращала на себя
внимание яркая индивидуальность Николая
Рубцова. Привлекали стихи молодого поэта,
удивительно жизнелюбивые, в которых некая
рисовка «морской души» маскировала собой
подлинную влюбленность в море. Уже позади
была грустно окончившаяся любовь к девушке,
которая «и раньше приходила нескоро», а
однажды «не пришла совсем». Много позже
поэт вспоминал «глаза ее, близкие очень, и
море, отнявшее их» и даже довольно лихо
шутил по этому поводу:
-
Любимая чуть
не убилась,—
- Ой, мама
родная земля! —
- Рыдая, о грудь мою билась,
-
Как море о грудь корабля.
Как и некоторые другие молодые поэты,
работавшие на Кировском заводе, Николай
Рубцов совмещал занятия
в «Нарвской заставе» с занятиями в
заводском кружке. «Нарвская застава»
привлекала почти профессиональным
отношением к делу, занятиями по теории и
истории поэзии, кружок на заводе —
возможностью публиковаться в газете «Кировец».
В 1961 году редакция этой газеты выпустила
сборник стихов «Первая плавка», в который
вошли пять стихотворений Рубцова. К
подборке приложена очень удачная юношеская
фотография поэта. В 1963 году в Лениздате
вышел сборник «Продолжение песни» (стихи
поэтов Кировского завода), но в нем только
одно стихотворение Рубцова — «В кочегарке».
Два его стихотворения («В океане» и «Разлад»)
опубликованы в другом лениздатовском
сборнике «И снова зовет вдохновенье» (1962).
...Странно сейчас перебирать пожелтевшие
листки со стихами Коли Рубцова — те
экземпляры, которые давались на обсуждение
в «лито». Вот шесть стихотворений,
украшенных решительным минусом его
оппонента:
«На родине», «Фиалки», «Соловьи», «Видения
в долине», «Левитан» и «Старый конь». Может
быть, иногда чрезмерно суровы и
требовательны к молодому поэту были его
друзья, но отчетливо видишь, что в своих
оценках они редко ошибались.
Нельзя не согласиться, что «Фиалки» мелки
по теме, что «Видения в долине» длинноваты,
вторичны, грешат красивостями («сапфирный
свет на звездных берегах», «безмолвных
звезд сапфирное движенье»). «Старого коня»
и «Левитана» критиковали за, возможно,
неуместную в стихах такого рода игру слов: «Хоть
волки есть на волоке, и волок тот полог, едва
он сани к Вологде по волоку волок» или «звон
заокольный и окольный у окон, около колонн».
Зато вполне уместной была признана
звуковая перекличка в одном из его шуточных
стихотворений (кажется, никогда не
входившем в книги Рубцова):
-
Вредная,
-
неверная,
-
наверно.
-
Нервная, наверно... Ну и что ж?
-
Мне
не жаль,
-
Но жаль неимоверно,
-
Что меня,
наверно, и не ждешь.
Очень нравился нашим «литовцам»
своеобразный юмор Рубцова. И характерно,
что именно здесь впервые
«на ура» были приняты те его стихи («В
океане», «Я весь в мазуте, весь в тавоте,
зато работаю в тралфлоте»), которые стали
его первыми публикациями и сразу составили
ему добрую репутацию. На обсуждении
отмечалась своеобразная самоирония,
причудливо окрашивающая описание «трудового
процесса» в сочетании с совершенно
необычной «локальностью». «Я хрипло
ругался, и хлюпал, как шлюпка, сердитый
простуженный нос». Никто никогда не писал
таких стихов о неудачной любви, где
несомненная боль обязательно прикрывалась
иронией: высмеять — значило для поэта
выздороветь («Разлад», «Ненастье», «Утро
утраты»).
И уж совершенный восторг вызвало у
товарищей Рубцова одно из самых улыбчивых
его стихотворений — «Утро перед экзаменом»:
для ошалевшего от занятий школяра скалы
стоят «перпендикулярно к плоскости залива»,
«стороны зари равны попарно», облако
несется «знаком бесконечности», и даже «чья-то
равнобедренная дочка» двигается, «как
радиус в кругу». Было тут же установлено,
что именно с «равнобедренной дочки» и
началось это стихотворение.
Да, товарищи по «лито» очень четко «засекли»
тот момент, когда из-под пера Рубцова стали
появляться зрелые, художественно
совершенные стихи. К сожалению, далеко не
так обстояло дело в его взаимоотношениях с
печатными органами.
Задним числом мы иногда любим лакировать
путь поэта, украшать его розами и
выщипывать тернии. Нередко Рубцов приходил
на занятия злой, раздраженный:
«Опять не взяли стихи в «Смене». Что они
там понимают в стихах!» Нет, путь Рубцова в
литературу не был безоблачным, но он умел
относиться к жизненным трудностям с юмором.
Кажется, в последний год пребывания
Рубцова в нашем литобъединении секретарь «Нарвской
заставы» Борис Тайгин благоговейно
перепечатал на машинке в нескольких
экземплярах (для себя, автора и его друзей)
первый стихотворный сборник Николая
Рубцова под названием «Волны и скалы»,
включающий 38 стихотворений.
С книжечкой этой Рубцов в то время не
расставался. Очень мальчишеская, очень
задиристая, но ярко талантливая, она как-то
компенсировала ему отсутствие настоящей «прессы».
Позже он рассказывал, как приехал с нею в
Москву поступать в Литературный институт
имени
А. М. Горького, даже не надеясь, что его
примут, поскольку приехал с изрядным
опозданием, когда экзамены уже кончились.
Однако «Волны и скалы» так очаровали
экзаменаторов, что Рубцов был зачислен
добавочно на очное отделение. Оживленный,
не сразу поверивший своему счастью,
примчался он в Ленинград увольняться с
Кировского завода. Но, поступив в
Литературный институт, Рубцов не порвал
отношений с «Нарвской заставой». Приезжая в
Ленинград, он непременно навещал товарищей.
Запомнилось мне выступление Рубцова на
отчетном вечере в конце занятий. Я впервые
видел его перед большой аудиторией. В
чтении его чувствовалась глубоко затаенная
сила, да и манера чтения была совершенно
необычной, резко индивидуальной. Читая, он
проделывал рукой какие-то вращательные
движения, пригибаясь при этом:
-
Ну что ж! Моя грустная лира,
-
Я тоже простой
человек —
-
Сей образ прекрасного мира
-
Мы
тоже оставим навек.
...Я вслушивался в нотки голоса, столь
знакомого, и сердце мое резануло чувство
тревоги за судьбу этого человека. Может
быть, это было предчувствие неблагополучия?
Не знаю... Оно пришло и ушло. После окончания
Литературного института, хотя Николай
Рубцов и бывал в Ленинграде, мне не пришлось
с ним свидеться.
Печатается по
изданию: Воспоминания о Николае Рубцове.Вологда,
КИФ "Вестник", 1994.
|