Эти заметки я пишу в начале нового века на белом свете, а значит, и на Руси. В дни, когда одному из самых задушевных и любимых поэтов — Николаю Михайловичу Рубцову — исполнилось бы 65. За окном — морось, туман, которые будто полны печали: в январе же, в крещенские морозы, он и умер. Как и предсказали: "Я умру в крещенские морозы, я умру, когда трещат берёзы..."

Мне выпало редкое счастье знать и говорить с Николаем Рубцовым, тогда ещё студентом Литературного института имени Горького, где училась и я. Но сначала, во время лекции, в руки мои попала небольшая книжка. Заглядываю внутрь...

В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмёт ведро,
Молча принесёт воды...

Безыскусные и очень светлые строчки коснулись самого сердца... Переворачиваю страницу, и там — о ней, милой родине, но уже более широко и глубже:

Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи...

А строки ведут дальше, и каждый глагол — сквозь сердце, и, наконец, как выдох:

С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.

Простые и пронзительные эти строки не дойдут разве что до человека, для которого не только поэзия, но и родина — пустой звук. Знал ли Николай Михайлович, тогда для большинства просто Коля, что в "самой смертной" связи с ним, поэтом, будут тысячи, а потом и миллионы людей — даже те, кто до сих пор смотрел на поэзию, особенно современную, — свысока?!

— Кто он такой? Где живёт, в каком городе? Сколько ему лет? — с этими вопросами кинулась я в перерыве к сокурсникам.

— Как кто? Да студент! Двумя курсами выше.

— Неужели? Покажите хотя бы?..

И вот — общежитие института. Кто-то из товарищей останавливает в коридоре: "Вон, видишь, навстречу идёт? Рубцов!" До сих пор помню, как вихрь противоречий охватил меня. "Как, вот этот — угрюмый, в серой, видавшей виды одежде... почти без волос... непонятный какой-то — и есть Рубцов? Обманули, должно быть..."

Но уже заметили меня его тёмные внимательные глаза, и, чем ближе он подходил, тем больше я видела в нём поэта — того самого!

— Извините, Николай... Михайлович... Я прочитала вашу "Звезду полей", в магазинах её уже нет...

— А, а, — неожиданно улыбнулся, да так простодушно, открыто, что мне сразу стало легче. — Я не уверен, что у меня самого она ещё есть. Разобрали, — и, опять улыбнувшись, почти удивлённо развёл руками. — Ну, я пойду...

Были ещё встречи, такие же немудрёные, и надо ли говорить, что с тех пор я не пропускала ни одной публикации, рассказывая встречным и поперечным о поэте Рубцове, наизусть читая его стихи... И вот — роковой зимний день, известие о смерти...

* * *

Увы, последующие встречи были уже с другим Рубцовым. Поездка на теплоходе в Тотьму — на открытие памятника Поэту работы Вячеслава Клыкова. С крутого берега родной ему реки Сухоны всматривается он и в новый день, и в нас: как-то мы любим Россию? Как-то воспринимается его поэзия сегодня? Впрочем, многочисленные издания его стихов в последние годы, несмотря на всю политическую свистопляску, — говорят сами за себя. Хотя при жизни у Рубцова вышли всего четыре небольшие книжки. Не был он отмечен ни премиями, ни достойным вниманием властей всех уровней, хотя уже всем было ясно, что это за поэт. Далеко не часто стихи берут так за душу, становятся такими необходимыми сердцу человека. Незадолго перед трагической смертью он поселился, наконец и впервые в жизни, в маленькой квартирке, где собирался жить, творить и завести семью. Но женщина, которую он хотел назвать женой, убила Поэта. И, видимо, не случайно, по словам хоронивших его, — на устах Николая, лежащего в гробу, блуждала улыбка иронии Судьбы...

* * *

Николай Рубцов ушёл и оставил в наследство, кроме щемящих душу стихов, две проблемы. Одна: устарела ли такая поэзия в век компьютеров и виртуальной реальности? И вторая: прощать ли убийцу Поэта, за что ратуют и некоторые видные писатели?

Первая проблема для людей, давно приспособившихся к подачкам с Запада, или в силу творческой несостоятельности, — как бы и не существует. Тому, кто говорит о России "эта страна", — по большому счёту наплевать на её духовность, которая только одна способна сберечь народ как великую нацию. Чем заумнее, чем рациональнее стихи — тем нынче моднее. Или чем смешнее, в крайнем случае. Сегодня молодёжь больше знает Вишневского, чем Рубцова. Но только истинная поэзия способна затронуть душу, спасти её в трудный час и возвысить над прозой жизни. Именно таковы стихи Николая Михайловича. Не поленитесь, дорогие читатели, загляните в ближайшую библиотеку. И поменьше верьте тем, кто мелькает за большие деньги на экранах, кого осыпают премиями нынешние вельможи. Верьте своему сердцу, и никогда не ошибётесь.

И, наконец, вторая, не менее серьёзная, проблема. По-христиански, та женщина должна быть прощена. Да, уточню я, — если она искренно покаялась. Но вот что сказал об этом один из самых близких друзей Рубцова — поэт Виктор Коротаев, бывший на суде: "Она защищалась обдуманно и хладнокровно. И странно: даже одного доброго слова не нашла для человека, рядом с которым прожила полтора года, даже тени раскаяния не выказала, доказывая, что не было у неё времени одуматься... Суд доказал — было время". И ещё. Людмила Дербина, та самая женщина, очень скоро обрела желанную свободу и не устаёт писать налево и направо о той трагедии, всё в том же духе. В своё время Николай Рубцов, по рассказам литераторов-вологжан, отказался ей дать рекомендацию в Союз писателей, не желая идти на сделку с совестью. Сейчас она, по-видимому, "навёрстывает" упущенное, издавая и так называемые "воспоминания"... Но я надеюсь, что мы не окажемся глупее тех потомков Дантеса, что не простили ему гибели далёкого русского поэта с фамилией Пушкин. Не имеем права перед лицом России.

Именем Николая Рубцова названа улица в Вологде. Она такая же не длинная, как его жизненный путь. В городе Тотьме, самом близком для Поэта, его имя присвоено районной библиотеке. На его стихи написано уже немало песен, в том числе такие известные, как "В горнице", "Букет" и другие. В Тотьме и Вологде ему воздвигнуты памятники. Но главное — поэзия его живёт и помогает жить нам, и это уже — навсегда.

За нами шум и пыльные хвосты —
Всё улеглось! Одно осталось ясно —
Что мир устроен грозно и прекрасно,
Что легче там, где поле и цветы...

Вот, так просто — о сокровенном и сегодняшнем. Рубцов был чужд политики, он писал сердцем для нас, а значит, и для вечности. Его талант настолько органичен, что, кажется, стихи его просто слетали с пера на страницу и, что всего удивительнее, кажется, что он просто услышал нас и только записал то, что мы чувствуем, о чём думаем сегодня... Такое даётся очень талантливым и очень большим поэтам.

---

Источник: газета "Литературная Россия"