Как сейчас вижу...

Александра МЕНЬШИКОВА

С фотографий в его книгах на нас смотрит задумчивый человек с ранними морщинками на лице и лысиной во все темя. Но помню его и другим...

Тяжелое было время, шла Великая Отечественная война, когда я приехала учительствовать в Никольскую школу. Мне поручили первоклассников. В январе без учителя остался и второй класс. Приняла и его. Заниматься приходилось во вторую смену. Класс этот был особый — в нем учились только воспитанники детского дома. У них не было родителей. Недоставало обуви и одежды, с питанием тоже испытывали трудности. Дети выглядели худенькими и не по годам серьезными.

Вот среди этих маленьких сирот я и приметила сухощавого невысокого мальчишку с черными волосами и черными проницательными глазами. Сидел в среднем ряду на второй парте и чаще других попадался на глаза. К тому же всегда, когда я спрашивала урок, Коля первым поднимал тоненькую ручонку. Знает. Иногда и вертится, не слушает, а спросишь — ответит без запинки.

Он был очень любопытен. Едва ли не каждую перемену подходил со своими друзьями к моему столу и задавал массу вопросов: как, почему, где, что? — все надо знать ему. Старался быть первым во всем. Задачки решал лучше всех, писал лучше всех (четкий бисерный почерк у него был).

А если что читаешь, особенно стихи, он и ротишко раскроет. Обожала я Пушкина, много знала наизусть, Никитина — тоже. И ученики мои полюбили их стихи. И сказки. Видимо, что любит учитель, то прививается и детям.

На уроках грамматики читала ребятам предложения из произведений Пушкина и Никитина, разбирала их. Учили стихи. Коля обязательно спросит: «А вы знаете все наизусть? Расскажите». И вот я читаю «У лукоморья...», или «О попе и о работнике его Балде», или еще что-нибудь. Смеются. Коля громче всех. А я рада, что их лица просветлели.

Коля любил читать стихи и читал хорошо. Встанет, расставит ноги, смотрит куда-то вдаль и декламирует, а сам, кажется, мысленно — там, с героями стихотворения. Я часто ставила его декламацию в пример остальным: читайте вот так; а ну, расскажи еще раз, пусть ребята поучатся. Книжки интересные читай ему хоть каждый день! Кончаются уроки, и опять слышу Колин голос:

«А сегодня будем читать?»

Мальчик Рубцов обладал тонким вкусом. Однажды в мае дети шли в школу и по пути набрали букет цветов, принесли мне. Я похвалила их. После уроков Николай и его друзья отправились на луга и принесли букет еще лучше. Он не был большим, но выглядел очень красиво, цветы подобраны умело, будто художником.

Никого не обидит. Дружил и с девочками, особенно с Ниной Пашиной. Его старшим другом был Вася Шадрин. Дружил он и с братом Васи, Павликом. Помогал в учебе слабым. Скажешь: «Коля, можешь объяснить, как задачу решить?»—он сразу же и охотно выполняет поручение.

Как сейчас вижу: идет зимой по улице в стареньких ботиночках, поношенная шапчонка сдвинута на одно ухо. Руки красные, как гусиные лапки,— не было рукавичек. Кое-как отогреешь их, а ребята уже снова торопятся на улицу. Зальют горку водой и катаются — и на ногах, и на боку, и на спине. Покроются лужи льдом, дети тут как тут и рано утром, и поздно вечером. Один раз три друга выкупались в ледяной воде. Пришли мокрые, как утята, но едва обсохли — снова на лед, уже на другую лужу.

Росла ель на берегу Толшмы у Попова гумна. Там их любимое место для купания. Ой сколько их там собиралось и на песке, и в воде — не сочтешь! Место глубокое. Коля хорошо плавал и учил этому других. Летом часто с Васей Шадриным ходил ловить рыбу удочками. Целыми днями сидят на берегу, обхитрят пять-десять рыбешек, нанижут на ивовый прутик и, довольные, несут на кухню.

Любил домашних животных. Посмотришь — ребята едут с водовозом на лошади. Тут и Рубцов обязательно. Кто ведет лошадь за повод? Рубцов. Кто сел верхом и погнал лошадь на водопой? Опять же он.

От многих других отличала мальчишку исключительная честность. Однажды в школьном коридоре разбил он стекло. Никто этого не видел — другой бы умолчал, а он сразу ко мне пришел. Рассказывает, а у самого слезы на глазах, испуганно смотрит на меня. Ведь война. И стекол нигде нет. А когда я сказала, что стекло найду и завхоз вставит, его глазки снова засияли, стали доверчивыми. Извиняется: не нарочно разбил, поскользнулся.

...Потом он уехал из Никольского. Служил на флоте, работал, учился. Времена для него были трудные, но не отступил, учился. Хватило мужества — ведь ему никто не помогал материально. Вот бы пораньше заметить его способности, его талант! Доброты в нем было через край, доверчивости — еще больше: простота, не знающая границ... Вот такой человек и вырос в большой советской семье. Эта семья — Никольский детский дом, Никольская школа, что в Тотемском районе.


Печатается по изданию: Воспоминания о Николае Рубцове.Вологда, КИФ "Вестник", 1994