Михаил Каплин

Мы с Николаем подружились сразу же. Еще бы: и он, и я служили на флоте, а законы морского братства нерушимы. Скоро все узнали, что он пишет стихи, просили почитать, "подбрасывали" темы. Иногда мы устраивали в комнате настоящие концерты. Я играл на гитаре, а Николай пел народные песни, которых знал множество, и подыгрывал себе на гармонике.

Жизнь наша была трудовой, а быт — без лишнего комфорта. Но, несмотря на тяжелую работу, мы все учились и Николая сагитировали поступить в школу рабочей молодежи, вскоре он стал ее учеником.

Исподволь, но верно Кировский закалял его характер, воспитывал, учил правде жизни. А это самая главная наука.

Александр Баракин

Я до сих пор помню, как Николай читал свои стихи на вечере поэзии во Дворце культуры имени Горького: красиво, звучно, как мне тогда подумалось — лучше, чем иной артист. Все те чувства, которые у него были, передавались залу. Люди слушали, затаив дыхание. А нам было радостно: ведь это наш товарищ, наш поэт, кировец.

Анатолий Бельтюков

Коля очень гордился званием кировца. Никогда не жаловался на трудности работы, говорил с юмором и был очень доволен, что работа у него ладится, что он нужен цеху, своему коллективу.

Как-то под Новый год шли мы в вечернюю смену. Вдруг вахтер останавливает Николая. Оказалось, просрочен какой-то вкладыш. Мы стали просить пропустить его, а Николай поодаль стоит, видно, обдумывает, что же делать. Потом подходит к вахтеру и говорит: "Понимаете, я же шихтовщик, без меня весь цех остановиться". То ли эти слова подействовали, то ли еще что, но пропустили.

Александр Николаев

Жила наша пятерка очень дружно. Если надо — без лишних слов помогали товарищу. Вообще мы как-то все делали вместе. В баню — все пятеро, ужин — каждый выкладывал на стол, что у него есть, также вместе ходили слушать стихи в Дом писателя имени Маяковского, Дворец культуры имени Горького. Старались не пропускать вечера, когда свои стихи читал Николай...

Койки наши в общежитии стояли рядом. Засиживались вечерами допоздна: я учился в машиностроительном техникуме, Николай — писал стихи. В его тумбочке лежала стопка листов, испещренных пометками, вычеркнутыми строчками, вымаранными чернилами словами. Иногда Николай часами бился над одним словом. Бывало, вернемся с завода в общежитие — в комнате хоть шаром покати: добываем у ребят хлеба, ставим чайник, пьем кипяток. Николай уже успел за день сочинить стихотворение, но "замка" стиха, как он говорил, — нет. Опять бьется над словами. И, наконец, улыбается. Счастливый, будто золотой червонец нашел.

Рубцов часто по ночам писал стихи, и утренний сон ему побороть было тяжко. Мы готовили ему что-нибудь поесть и дружно поднимали. На работу шли уже все вместе.

Так жили дружно вплоть до его отъезда в Москву.

Валентин Горшков

Впервые я познакомился со стихами Рубцова 26 апреля 1960 года. В этот день в очередном номере газеты "Кировец" было напечатано стихотворение "В кочегарке". Автор подписался так: "Ник. Рубцов, кочегар жилотдела". Стихи на так называемую производственную тему были ясными, свежими, а главное — за ним угадывался сам автор — молодой парень, только что отслуживший на флоте и решивший стать рабочим.

В то время я работал на Кировском, тоже сочинял стихи и знал среди кировцев, кажется, всех, кто начинал пробовать себя на литературном поприще. Но кто же тогда этот "Ник. Рубцов"?

Газета охотно предоставляла место для стихотворений начинающих авторов. Вокруг нее формировался актив людей, имевших вкус к работе над словом. Дважды в месяц после рабочей смены в редакции собирались члены литературного объединения завода, приносившие на суд товарищей свои произведения. Руководил занятиями ленинградский поэт Николай Дмитриевич Новоселов. Интересный, своеобразный поэт, он был чутким и внимательным наставником заводской литературной молодежи.

Среди членов литературного объединения были и безусловно одаренные люди, писавшие не только стихи, но и рассказы, и повести. Так вот очное наше знакомство с Николаем Рубцовым состоялось через месяц — на очередном занятии литературного объединения. Мне привелось стать оппонентом при разборке его цикла стихов, вынесенных им на суд новых товарищей по перу.

Был он щуплым, невысокого роста пареньком с начавшими редеть над выпуклым лбом волосами. Из-под раскрытого ворота рубашки у него неизменно выглядывала тельняшка. Я был первым, кому выпала честь ознакомиться с его рукописью и высказать о стихах свое мнение.

До сих пор у меня хранятся эти отпечатанные машинисткой завкома, старостой нашего литобъединения Еленой Мефодиевной Дементьевой стихи. На полях рукописи почти против каждого стихотворения поставлен восклицательный знак. Стихи новичка (а Николай Рубцов впервые был приглашен на занятие литкружковцев) понравились всем без исключения, хотя кое за что их пришлось и покритиковать. Автор, чувствовалось, внутренне волновался, но держался с достоинством. Мы единодушно приняли его в свою литературную семью.

Василий Карпущенко

На тетрадном листке в клетку весной шестьдесят второго года написаны эти строчки:

"Елена Мефодьевна, извините, я принес стихи Вам сюда. Отпечатайте их, пожалуйста, не сбивая интервал (можно через малый, можно через большой, только так, чтоб стих был размещен на одной странице). Прошу отпечатать их в 4-х экземплярах, на белой бумаге, пожалуйста. Во вторник можно будет за ними зайти к Вам в завком? Рассчитаюсь, как говорил. С приветом Н. Рубцов".

23 стихотворения, аккуратно перепечатанные секретарем-машинисткой заводского комитета профсоюза Кировского завода, старостой литературного объединения Еленой Мефодьевной Дементьевой, хранятся среди моих бумаг вместе с фотографией их автора Николая Михайловича Рубцова. Эти стихи обсуждались тогда майским вечером 1962 года рабочими поэтами Кировского завода...

До занятий он приходил в редакцию заводской многотиражки "Кировец", садился где-нибудь в стороне, наблюдая за суетливой работой газетчиков, или что-нибудь писал в тетради. Никто не читал еще тогда его стихов, не видел их рукописи. Лишь в апрельском номере "Кировца" за 1960 год появилось впервые стихотворение Н. Рубцова "В кочегарке":

Вьется в топке пламень белый, 

белый, белый, будто снег,

и стоит тяжелотелый 

возле топки человек...

Кочегаром Рубцов оставался недолго, в мае 1961 года он перешел работать шихтовщиком в копровый цех и поселился в заводском общежитии на Севастопольской улице. По этому поводу он шутил с друзьями:

— Везучий я в морской жизни! Служил на Баренцевом море, а живу на Севастопольской...

Радуясь легкости и напевности рубцовских стихов, мы не знали, каким трудом достаются они ему.

...В канун ноябрьских праздников 1962 года Рубцов простился со своими друзьями-кировцами и уехал учиться в Литературный институт имени А. М. Горького.

Вскоре в числе небольшой делегации я направился на торжества в город Гжатск. От коллектива кировцев мы везли матери первого в мире космонавта Ю.А.Гагарина, дочери путиловского рабочего Анне Тимофеевне, отмечавшей свое шестидесятилетие, скромные подарки. Я захватил с собой только что вышедшую тогда в Лениздате книгу стихов рабочих поэтов Кировского завода "Продолжение песни". Наш путь лежал через Москву, и мы, естественно, не могли не навестить Николая Рубцова. Разыскали его в Москве только под утро. Жил он в институтском общежитии.

Показал "Продолжение песни" Рубцову. Он полистал сборник, посмотрел и свои стихи, помешенные здесь, сказал:

— Есть у меня новые стихи. Вот послушайте....

Взял гармошку, растянул мехи и глуховатым голосом запел:

Но однажды я вспомню про клюкву, 

про любовь твою в сером краю. 

И пошлю вам чудесную куклу, 

как последнюю сказку свою...

После окончания института он приезжал в Ленинград, встречался со своими друзьями. Подарил кировцу Александру Николаеву свою книгу стихов.

Как-то я показал книгу стихов Николая Рубцова и его фотографию рабочему-скульптору-любителю Моисею Львовичу Жаржевскому. Рассказал о поэте, и тот загорелся желанием сделать скульптурный портрет Николая Михайловича. Он лепил вечерами, в обеденный перерыв, всматривался на фотографии в юношеские черты поэта. Два варианта портрета, почти уже готовых, Жаржевский уничтожил. Принялся за третий. Я приводил друзей Рубцова, с которыми он жил на Севастопольской: Николаева, Каплина... И мало-помалу стал вырисовываться образ поэта, каким его знали в начале шестидесятых годов.

---

Источник: Литературно-художественный альманах "Николай Рубцов: время, наследие, судьба"